Башня Богов III - Антон Александрович Карелин
В короткой медовой шерсти, высокие и нескладные, с длинными руками и ногами, местные больше всего напоминали лемуров и ленивцев, только развитых и почти человечных. Слегка заострённые мордочки и подвижные носы, любопытные глаза. Они не умели торопиться и суетиться, всё делали медленно, с толком и размеренностью, выдающей расчёт. Ещё бы, когда ты по жизни тормоз и гордишься этим, на протяжении текущего действия всегда вдоволь времени, чтобы обдумать следующие. Они называли себя насмешливым именем шер-мер: «анти-торопыги».
Тайро осудили этот народ как беззаботных глупцов, недостойных уникальной планеты. Но я, глядя на шер-мер, видел не недоразвитых ленивцев, а благожелательных и процветающих существ, живущих полной жизнью. Тех, что создали Гормингара и не пытались впрягать его в рабство ради лишней выгоды, а просто отпустили на свободу. Они не поддались на соблазн использовать Искажение и стать высшей расой — потому что умели быть счастливой обычной.
Выходит, я нашёл ту самую безгрешную цивилизацию, редчайшую во вселенной, о которой недавно рассуждал! Они и правда жили в собственном рукотворном раю… покуда археон вселенской ненависти не использовал тайро, чтобы уничтожить благодушных шер-мер. Ведь ненавидящий каждого во вселенной, превыше всех владыка Орион ненавидел тех, кто счастлив.
Теперь преступление тайро выглядело ещё более чудовищным. Идеальная цивилизация рухнула, планета раскололась, большинство невинных погибли в катаклизме, остальные были пожраны бесформами или умерли от жажды, голода и болезней. Кто-то добровольно сдался скверне, чтобы прекратить страдать… На этом всё должно было закончиться, но каким-то невозможным образом в центре планеты, в Искажении сохранились их голоса.
Забытые и неслышные, они два столетия пели каждый свою песню. Сейчас я был внутри одного из них, мелодия текла сквозь меня… и я понял, что это не просто какой-то бледный оттиск, пойманный в семантическую суть. Это была личность.
Его звали Шейлиф Тихоня, он смотрел, как растёт трава, и его душа пела тихую песню благодарности миру. Он осознал чужое присутствие и заглянул в меня: удивлённо сморщенный нос, золотистые глаза на лице, покрытом светлой шерстью, смущённая ухмылка. Я понял, что слушаю разум мертвеца, который не знает, что мёртв; он зациклен в одном моменте и проживает его снова и снова.
Мой разум рывком метнулся прочь от умиротворения, куда угодно, и несколько мгновений слепо бросался из стороны в сторону по случайным понятиям, не думая, куда направляется, лишь бы бежать.
Внутри ворочались мысли и метались чувства: вымиравшие джарры, чума, долг, Уилл и Орчана, равнодушие Гормингара, который жертвовал пачкой живых инструментов; катаклизм и гибель всего; мёртвый мир и висящие острова-памятники, на которых медленно зарождалась новая жизнь. И моя родная планета: беззащитный сине-зелёный шарик огня, воды и Земли, вокруг которого сгущалась тьма. Пророчество, рушащиеся небоскрёбы Нью-Йорка, Пекина и Москвы, гибнущие люди. Всего этого было так много, что я не мог удержать.
А снаружи пело бессчётное море неслышимых голосов, каждый свою песню. И, кажется, Шисс был прав, кажется, они начинали сливаться в хор.
Все дороги ведут в центр; через какое-то время, миновав десятки точек, я оказался перед крысом-ангелом, застывшим в медитации и переборе струн. Он сплетал их ловкими пальцами опытного алхимика-ядоманта, играя на арфе жизни и смерти, выбора и судьбы. Гормингар сидел у его ног в облике всё того же питомца, с которым гуляли по паркам беззаботные шер-мер.
— Ты услышал песню? — спросил юный бог, наклонив звериную голову.
— Да.
— Осталось пять секунд.
Тринадцать искр проступили в его теле, семь в моём. Я тронул три спящих искры Уилла, серых, застывших между светом и тьмой.
— Ты специально позволил Хаддари пробраться в Ядро и допустил заражение части искр, чтобы получить сильнейшую скверну, изучить её и выработать иммунитет? Чтобы в итоге победить Чёрное солнце?
— Да.
— А Кари пожертвовал, чтобы получить спящего агента в их воинстве?
— Да.
— Ты убил ни в чём не повинных Валлу, Оберина и превратил Кари в чудовище; позволил Уиллу сойти с ума от жадности, а мне дал его убить; допустил гибель множество тайро в боях за планету — всё ради своего Плана.
— Да.
— Чем это лучше того, что устроили серокожие? Конечно, масштаб жертв на порядки меньше, но в принципе — чем это лучше? Ты такая же тьма, как и они, Гормингар?
— Видишь ли, до недавнего момента я был избирательным светом. Светившим только для тех, кто меня создал и был ко мне добр.
— А что теперь изменилось?
— Дитя джарров напомнила мне песни, спетые зеленокожими, их заботу, когда я был юн. Я вытеснил их из памяти как несущественные, но был не прав. Они так же важны.
— Тебя кардинально изменила горстка хороших воспоминаний?
— В каждой личности есть всё сразу: и хорошее, и плохое. Мы — то, что мы держим в фокусе сердца. Я всё равно перерождался, а потому решил: почему бы не стать лучшей, продвинутой версией себя.
— Теперь в твоём сердце песни двух народов, джарров и шер-мер?
— Нет. Теперь в моём фокусе благо всех народов. Тайро и землян тоже.
— Вот оно что. Звучит прекрасно, но сейчас одна раса гибнет, вторая погружается во тьму, а третья давно исчезла. Ты будешь пытаться спасти их всех?
— Да, — просто ответил Гормингар, и у меня внутри всё дрогнуло от простодушия этого ответа. — Чёрное Солнце расширяется, как сверхновая тьмы, обволакивает слой планеты за слоем, слепляя острова и осколки воедино. Скверна внедряется во всё живое и мёртвое, пропитывая собой новый будущий мир. Волны уже достигли Ядра.
— И как их остановить?
— Никак. Пусть Чёрное Солнце захватит весь мир, Искажение и нас. Мы станем его частью и победим изнутри. Ведь у нас есть иммунитет.
— Скверна не зла, зла лишь воля, которая живёт внутри Солнца, — вспомнил я изречение Оберина.
— Мы победим эту волю, ибо она не способна жить, а может лишь ненавидеть. Она пуста.
— Допустим, ты завладеешь и светом, и тьмой, что дальше? Как ты можешь спасти тех, кто уже погиб?
Гормингар опять улыбнулся: я явно упустил какую-то важную часть картины и не мог понять.
— Ты же был на вершине Хрустального Шпиля, Яр, — сказал он. — Ты должен помнить.
Догадка вспыхнула, ох, как я раньше не понял⁈ Ведь догадался, что система здесь действует,
