Занимательное ботоводство - Вадим Смольский (Letroz)
Но и не это было самым пугающим открытием. Трон мёртвой твердыни не пустовал. Там восседал в позе роденовского мыслителя ещё один голем. От прочих он отличался изящностью конструкции, походя на человека, либо очень стройного дворфа гораздо сильнее, чем следовало бы, а также тем фактом, что он был несомненно жив. Настолько, насколько этот термин его вообще касался.
Реагируя на появление посторонних, он, не меняя позы, повернул в их сторону голову. Глаза его зажглись, словно два прожектора. Их свет, мало того что стерильно белый и ослепительно яркий, особенно после часов блужданий в темноте, помимо прочего был ещё неожиданно горячим. Причём касалось это только и исключительно живых существ в широком смысле. Пыль, паутина и прочий мусор на свет никак не реагировали.
В руках голем держал на манер игрушки ссохшуюся голову дворфа, который, судя по гримасе, умер не от наслаждения. Кто это такой гадать не приходилось — корона, украшенная сапфирами, всё ещё оставалась на своём месте.
Во всём остальном голем на Калиту впечатления опасности не произвёл. Его явно создавали не для боя. Но вот Эланна пришла к совершенно иному выводу:
— Не знаю, что это такое, но во всём, что мы видели, повинно это существо, — прошептала друид с непоколебимой уверенностью.
Вампирша на неё покосилась с недоверием, но спорить не решилась. Решив, что раз уж их заметили и ничего не предприняли, то можно и поговорить, Калита, не рискуя приближаться, крикнула:
— Кто ты?
Вопрос подразумевался как «друг или враг», но голем ответил иначе:
— Я.
Учтя этот «ответ», второй вопрос вампирша задавала так, чтобы разночтений быть не могло:
— Что ты здесь делаешь и что тут вообще случилось?
— Сижу, — вторая часть явно намеренно осталась без ответа.
Эланна тем временем недоверчиво озиралась, ища подвох. И она быстро его нашла. С ними не просто говорили, а тянули время.
— Светильники! — прошипела друид, указывая на уже знакомый предмет антуража. — Она загорелись!
Калита только отмахнулась от неё, продолжая допрос:
— Что тут произошло?
— Очищение.
Всё больше и больше светильников загоралось вокруг, наполняя тронный зал неуютным, отдающим больницей белым светом. Ощущение подводности, как и всякая синева, попросту исчезли. Свет, чем бы он там ни был, даже отражаясь от сапфиров и цветных линз, всё равно сохранял первоначальный, стерильный белый цвет. Характер того, как он освещал окружающие потёмки, навело Эланну на ещё одну особенно пугающую догадку. Она выхватила книгу, позаимствованную из обсерватории, и принялась быстро и беспощадно листать страницы, проверяя свою мысль.
— Что ты делаешь? — отвлеклась Калита.
— Чернила! — бросила друид, непонятно указывая на почти целиком закрашенные страницы.
— И что чернила? Они перестали видеть звезды…
— Это белая бумага с чернилами! Белое небо и чернильные звёзды, понимаешь⁈ Инверсия цвета! — тыкая в книгу, практически кричала Эланна. — Они перестали видеть не звезды! Они перестали видеть всё, кроме звёзд!!!
Свет зажёгся в полную силу. Он не только ослеплял и обжигал, но ещё и оглушал. Калита так и вовсе начала дымиться. Не помогал даже её амулет, позволявший вполне комфортно разгуливать под лучами солнца.
— Дворфы Карак-Долла усердно искали свёт в ночном небе, — неожиданно сказал голем. — И они нашли его. Они молились ему. И он очистил их. И вас тоже очистит.
— Бежим! — вскрикнули девушки разом.
Свет был повсюду. Теперь-то предназначение странных светильников стало окончательно ясно, как и то, почему их повсюду было столько. На стенах, потолке, помещениях и даже никому не нужных тупиках. Вовсе не с запасом, а с одной целью: чтобы когда они одновременно зажигались на полную мощь, не оставалось ни намёка на тень или полумрак, в котором можно было бы укрыться.
Дворфов и их творения этот свет, вероятно, побудил к самоубийству. Калиту и Эланну, как игроков, просто медленно, но неотвратимо убивал. Голем их не преследовал, оставшись на троне вместе со своей страшной игрушкой, и вновь погрузился в размышления. Словно он чего-то ждал.
Свет не только отнимал здоровье, но и ощутимо замедлял и препятствовал попыткам исцелиться. Даже вампирша, откупорив пузырёк с кровью, лишь утолила эфемерную жажду. Зато неожиданным образом помогала одежда. Она, конечно, сильно грелась, но это было лучше медленной смерти. К сожалению, не было чем прикрыть лицо и особенно глаза, поэтому какой-то урон, вкупе с неприятными оптическими эффектами ослепления, всё равно присутствовал.
Бороться со светильниками оказалось совершенно бесполезно. Те мало того что не зависели от какого-то источника питания, ещё и раскалились так, что прикосновение к ним обжигало похлеще раскаленной сковороды.
Но было в этом всём и кое-что позитивное. Благодаря свету и особенно «фонтану», превратившемуся в этакое солнце, подземный город теперь оказался перед девушками как на ладони. Ни одно даже самое первоклассное ночное зрение не могло обеспечить такой видимости. И как бы он ни слепил, ни жёг, ни вызывал слёзы, именно благодаря ему, вернувшись на главную площадь, стало видно, что один из тоннелей вел к выходу. Ну, или, во всяком случае, к огромным железным воротам, рассчитанным словно на великанов, и к аллее славы со статуями дворфийских королей перед ними. Увы, смотреть на это всё времени не оставалось. Одежда уже тлела.
Ворота оказались, конечно же, заперты. Как и маленькие дверки рядом, которые, очевидно, использовались для всех тех случаев, когда в город не пытался попасть трёхпалубный линкор под полными парусами. Но дверки хотя бы удалось вышибить — «помогли» сгнившие засовы и невероятное желание выжить.
Красные, дымящиеся и исходящие паром как после бани, девушки, оказавшись на свежем воздухе, первым же делом бросились в ближайший сугроб.
— Ну кто бы мог подумать, что Тукан служит такой хтони! — высунув голову из снега, со смесью восторга, восхищения и удивления высказалась Калита.
— Хм, — многозначительно сказала Эланна в ответ, над чем-то крепко призадумавшись.
Вампирша даже огляделась, ища причины этой задумчивости в окружающей местности. Но та если к чему-то и побуждала, так к радости. Они после всех этих блужданий по дворфийской твердыне вышли туда, куда и шли изначально — на другой
