Варнак. "Мертвая вода" (СИ) - Зимин Николай

— Ладно, не скули, — дедок хлебнул адского пойла. — Карта есть?

Карта была. Дед ткнул узловатым пальцем в россыпь островов южнее.

— Архипелаг Краба. Там людоеды обитают. Они суда захватывают, вот у них и купишь корабль, там должно что-нибудь быть.

— Как я с людоедами договорюсь? — спросил я. — Сожрут же.

— А ты возьми рома, — хитро ухмыльнулся старик, — много рома. Они его любят почти как человечинку. Напоишь, подаришь бусы и зеркальце, можешь пару рабов купить пожирнее, так и сторгуешь какую скорлупку.

— Ты, дедуля, как погляжу, тоже не слишком высокоморальный гражданин.

— Ну не бери рабов, дело твое. Все, бывай, паренек, мне надо к племяшу.

Распрощавшись со странным пенсионером, я прямиком отправился на рынок. Через час городские ворота выплюнули скрипящую повозку, доверху забитую глухо звенящими ящиками. Я неловко дергал поводья, но лошадь попалась смирная и послушно тянула лямки, забирая в сторону от города по старой заросшей дороге. Когда Лефан скрылся за холмом, я вызвал Алиску и, уговаривая и обещая самого жирного слона, с трудом закрепил ящики на покатых боках, истратив веревки едва ли не километр.

Когда Алиска стала похожа на танк в динамической защите, я еще раз проверил все узлы. Виверна обнюхивала ящики подозрительно, а недовольная морда выразительно скалилась, намекая, что хозяин путает благородную крылатую хищницу с ишаком, что возмутительно и вообще недопустимо.

Ухо уловило тонкий голосок, что доносился от небольшого лужка неподалеку. Заинтересовавшись, я огляделся и приметил цветочную круглую грядку, заботливо обложенную камнями. В бутонах жужжали шмели, мухи, пчелы и, я глазам не поверил, копошилась мелкая фея. В отличие от злобной Айне она щеголяла в воздушном белом платьице, махала прозрачными стрекозиными крылышками и что-то пискляво напевала, то и дело отгоняя пчел лопаточкой и собирая пыльцу.

— Эй, крылатая! — Я неслышно подошел к каменному кругу. — Как жизнь?

Фея вздрогнула и обернулась. Я натянул самую располагающую улыбку и помахал рукой. Фея напряглась и дернулась, будто надумав удрать, но передумала, поправила платьице и нервно улыбнулась в ответ.

— Приветствую благородного воителя на землях фей! — галантно поклонилась пигалица на лету, трепеща крыльями, как колибри. — Что привело тебя в наши владения?

— Проездом, — ответил я, изучая окрестности. — А тут точно ваши владения? На карте ничего такого нет.

— Эдиктом правителя Лефана эти луга, от речки и до леса, принадлежат феям, — объяснила она немного настороженно. — Мы очень благодарны за приют.

— Ты пыльцу собираешь, что ли? — ткнул я в маленький горшочек на широком лопухе. — Серьезно?

— Конечно, — удивилась фея. — Я ее кушаю.

— А ты точно фея? — подозрительно нахмурился я. — А мясо любишь? На вертеле? Чтоб прямо с кровью?

Фея позеленела и зажала рот ручками, отчаянно тряся головой.

— Ты какая-то неправильная фея, — уличил я. — Точно знаю, что вы мясо едите.

— Вы… Вы! — Фея надулась от негодования. — Вы много себе позволяете! И с кем-то меня путаете! Феи не едят мяса!

— Ну не знаю, — протянул я, вспоминая Айне, которую от мяса палкой не отгонишь. — Хотя на севере самый лучший витамин — жареный кабанчик. Скудно там с травами, края суровые.

— Траву мы тоже не едим!

— Да понял я, пыльцежуйка, понял. Ты лучше скажи — Феррана знаешь? Лесного рогача?

Фея задохнулась, будто получила под дых, а невинные глаза наполнились подозрением и тревогой.

— А почему вы спрашиваете?

— Надо, вот и спрашиваю. Тебе-то не все равно? Он же вас теперь не шибко любит, да?

— Это не правда! Ну не совсем… — поникла фея. — Наш народ предали и великий Ферран разгневался…

— Он может, — кивнул я сочувствующе, — тот еще злобный волосан.

— Не смейте так говорить! — яростно зашептала фея, оглядываясь. — А я вообще молчу и ничего не знаю! Славься в веках, о Ферран!

— Ясно все, — презрительно скривился я, — позвоночник не сломай от такого прогиба. А что там за предательство?

— Одна… отступница, — замялась фея, — осквернила храм, украла ценнейшую реликвию и сбежала. А ведь была — вы только не упадите, мне страшно и говорить такое! — старшей жрицей!

Тоже мне новость, мелькнула мысль, уже и в личку подробно от системы проинформировали чем мне вылилось знакомство с Айне.

— И он отвернулся от нас, — сникли прозрачные крылышки, — понимаете? Это большое несчастье. Все феи в опале из-за одной отщепенки…

— Можно подумать, он раньше вас баловал, — хмыкнул я, вспомнив рассказы Айне, — дриад любит, это да. А вы так, побоку.

— Дриады, — фея неожиданно свирепо скрежетнула мелкими зубками, — его прямые создания. С-су… Кхм… Старшие дочери и больше им любимые. Особенно с недавних пор.

— Так, ладно, мы отвлеклись, — остановил я фею, которая малость озверела при упоминании соперниц. — Что там с Ферраном? Где он сейчас? В Дубравах? Воюет с кем?

— Не скажу, — насупилась фея, неожиданно перестав «вы»-кать. — Я тебе не доверяю. Почему ты спросил про мясо? И о Ферране говоришь плохо. Ты кто вообще?

Фея отлетела подальше, подхватив горшочек.

— До нас дошли кое-какие слухи, — пропищала она с середины лужка. — Не ты ли таскался с проклятой Айне, злой человек с лицом-черепом? Пригрел мерзавку и предательницу, а теперь меня с пути сбиваешь? Против Феррана речи ведешь?

Она задохнулась на середине возмущенной речи и взмыла еще выше.

— Я поняла! Ей нужны крылья, да? Я свои не отдам! И никто не отдаст! Пусть ползает в пыли, так и передай!

— Сдалась ты мне, — отмахнулся я, — со своими крыльями.

Но фея не слушала. Обхватив горшочек ручонками, она загудела, как рассерженный шмель, и помчалась к ближайшей роще.

— Вот и поговорили, — хмыкнул я, проводив ее взглядом. — Теперь меня и феи за утырка считают? Заодно с эльфами?

Хмурясь и ворча, я вернулся к Алиске и вскарабкался на загривок.

— Все! Архипелаг Краба ждет краба. Такой вот каламбур. — выдохнул я, устроившись между шипами гребня. — Блин, седло забыл опять…

Виверна тяжело поднялась, укоризненно покосилась на поклажу, мол, убьемся жадный хозяин, но распахнула крылья и стала набирать разгон.

Глава 4

В отличие от берегового Лефана, архипелаг Краба заселили не разномастные зверолюды, а мигрировавшие откуда-то с юга пигмеи-людоеды. Полтора метра роста для них было феноменом. Мои метр восемьдесят — удивительно богатым суповым набором. Людоедство — нормой жизни. Меня не схарчили только благодаря Алиске и собственному полудикарскому виду. Когда мы приземлились, аки посланники подозрительных небесных сил, а мусор, поднятый крыльями, улегся, хижины из тростника казались необитаемыми, а пространство между ними пустынно.

— Доброго времени суток! — громко обратился я к пустой площади. — Кто главный? Есть деловое предложение!

Из богатой хижины, собранной из самого лучшего и толстого тростника, что возвышалась в центре деревни, раздалась приглушенная ругань, затрещины и злобное шипение. Полог распахнулся и из недр хижины вылетел тощий пигмей в набедренной повязке. Рухнув под самый нос обозленной виверне, он закрыл глаза, что-то протараторил перепугано и весьма искусно притворился мертвым, невкусным и ядовитым. Алиска зарычала и толкнула его лапой. Виверне категорически не понравился полет над безбрежным океаном и поэтому она еще не успокоилась, хоть и ощущала твердую землю под лапами. К тому же села она на пределе сил, хрипя и натужно взревывая, что совершенно не прибавило ей хорошего настроения.

— Ты чего, Пятница? — удивился я, глядя на распростертого пигмея. — Никто тебя есть не будет, иди портки вымой.

Алиска зарычала громче и нависла над бедолагой всей массой. Я едва успокоил взбешенную виверну. Она, как оказалось, ненавидит океан всеми фибрами души. Мне приходилось всю дорогу ее уговаривать, шантажировать, увещевать и повышать тон до предела возможного. На остров она села в ужаснейшем расположении духа и чувствовалось, что обратную дорогу ее нервы не выдержат.