Сергей Жарковский - Я, Хобо: Времена Смерти
- Кто вы? - спросил Мьюком.
- Я Ю Тоджин, личный врач сенатора Романова. Заместитель главного врача "Наума Чернякова". Как вы себя чувствуете, товарищ?
- Я хочу сесть, - сказал Мьюком в ответ. Под ним было упругое, он не был фиксирован на ложе, а тяжесть была единица, практически, безусловно, точно.
- Попробуйте, - сказали губы, снова отделяясь от лица Ю Тоджина. - Просто попробуйте. Не торопитесь. Осторожно. Берегите себя. Но не бойтесь ничего. За вас боюсь я.
Мьюком осторожно, бережно сел и увидел, что абсолютно гол. Если бы Ю Тоджин, землянин, не отрекомендовался бы врачом, Мьюком прикрылся бы обеими горстями и неизвестно, чем бы кончилось: резко двигаться ему, воистину, было противопоказано: сел-то он бережно, но увидел себя голым и быстро посмотрел вокруг, нет ли здесь кого кроме врача, - и движение головы сбило его в обморок опять.
Очнувшись опять, он испытал повтор. Лицо, потолок, боль в локте.
- Сколько меня не было? - спросил Мьюком, больше не делая попыток встать.
- Первый раз больше часа, - сказал Ю Тоджин с огромным неудовольствием. - Второй раз - меньше минуты. Не волнуйтесь, мэр Мьюком, товарищ. Дезориентация пройдёт. Просто пройдёт. Пройдёт быстро.
Вы по-прежнему в Космосе, модельное переориентирование SOC вам не нужно. И вам нечего стыдиться, товарищ. Впрочем, конечно, вас должны были подготовить. Предупредить. Не знаю, почему вас не предупредили. Я поставлю этот вопрос перед нужными людьми. Это серьёзное замечание к работе службы эскорта, и оно должно быть снято навпредь. Вам должны принести извинения. Приличия должны быть восстановлены. Нужные люди обязаны быть ответственными людьми. Ответственность не может нуждаться в никаких стимуляциях.
Чувства, наконец, нагнали сознание, включилась на полную память, и Мьюкома аж перекосило от стыда. Его сопровождала от шлюза баба, встречала - у ворот в "термос" - тоже баба, в платье (!) и блёстках на маленьких цепочках, смутно помнились вокруг этой, второй, которая в платье, ещё какие-то двуногие… и теперь Мьюкому казалось, что сквозь головокружение и обморок до него доносились смех и издевательские слова… Товарищ откинулся…
- Моя одежда… - сказал Мьюком, совладав с судорогами на своём лице.
- Да, конечно, мэр. Одежда. Немедленно. Но прежде позвольте ваши дальнейшие действия предварить несколькими словами. Постарайтесь их запомнить. Я имею в виду слова… замечания… точнее, рекомендации. Вы находитесь в замкнутом пространстве. Пространства, напугавшие вас, - иллюзорны. Дизайнерские ухищрения. Лекарства, введённые мной в вашу кровь, действуют. Вас окружают доброжелательные люди. Опасаться вам нечего. Просто - нечего, и всё тут. Поэтому будьте со своим телом осторожны не в большей мере, чем обычно. Садитесь, вставайте и одевайтесь. Просто делайте то, что вы делали тысячи раз. Я помогу вам.
- Нет, - сказал Мьюком. - Спасибо, господин Тоджин… Я, позвольте уж, сам. - И он сел на ложе. С закрытыми глазами. Утвердившись на заднице и ладонях, мелко разжмурился. Вроде бы стандартный медотсек. Ю Тоджин, личный, изволите ли, врач сенатора Романова, справа, белый балахон, бледное лицо под крысиной прозрачной маской, красные глаза. В руке врача похрустывает (приятно) пакет с одеждой. Гравитация прямая, вертикальная, без боковых наводок. Как будто стоишь, прекрасно адаптированный, на грунте большой зелёной планеты, молодой, красивый. Голый, кстати. Загораешь. Мьюком повернул голову, подался над краем койки (или медицинского стола), чтобы разглядеть пол, а Ю Тоджин сделал шаг назад, от Мьюкома, как бы давая без помех пол Мьюкому увидеть… мысли прочитал?… затем Мьюком нашёл глазами потолок, закативши для этого глаза под лоб так, что стало больно… и смело сбросил ноги с кушетки (ложа или стола), ноги пола не доставали, Мьюком перенёс фокус распределения личной массы на ладони, приподнял зад над ложем, чёрт бы его побрал, этот стол или кушетку, и спрыгнул.
- Великолепно держит! - произнёс Ю Тоджин, неотрывно наблюдавший за Мьюкомом. - Ве-ли-ко-леп-но! Просто замечательно, мэр Мьюком! Вы сильный человек. Наверняка - замечательный пилот. Простите, я не видел вашего досье. Но просто вы не можете не быть носителем этой гордой, самой важной в колониях профессии! Вы замечательно двигаетесь! Вот ваша одежда, господин Мьюком. Сенатор Романов ждёт вас. Он просил передать, что без вас за стол не сядет. Вас ждут, товарищ. Но вы не должны испытывать неловкость! Подышите, подышите, не стесняйтесь.
Мьюком дышал. И дышалось ему так мягко, как будто, похоже, до сих пор он никогда не дышал вовсе, только теперь первые в жизни вдохи и выдохи делал. В него входило блаженство, а не воздух, а наружу выходил, точно, чистейший кислород, без следов малейшего распада…
Снова голова закружилась у старого опытного космача, утверждённого мэра.
- Но можно и поторопиться, товарищ Мьюком, - сказал с едва заметной лукавинкой Ю Тоджин.
Мьюком опомнился. Осознал, что сжимает грудь обеими руками: в один из последних мгновений он всерьёз испугался, как бы не лопнула у него грудь. От восторга, что ли.
- Берите свою одежду, одевайтесь, прошу вас, товарищ, - сказал Ю Тоджин.
Как такая ядовитая тварь может работать врачом, подумал Мьюком. Впрочем, яд его - для меня яд, а для Романова он, конечно, превращается в мёд с творогом. Натуральные. Стал бы ты в створе, гробарь, подумал Мьюком по адресу Ю Тоджина, самый обычный Пол Мьюком, нарвавшийся на отказ, отказ отработавший и закрывший. Мьюком протянул руку и почти выдернул у Ю Тоджина пакет. Он повертел его, ища нить или липучку. Их не было. Тогда Мьюком зажал угол пакета подмышкой, большими и указательными пальцами захватив другой угол, потянул, пакет подался и вдруг весь сразу лопнул.
- Но это не моя одежда, - сказал Мьюком, держа и встряхивая перед собой полный комбинезон. (Кармашек с бельём упал на пол.) - Я предпочёл бы мой мундир, господин Тоджин.
- К сожалению, невозможно, товарищ… - Мьюком воззрился. - Будучи в обмороке вы… ну, просто немного испачкали свой мундир… Кроме того, мэр Мьюком, наверняка он, я имею в виду мундир ваш, ну… просто не прошёл бы обычные для посетителей… тесты. Обычные, совершенно невинные и необидные тесты. Так что всё к добру, всё удобно получилось.
- Слушайте, Тоджин, - сказал Мьюком. - Как вы отнесётесь к тому, что я сейчас сломаю вам в двух-трёх местах позвоночник? Ведь что взять с дикаря из колоний?
- О, неужели же я позволил себе сказать нечто, задевшее вас настолько? - воскликнул Ю Тоджин. - Господин мэр! Возможно, вы ещё не вполне пришли в себя? - Тут он вдруг стремительно поднёс палец к уху и прислушался. - Нет, не требуется. Да, скоро будет. Через десять-двадцать минут. Флаг. - Он посмотрел на Мьюкома. - Одевайтесь, господин космач. Хватит болтать. Позвоночник он мне сломает.
Мьюком стиснул зубы. Следующие десять его мыслей были черны, и каждая была в унисон с каждым зубным скрипом.
- Мне пора возвращаться к своим занятиям, - сказал врач сенатора. - Напоминаю вам: сенатор Романов столь любезен, что задержал из-за вашего обморока начало ужина. Вопреки моим рекомендациям. Пищу следует принимать всегда в одно и то же время. Вы здоровы и дееспособны, далее заставлять себя ждать было бы с вашей стороны… действительно, несколько по… дикарски. Вас проводят, мэр Мьюком. Сопровождающий ждёт снаружи. Честь имею. Вероятность повторной нашей встречи замечательно маловероятна.
Два корпуса "Чернякова" были неравновелики и несимметричны. Нынче утром, обсуждая с Пулеми архитектуру и возможную внутреннюю конфигурацию земной машины, Мьюком не смог доказать своё предположение, что обитаемый пассажирский корпус именно есть самый большой из трёх, стопятидесятитысячетонный, а Пулеми противопоставил предположению Мьюкома глубоко обоснованную идею обитаемости корпуса малого, "пятидесятки"… Теперь Мьюком знал, что Нахав-Цац посрамлён, но обычного удовлетворения выигрыш пари не принёс. Ни удовлетворения, ни простой обычной маленькой радости. Какая тут могла быть радость, даже и маленькая? Ошеломление. Да: ошеломление полностью овладело Мьюкомом, когда он пригляделся и поверил своим глазам.
Его вывели из домика (медцентр располагался в, колбу его, домике, двухэтажном белом домике!) в, его колбу, сад. Нет, не в сад. В этимой колбы парк. Величина, разнообразие и количество деревьев в парке осознанию решительно не поддавались. Названий деревьев Мьюком не знал. Точнее, он, конечно, читал, что бывают дубы, сосны и липы, тополя и кусты. Наверняка, здесь были и те и другие. Сопровождающие - два молчаливых типа в белом и плавном - вежливо и настойчиво, не давая мэру Молодой земли Палладина ни-паузы-ни-стопа, влекли его куда-то по похрустывающей под подошвами жёлтой дорожке… Ещё потом, например, Мьюком запомнил здоровенный фонтан, на него они выскочили неожиданно, пройдя узкую щель в пышных, словно миксером взбитых, маленьких деревьях… Атмосфера двигалась! но не трубами, а полотнами… резкими и мягкими одновременно. Порыв сквозняка (ветерка?) сбил с фонтана водяную пыль прямо на Мьюкома. В фонтане плавали блестящие рыбы. Освещение же было такое… странное… многоцветное, как в кино, как будто настоящий вечер наступал. Сопровождающие гнали мэра по парку быстро, но парк всё никак не кончался. За деревьями слышался смех, играло несколько музык, направление звуков не определялось, изменяясь с порывами… ветерка. Группы ярко раскрашенных автоматов… с водой, сигаретами или кофе… или с ещё чем-то… Мьюком видел также людей за деревьями. Они гуляли. Гуляли люди, одетые… на ум вскочило и поехало слово "непринуждённо"… Когда личный зенит Мьюкома вдруг пересёк глайдер - нормальный стандартный глайдер, - Мьюком решил, что никто, никогда, ни за деньги, ни просто так, ни под стимуляторами, ни под пыткой, ни даже на пари не заставит его проговориться, рассказать, как он провёл нынешний вечер. В конце концов, где доказательства, что окружающее его, Пола Мьюкома, есть истинно существенное? В наркауте мы видали и не такое! Разное мы видали в наркауте, многие места посетили.
