Король должен умереть. Книга вторая - Леонид Сиротин
Убедившись, что обе нейронные тиары — вживленная тиара Ларка и та, что он надел на короля, — работают штатно, скриптор тоже расслабился в кресле и смежил веки. Голос короля постепенно начинал звучать неотделимо от его собственных мыслей, по мере того как воспоминания Его Величества вновь становились воспоминаниями Ларка.
— Уже недалек тот момент, — произнес монарх, — когда Арт поймет, что три Главных Вопроса, на которые не знают ответ даже мудрые скрипторы, — от ответов на них будет зависеть его жизнь, как и жизни каждого человека в Империи и за ее пределами. Арт отправится в логово ведьм, увидит солнце мертвых и увидит битву титанов.
Погружаясь в записывающий транс скриптора, Ларк повторял Главные Вопросы, о которых говорил король. Словно начертанные огненным перстом, они всплывали перед его закрытыми глазами:
«Какими были люди Забытой Династии и были ли они людьми?»
«Откуда взялись Сестры Аннун и почему они управляют Империей?»
«Что такое Основной Кодекс, известный также как Грааль?»
Повстанец. История двадцать первая. Аркадианские шахматы
Арт, определенно, был уверен, что долго ему не протянуть. Раскаленный воздух обжигал слизистую, кое-как он дышал ртом, но с каждой секундой делать это было всё труднее. Сердце билось как бешеное, в глазах всё расплывалось. Сколько продолжалась эта пытка? Он не знал.
Время стало топким, вязким, словно оно, как воск, тоже таяло от убийственного жара. Он обменялся взглядом со своим мучителем и увидел на его лице безжалостную решимость. Арт понял, что тот собирается сделать.
— Нет, — из пересохшего горла вырвалось какое-то хриплое карканье. — Нет! Стой!
Было поздно. Ведро опрокинулось, и поток воды хлынул на камни. Пар с шипеньем ударил вверх, окутал Арта жгучим облаком.
— Это гшец! — завопил Арктурианин. — К Матери Аннун в потроха! Ты что творишь, Ланс!? Зачем?!
— Терпи, — сурово ответил командор Восстания, забираясь на верхнюю полку в самую жару. — Мы в парилке всего десять минут. Ты мне потом еще спасибо скажешь.
— Десять минут? — переспросил Арт. — Всего десять? И когда можно выходить?
— Сидим еще минимум столько же. И потом сразу в ледяной бассейн.
— Ну это точно нет, — Арт замотал головой. — Ледяные купания без меня. Я лучше вернусь в Рексем. Там ко мне были добрее.
Ланс усмехнулся, разминая мощный бицепс, на котором староимперской вязью была татуирована строка из бофорской молитвы. Арт понял, что избежать окунания в бассейн не получится.
Позже они, умиротворенные, распаренные и размятые умелыми манипуляторами биомеха-массажиста, расположились на лежаках с подогревом на веранде. Дело шло к полуночи. Из пяти знаменитых лун Фархи взошли три (их названия Арт, конечно, забыл). Полными дисками они нависали над снежными вершинами гор, купая их в мягком серебряном свете. Потайной особняк Ланса, скрытый куполом камуфлирующего поля, тонул в бархатной тишине и темноте. Арт поднес к губам фарфоровую чашку и сделал глоток чая из местных рубиновых ягод. «Хорошо», — подумал он.
— Хорошо, а? — спросил Ланс, очищая фархианский фрукт от синей кожуры. Под кожурой оказалась белоснежная мякоть, в которую он азартно впился зубами. — Мммхмх, я считаю, все секретные базы Восстания должны быть такими.
— Как ты сказал, у вас на Бофоре называется это истязание? — рассеянно спросил Арт.
— Сауна, — ответил командор. — Торговец, которому принадлежал особняк, давно сотрудничает с Катраэтом. Он мой земляк, чтит наши обычаи. У бофорцев есть такое выражение: «Ты можешь доверять только голому человеку». Думаю, наш друг немало важных переговоров провел в парилке.
Ланс потянулся и налил себе чаю из пузатого блестящего чайника, стоявшего на плавающем между лежаками столике.
— Про сауну я еще так тебе скажу, Арт. Тут дело привычки. Я один раз оказался на Ингере, это парсеков восемьсот отсюда, за Периферией. Дикий космос. Планета на самом краю зоны Златовласки своей системы, промерзлый булыжник. Живут на нем полуварвары, потомки первых колонистов. Их там бросили еще при Первых Династиях. У них даже язык свой, на империке понимают только с транслятором. Я на Ингере провел пару местных месяцев, выручал Гавейна из одной передряги.
Командор подул на чай, сделал осторожный глоток.
— В общем, у них там тоже есть парилки, только температура от ста двадцати градусов и выше. На камни они льют пиво, а после парилки растираются снегом. Но хуже всего, что у них есть традиция в парилке пороть друг друга пучками веток с листьями. Хлещут по спине, по рукам, по заднице. Отказаться нельзя — сочтут слабаком и зарежут. С этим у них на Ингере быстро.
— Кошмар, — сказал Арт, абсолютно уверенный, что планету Ингер и ее обитателей каэр Бофор придумал только что. — Скажи, а до океана далеко?
— Ну не то чтобы, — Ланс потер переносицу. — У меня здесь есть скоростной флиг, за полчаса долетим. Только сейчас несезон. Тройная полная луна — значит, высокий прилив. Пляжи затоплены, сирены попрятались. Ни искупаться нормально, ни песни послушать.
— Да я так, — Арт отвернулся, разглядывая украшавшие веранду ледяные статуи обнаженных женщин, местами покрытых чешуей. Видимо, так скульптор представлял себе фархианских сирен. — Я обещал Гвин, что мы полетим с ней на Фарху, поживем на берегу океана. После Катраэта и Тиндагола.
Он хмыкнул и добавил:
— Наше «после Катраэта», надо понимать, уже не настанет.
Ланс посмотрел на него с сочувствием.
— Она говорила, что вернется в Ганзу, — осторожно сказал бофорец.
Арт повернулся к нему. Несколько секунд невысказанный вопрос о том, что было, когда группа повстанцев вместе с Лансом и Гвин возвращались с Тиндагола, тенью висел в воздухе между двумя мужчинами. Первым затянувшееся молчание нарушил Ланс.
— Ты не пытался с ней
