Алые слезы падших - Майк Манс
– Пётр, ты ведь помнишь вашу с Сунилом мысль о корреляции в конкретной области числа сильных Несогласных в прошлом с числом склонных к Согласию рас в будущем, которую мы здесь прорабатываем с группой Джессики Хилл и учёными из других рас Согласия?
– Подожди, что за мысль? И при чём тут Модель Хилл – Ланге? – по голосу Петра было слышно, что он и правда запутался.
– Нет, модель ни при чём, – ответил ему Генрих и тут же поспешил исправить сказанное, – то есть нет, она тут весьма при делах, но не об этом речь.
Пётр замолчал и слегка мычал в трубку. Судя по всему, фраза Ланге его ещё больше запутала.
– Так, может, я криво выразился, – Генрих понял, что нужно дать Григорьеву какой-то другой ориентир. – Помнишь, как-то вы прилетали, тут были Косна Шир и Сиолл Пераль с Лорнака, и…
– Ага, – раздался в трубке радостный голос, – помню, помню. Я понял, о чём ты. Идея Кумари была в том, что во Вселенной должен быть механизм, создающий Согласную расу в ответ на Несогласную, иначе все Согласные были бы уничтожены. А я предположил, что его можно поискать в прошлом.
– Да, да! – подтвердил Генрих. – Именно.
– Но ты сейчас выдал что-то там про корреляцию, вот я и запутался, – заметил, хмыкнув, Пётр. – Ладно, что там с этой гипотезой?
– Э-э-э… – Ланге почесал затылок и сел в кресло. – Как бы тогда тебе сказать… В общем, мы её несколько дней назад окончательно доказали. Поздравляю. Я был уверен, что ты следишь за ходом проекта.
Пётр снова затих и за следующие полминуты только пару раз хмыкнул. Генрих терпеливо ждал, попутно мысленно ругая себя за то, что как-то «забыл» уведомить автора концепции об успехе. Ничего себе промашка.
– Ну, Генрих, что я могу сказать… – пробубнил наконец Пётр. – Думаю, если бы меня держали в курсе, я бы знал. Но я рад и с удовольствием ознакомлюсь с заключением.
Последнюю фразу он сказал уже своим обычным голосом «спокойного философа», так что Ланге расслабился. На него не держат обиды. Ну и славненько.
– Что ж, теперь пришло время объяснить тебе, зачем я позвонил. Если мы правы в том, что Несогласные каким-то образом влияют на появление рас с повышенной эмпатией, то не приведёт ли патовое успокоение активности Несогласных к тому, что новых рас в Согласии просто не появится? То есть Вселенная сама исправляет свою ошибку, а вы хотите ей помешать! Не слишком ли… амбициозно? – он не решился сказать слово «глупо», в последний момент заменив его на другое.
– Так вот что тебя гложет! – рассмеялся Пётр. – Добро пожаловать в клуб философов! Я решил для себя это очень просто. Если ты делаешь калькулятор, то его задача считать быстрее и точнее тебя. Только в этом. Можно ли сказать, что калькулятор слишком амбициозен в попытке считать быстрее своего создателя? Нет, конечно же нет! Так вот, когда Несогласные становятся сильнее – они уничтожают многие расы, в основном других Несогласных, но зато каким-то образом во Вселенной образуется больше рас, в будущем входящих в Согласие. А когда последнее становится сильнее – оно должно выполнить собственную цель: прекратить цикл насилия. Никакой амбициозности. Есть чёткая линия выполнения задачи Вселенной, ведущая из тёмного прошлого в светлое будущее.
Боже. Как гениально и просто. Почему, почему философы Согласия сами не догадались? Или догадались, но их концепция собственного превосходства так крепко засела в мозгах, что им и в голову не пришло развивать подобную идею в практику? Генрих снова вскочил и принялся ходить по комнате.
– Звучит очень логично! А есть ли у тебя идеи, что именно может послужить патовой ситуацией? – он говорил и нащупывал в кармане трубку. Выйти, что ли, на балкон и покурить с видом на закат?
– Увы, тут я, как философ, не могу помочь. Тебе нужно поспрашивать учёных Согласия. Возможно, это могло бы быть какое-то невиданное оружие, применение которого грозило бы им мгновенным уничтожением. Но тут есть проблема.
Оружие разрабатывается. Да и флот Согласия всё же мощнее всех армий Несогласных. Хотелось бы рассчитывать и на то, что он мощнее армады З’уул.
– Что за проблема? – спросил Ланге, уверенный, что всему найдётся решение. Он почувствовал, как в нём загорается огонёк надежды.
– Частично нам рассказывала Тамош на уроках этики. А сам я только что осознал. Дело в том, что перед отлётом домой я встречался с Захаром… с Зоамом Ват Луром, и он обмолвился, что у Несогласных красота и сила – суть одно и то же. Сильное является красивым. Слабое – уродливым. И проблема в том, что Благородство, Честность, Жертва кажутся слабостью в их глазах. Если ты мог убить и не убил – ты слаб.
Огонёк погас, в ушах остался лишь частый стук раззадоренного понапрасну сердца. Григорьев прав. Это очень в духе Несогласных. И это многое объясняет. Возможно, философы и учёные Согласия уперлись в ту же проблему и потому не пытались договариваться с Несогласными.
– Значит… Чтобы показать, что мы сильны, мы должны истреблять и покорять? – тоскливо просипел он. – А если станем хвастаться силой, которую не применяем, они не поверят и продолжат считать нас недостойными, будут всё время идти войной, а мы будем вынуждены убивать их? Тогда они начнут бояться Согласия, возникнет пат, но пройдёт время, и они вновь попробуют свои силы? И так до тех пор, пока мы их полностью не уничтожим?
Пётр замолчал на минуту. В трубке было слышно его тихое дыхание. Генрих ещё раз мысленно проговорил все свои аргументы. Явный логический парадокс. Грандиозная Ошибка Вселенной.
– Генрих, это значит лишь то, что мы пока что не нашли других вариантов. Но мы и так многого добились, ты не считаешь? – голос Петра был грустным, как и положено голосу философа. Ну и что можно ответить? Только вздыхать. Вздыхать и курить с видом на марсианский закат.
* * *
Ланге сидел и смотрел на голограмму Артура, уютно устроившуюся в кресле за его столом. Сам он расположился на диванчике в центре комнаты. Генрих знал, что у Уайта мебель
