Рутинная работа - Виктор Новоселов
– Пора? – наконец прервал молчание Артем.
Перес молча кивнул и вышел из послеоперационной, так ничего и не сказав. Селиванов обернулся ко мне, улыбнулся и ласково потрепал по пострадавшей ноге. Когда ко мне вернулась, потерянная из-за сильной боли, возможность видеть, Селиванова в помещении уже не было. Было слышно только, как за стеной чем-то едва слышно гремит Перес. Никаких эмоций в этом уже не было, только профессиональная работа врача. Пока он работал, они не обронили ни единого слова.
В общем, я понимал, из-за чего так скандалили Фрам с Пересом. Фрам наверняка настаивал на том, чтобы Перес признал Селиванова негодным к работе в космосе по медицинским причинам. Отчет об аварии составляется так, что Селиванов ошибся в стрессовой ситуации. Что в прочем не будет подлогом, со станции истекал кислород, это вполне входит в определение стрессовой ситуации.
Тогда Селиванов отлежится годик дома, пройдет медкомиссию и получит какую-нибудь простенькую работу. Например, будет возить людей с Земли на орбиту на небольших ракетах. Или работать на погрузчике при постройке больших кораблей (они строятся в космосе на орбитальных комплексах, так что погрузчик здесь это небольшой корабль с манипуляторами). И так до самой пенсии, я уверен, что такая работа ему под силу и с плохим зрением.
Но тут возникает один вопрос. Почему Селиванов щелкнул другим тумблером и потратил, судя по всему огромное количество времени на то чтобы понять ошибку? Если бы он быстро сообразил, что просто заработался и переключил тумблеры в правильное положение, никто бы даже не узнал об этом. Но он довольно долго сидел в кресле уверенный, что все в норме.
Такой опытный пилот как Артем не мог чувствовать стресс от того что со станции истекал кислород, пускай формально это и так. Этот человек бывал в таких переделках и управлял кораблями в таких жутких условиях, что его просто не могла вывести из равновесия такая мелочь. Значит причина неверных действий в чем-то другом. И Перес скорее всего настаивал на прохождении Селивановым сначала полной медкомиссии и если та ничего не найдет отправить его на оценку профпригодности.
Я готов поставить деньги, что Перес однозначно уверен в том, что медкомиссия обнаружит у него какой-нибудь дегенеративный недуг. Тогда его с чистой совестью спишут на Землю, назначат пенсию и будет он отдыхать, ухаживая за цветочками и кушая лекарства.
Но теперь надо подумать о печальных последствиях обоих решений. Если Селиванов сохранит возможность летать, и при этом у него есть какой-то недуг, то это приведет к трагедии. Пострадают люди и техника или того хуже, вдруг на взлете с Земли он штурвал дерганет и совершенно исправная ракета вместо полета в космос упадет на терминал, похоронив ни в чем не повинных людей из-за того что когда-то какому-то начальнику экспедиции стало жалко коллегу.
А если он здоров? Тогда Селиванов попадет в руки аттестационной комиссии. Они доберутся до всех подробностей, проведут полнейшее расследование и их заключение будет беспощадным: Артем Селиванов не может больше быть пилотом. Они не видят лучшего пилота в системе, они не видят человека, которому по сто контрактов в месяц предлагают. Они видят человека, совершившего ошибку, которую второкурсник летного училища, только допущенный до симулятора, не допустит. Ему дадут работу, безусловно. Я уверен что, учитывая прошлые заслуги, он получит хорошее место. К примеру, пойдет преподавать в училище, или будет работать над новыми тренировочными симуляторами. Но в кресле пилота он уже не окажется никогда. Чего как мне кажется, он не переживет. Селиванов настолько любит свою работу, что каждый день, когда он будет просыпаться в своей постели на Земле, под мягкими лучами солнца будет доставлять ему нестерпимую муку. Болезнь еще будет каким-то оправданием, но позорное списание… С отставкой он не смирится.
Что бы выбрал я? Да кто его знает. Панели может и похожи в общих чертах. Но разная маркировка, да и при подаче топлива срабатывает зуммер. Селиванов его не услышал. Почему это произошло? Что там вообще случилось?
Тут я начал понимать, возможно, Селиванов слышал зуммер, потому что включил именно подачу топлива! Тогда что за чертовщина у него в голове? Это было глупо, но мне почему-то казалось, что это более вероятно чем то, что он перепутал два тумблера.
Вывод в том, что выводы делать рано. Теперь я скорее был уверен, что Селиванова стоит отправить на экспертизу, возможно, он не в себе. И тут совесть нанесла свой удар. Ведь я сам сутки назад разговаривал с рыжим гостем. А Перес написал в отчете, что у меня передозировка обезболивающими, что тоже вроде и не подлог, но и не до конца правда.
Мы все гости в космосе, каждый может попасть в беду, никто не застрахован от призраков, рождающихся в тишине. Но призраки не жмут кнопку вместо тебя. Хотя мне казалось, что призрак бьет меня, а не я сам разбиваю себе шлем. Господи, как же это сложно!
Я сам был не в себе, я был на грани безумия. Как я вообще могу судить, кого бы то ни было? Есть компетентный врач, который настаивает на полной проверке, и есть начальник экспедиции, который настаивает на том, что Селиванов просто растерялся в тяжелой ситуации. Это в их компетенции, вот пусть они и разбираются.
Сам того не замечая я уснул, только спал я на самой грани между реальностью и сном. Я слушал, как за стенкой что-то делает Перес. Пару раз он, кажется, заглядывал ко мне, но не подходил. Кто-то постоянно ходил по коридору туда-сюда, наверно ребята приходили проведывать Селиванова или просто поговорить с Пересом. Во сне я чувствовал тот самый запах больницы, которого нет ни в одном другом помещении. Но я не мог проснуться, тело меня не слушалось я даже не мог открыть глаза, хотя было вполне комфортно поэтому я совсем не переживал, возможно это какой-то побочный эффект тех лекарств, что мне давали.
7
Утром ко мне довольно бесцеремонно ворвался Перес. Врубил на полную свет, и скинул с меня одеяло. Без каких-либо прелюдий он снял повязку и начал осматривать мою ногу.
– Доброе утро. – Сказал я еще не в силах открыть глаза.
– Доброе, доброе. Как спалось?
– Нормально. Только слегка беспокоило, что кто-то по коридору все время шастал.
– Никого здесь не было, я всю ночь спал в соседней комнате.
– Странно я мне казалось кто-то ходит. Может Селиванов?
– Он в своей каюте спит. Вряд ли бы он решился
