Рутинная работа - Виктор Новоселов
Мы хотели продолжить осмотр станции, но в зонд попал обломок. Бернару не хватило сноровки выровнять легкий беспилотный зонд, его закрутило, и он стал практически неуправляем. Единственное что удалось Бернару – это уронить зонд на поверхность, проконтролировав, что на поверхности в той точке нет ничего важного.
Все было ясно как день, станция падает, и возможности восстановить ее орбиту мы не имеем. А значит надо грохнуть ее об Япет, желательно где-то подальше от нас. Мы не могли это сделать сами, потому автоматика на станции не работала, дураков лететь туда и делать все вручную среди нас не было. Оставалось радиоуправление, которое с поверхности было недоступно, и осуществлялось только при помощи огромных орбитальных комплексов, ближайшие были расположены на орбитах Сатурна и Титана.
Фрам связался с агентством и сообщил им о том, к каким выводам он пришел после осмотра станции. Хотя я уверен, что к этим самым выводам он пришел уже в ту секунду, когда увидел Селиванова. «Он чувствует нас своими детьми, у старых космонавтов это в крови. Фрам будет тащить нас из болота, даже если мы сами туда добровольно залезли. Он, как никто, серьезно относится к своей ответственности за наши жизни и здоровье» – так действия Фрама объяснил мне Раджич.
За следующие три дня мы при помощи станции на Титане удачно прияпетили нашу станцию на темной стороне спутника. А уже на следующее утро агентство взялось за расследование с присущей ему дотошностью. Заодно они почему-то рассматривали и мой случай.
Нам обрубили связь с Землей, связаться можно было только с агентством, Титаном и Сатурном. Я только собирался позвонить Рите и объясниться когда это произошло. Вместо этого я успел лишь написать сообщение о причинах задержки, и то спешил и настрочил на редкость непонятный текст. Зато каждый из нас по нескольку раз приглашались на продолжительную беседу с агентством. Я лично пять раз беседовал с разными людьми столько, сколько позволяла связь. Фрам же вообще почти не прекращал связи с агентством.
Вскоре все кроме Фрама и Селиванова перестали интересовать агентство. По поводу моего случая агентство пришло к выводу, что это не более чем случайность, никаких ошибок за персоналом и руководством замечено не было. Мне пообещали выписать благодарность и дать «медальку», как и всем кто, участвовал в моем спасении.
Хотя копали они глубоко, дорылись даже до поцарапанного шлема и передозировки медикаментами. Но я исправно посещал Переса как тот того требовала инструкция, и вообще шел на поправку. В итоге в агентстве отреагировали достаточно мягко, составили рекомендацию, согласно которой мне следует взять годичный отпуск, а потом можно возвращаться куда захочу. Ну и благодарность решили не выписывать, ограничились премией.
Это была рекомендация, ее можно было просто положить куда подальше и забыть, но после всех этих приключений и двух недель езды в коляске я уже думал, что отпуск не такая уж и плохая идея.
После этого меня больше не беспокоили, но напряжение на базе росло. Когда агентство, наконец, объявило свой вердикт, многие вздохнули с облегчением. В данный момент они видели в действиях Селиванова злой умысел, сейчас он фигурировал в расследовании как саботажник. Агентство предписало изолировать Артема от команды и отправить его с ближайшим межпланетником на Землю.
Нам теперь было не так-то просто выводить грузы на орбиту в отсутствии станции. Придется поднимать спутник, у которого не самая большая грузоподъемность. Времянка, это предел его мощности, больше он тянуть просто не мог, а времянка изготавливалась из легких материалов, и весила как вездеход. Он будет на орбите ждать межпланетник, тот попытается подобрать спутник, разгрузить и отправить домой. На словах просто, а вот на деле межпланетники очень плохо управлялись вблизи планет, даже к большой станции они стыковались далеко не всегда с первого раза, что уж говорить о маленьком спутнике, который надо было ловить магнитным захватом и тянуть в трюм. Получалось раза с десятого при хорошем везении. Что испытывал при этом человек в спутнике рассказывать, думаю, будет излишним. Представляя, что нам надо на спутнике тащить на орбиту кучу образцов пород и аппаратуры и столько же забирать, всем становилось плохо.
Станция наполнялась грузом постепенно, по ходу смены, и межпланетник проводил разгрузку-погрузку где-то за сутки. Здесь же лишенные такого грузового буфера, мы обречены были в течение двух недель заниматься исключительно грузами. Да и станция, упав, похоронила в своих обломках много нужных вещей, что мы уже успели на нее переправить. Придется отправлять спутник смотреть место крушения и если там осталось что-то ценное, сбрасывать времянку и ехать за всем этим добром. А Бернар от перспективы побыть пилотом, тем более скидывать времянки бледнел и глубоко уходил в себя.
В общем, все предвкушали тяжелые недели, да бранным словом поминали Селиванова, что сидел запертым в каюте, доступ туда имели только Фрам и Перес. Каждый имел свое мнение на счет произошедших событий. Фрам упорно продвигал идею о том, что Селиванов ошибся, и все это как-то связано с переутомлением и после лечения Артем будет в порядке. Перес в случайность не верил и считал, что Селиванов хотел что-то сделать на станции, что-то вроде «Я же отличный пилот, надо провести проверку все ли тут работает!», но пожилая станция не ответила должным образом на эти испытания и развалилась.
Гарсон считал, что Селиванов не настолько честолюбив и считал, что Селиванову что-то помешало действовать нормально. Что-то что может напугать даже такого опытного летчика. И напугать на столько что он сейчас был согласен сидеть в заключении как вредитель, лишь бы не рассказывать.
У Бернара была теория неисправности. Он считал, что на станции был поврежден не только этот трубопровод, но и что-то еще. Например, центральный компьютер уже был неисправен, он был в предынфарктном состоянии и вполне мог случайно включить подачу топлива. А действия Селиванова просто совпали по времени. Бернар вполне допускал, что Селиванов делал все верно. Но теперь ему не хватило крепости духа в это поверить.
Единственным, кто придерживался версии саботажа, был Раджич. Как ни странно Мирко не связывал это с их враждой, а высказывался вполне корректно. Селиванов мог пойти на сознательную поломку станции, чтобы навести на нас агентство, мол, хотел им показать, до чего они тут все довели своей экономией. По его плану станция бы упала, он бы чудом спасся, написал рапорт о изначально аварийном состоянии станции. И разобравшись в ситуации агентство, выделило бы нам долгожданное
