Пасынок империи (Записки Артура Вальдо-Бронте) (СИ) - Точильникова Наталья Львовна

— Ну, например, то, что я до сюда доехал.

— Ну, например. Кстати, я ни минуты не сомневался, что доедете.

Мы проговорили до обеда. Под конец разговора голова начала здорово кружиться. Я уже ожидал кофеиновой инъекции, но, видимо, Старицын просто выключил биопрограммер, и все тут же пришло в норму.

— Все, делаем перерыв, — сказал он. — Ну, я доволен. Все хорошо. Кольцо берите.

И он отдал мне кольцо.

— Так, Артур, контрольный вопрос: как вы сегодня будете доказывать, что вы на другой стороне?

— Вернусь сюда ровно в три, а вечером сниму кольцо без пяти одиннадцать.

— Пятерка. Еще кофе себе обязательно закажите. Марину я просил вам во время обеда не звонить, а то вы у меня голодным останетесь.

— Только мне кажется, что этого недостаточно: приехать сюда, слушаться вас. Этого мало для того, чтобы доказать, что я на правильной стороне. Слишком просто.

— Вчера вечером это оказалось для вас совсем не просто.

— Больше не повторится, — сказал я.

— И еще, Артур, преступления вашего отца никакого отношения к вам не имеют, вам не надо их искупать. Если вам хочется что-либо доказать — это только ваш выбор. Хотя ничего плохого в этом выборе я не вижу.

Войдя в столовую, я стал искать глазами Илью: ему надо было отдать деньги.

Он сам помахал мне рукой, и я подошел к его столу.

— Илья, мне кольцо вернули, — сходу сказал я, — давайте я с вами расплачусь.

— Да, бросьте! Копейки!

— Если бы я знал, что мне не удастся вернуть долг, я бы лучше обошелся без ветчины.

— Все равно не возьму, — улыбнулся он.

Я сел напротив.

— Знаете, у меня сегодня в жизни произошло важное событие, — сказал я, — давайте отметим.

— Здесь шампанского не подают.

— Ну, что-то ведь подают…

Я обернулся к стойке с едой.

— Кажется там пирожные какие-то. Угощаю.

— Только из уважения к вашей щепетильности.

Я взял сырный суп с крутонами (был очень рад этому элементу тессианской кухни), кусочки курицы с овощами, рекомендованный Старицыным кофе и два пирожных.

— Так что у вас в жизни за событие? — поинтересовался Илья, когда я сел за стол.

— Начало психокоррекции, — невозмутимо ответил я.

Он даже не рассмеялся.

— А-а… первый сеанс…

— Угу.

— Ну, и как?

— Легче, чем опрос. И полезно совершенно явно.

— Во как! После первого сеанса. Старицын — монстр!

— А у других не так?

— Да, так. Ну, может быть не после первого. Знаете, как говорят? Если вы после второго сеанса еще не уверовали, что психокоррекция для вас полезна — то вы закоренелый преступник, если не уверовали после третьего — то у вас плохой психолог.

— Старицын, видимо, хороший.

— Лучший.

— Да я знаю, что у него семь книг. Я их даже частично прочитал.

— Ну, вот. По блату, явно.

— Все, — сказал я, — каюк! Нагорный назначит антикоррупционное расследование.

— Да народ болтает, что он сам Старицына и попросил. Говорит: хороший мальчик, вместе были ранены коррупционерскими выстрелами, вместе в больнице лежали. Ну, бывает… ты уж сделай все, как следует.

— Значит, антикоррупционное расследование назначит СБК. Против обоих.

— А по другой версии, Старицына попросил лично император: «Олег Яковлевич, позаботьтесь о моем воспитаннике, я хочу, чтобы психокоррекция была сделана на высочайшем профессиональном уровне».

— Ага! Значит, антикоррупционное расследование назначит все же Нагорный. Против Леонида Аркадьевича. Нагорному по фигу.

— Еще говорят, что Старицын сам очень хотел: интересный случай.

— Ага. Это он мне говорил. Интересовался, нет ли у меня шизофрении от того, что я сын государственного преступника, пасынок одного императора и воспитанник другого.

— И как?

— Теперь точно нет. Возможно, начиналась. Вы за какую версию?

— Наиболее реалистичной мне кажется просьба императора.

— Нет, я за последнюю. Иначе столько хороших людей поедет в ПЦ за коррупцию, а мне сменят психолога.

К себе я вернулся без пяти три. Было душно. Я подошел к окну. Оно преспокойно открылось, но стало только хуже. Конец июня. Самая жара. Во внутреннем дворе ни одного человека.

Раздался звонок. Я привычно открыл дверь сигналом с кольца.

— Артур, что вы здесь устроили? — с порога спросил Олег Яковлевич. — Закройте окно.

— Душно.

— Ну, сделайте на два градуса ниже. Вы в каком веке живете?

Я поискал строчку «кондиционер» в меню кольца «комната». Присутствовала. Скинул два градуса и закрыл окно. Не подходя к нему, с кольца.

— Ну, вот, — сказал Старицын. — Вы что считаете, что вас заперли в подземелье средневекового замка? Или кому-то надо, чтобы вы разучились жить в обществе? Все, как дома.

— Мне отец рассказывал, как он читал книги на планшете…

— Угу, старая репрессивная система. Нет этого давно. Даже в ПЦ внутренняя Сеть со своими кольцами, и все работает, как здесь. Только каждый день домой звонить нельзя. Два-три раза в неделю. И то, по-моему, лишнее мучительство. Почему нельзя? Разговоры можно автоматически мониторить.

Олег Яковлевич подошел к столику у моей кровати и поставил на него полиэтиленовую упаковку с маленькой пластиковой бутылочкой, заполненной некой жидкостью.

— Все, Артур, идите сюда, садитесь.

Я сел на кровать.

— Мы сегодня немного поможем биопрограммеру, — сказал он и открыл упаковку.

Я все понял, у меня мурашки побежали по коже.

— Артур, вы по какому поводу бледнеете? — поинтересовался он.

И поставил на стол бутылочку и положил упакованную в белый пластик таблетку, которую я сначала не заметил.

— Какой это препарат из списка? — тихо спросил я.

Список психоактивных препаратов, применяемых в психокоррекции, в одной из книг Старицына занимал страниц пять. Все я их не помнил. Только самые ходовые.

— Это КТА, — сказал Старицын.

— Катехол-триптамин-активатор, — вздохнул я.

— Ну, замечательно. Вы все знаете. Вашу генетическую карту в больнице мы запросили. Я посмотрел. Ни аллергии, ни гиперчувствительности к КТА у вас быть не может, так что берите таблетку, в бутылочке вода обыкновенная артезианская — запить.

— КТА еще шизофрению лечат, — заметил я.

— Артур, я вам сейчас переэкзаменовку устрою, — улыбнулся Старицын. — Шизофрению лечат дофамин-контроллерами. Нам не только дофамин нужен, но и еще несколько нейромедиаторов.

— Адреналин, норадреналин и серотонин, — сказал я.

— Приятно иметь дело с подкованным человеком.

— Я где-то читал, что КТА тоже можно использовать при лечении шизофрении.

— У меня вы это читали. Но, видимо, поверхностно. Можно, но не нужно. Зачем из пушки по воробьям?

Мысль о том, что для КТА шизофрения — это воробей, а сам препарат — пушка, меня не успокоила.

— Их еще нейролептиками называют, эти препараты, — заметил я.

— Угу! Народное название. Был бы вашим профессором — влепил бы пару. Нейролептики почти восемьсот лет не применяют. Это вообще другая группа препаратов.

— А в чем разница?

— Нейролептики были тупы как бревно. Например, ту же шизофрению лечили препаратами, которые блокировали дофаминовые рецепторы. Причем, все. Везде. На всех дофаминовых путях. О том, что при шизофрении вообще-то в одних зонах мозга избыток дофамина, а в других недостаток, тогда уже знали, но ничего сделать с этим не могли, не умели. Для избирательного действия моды нужны. В результате с бредом и галлюциациями, которые возникают из-за избытка дофамина, успешно справлялись, а вот с прочим… Побочные эффекты могли быть такими, что не дай боже. Нет этого сейчас! Вы думаете, Хазаровскому КТА не давали? Чтоб Ройтман да без КТА обошелся?

— Леонид Аркадьевич мне об этом не рассказывал.

— Не обязан рассказывать. К тому же мог и не знать. В ПЦ могут и в еду подмешать. Это здесь мы считаем, что вы у нас все сознательные. Мне, кстати тоже давали КТА, когда я проходил курс в ПЦ. И всем будущим психологом дают КТА в Центре. Самый распространенный препарат, и совершенно безвредный.