Алексей Корепанов - Зона бабочки

«Наше дело не рожать…» — подумал «колонель».

И сказал:

— Всё, вырубаем. И до дому, до хаты.

10

Смена декораций вновь, как и на равнине, произошла мгновенно, и Гридина, вероятно, спасло только то, что он в этот момент не шел, а стоял на месте. Иначе наверняка бы сверзился в затянутые серой пеленой глубины. Опять зона демонстрировала ему эффект кинопленки с вырезанными кадрами.

И, между прочим, дева-сирена так и промолчала. Не успела среагировать на опасность.

Гридин озадаченно уставился на неожиданное препятствие. Перед ним был ров. Он тянулся вдоль пустынной улицы влево и вправо, насколько хватало глаз. Можно было подумать, что тут меняли водопроводные трубы, — но только какого же диаметра эти трубы, если ширина рва составляла метров двадцать, не меньше? Противоположный край рва подступал под самые дома, так что кое-где виднелись бетонные плиты фундамента. Казалось, что стенки рва покрыты ледяной коркой или глазурью. Неизвестно, насколько он был глубок — метрах в десяти — двенадцати ниже уровня тротуара застыла ровная поверхность какой-то однообразной серой субстанции, почему-то вызвавшей у Гридина ассоциации с холодцом, — но этого явно хватало для того, чтобы распрощаться с мыслью о возможности переправы. Крыльев у Гридина не было, моторчика и пропеллера, как у Карлсона, тоже, а прыжкам, даже с очень хорошего разбега, на двадцать метров его почему-то не научили.

Направиться в обход? А если ров опоясывает город, не позволяя добраться до того места, откуда подмигивал лучик? Раздобыть где-то веревку и спуститься? А как потом выбраться наверх?

«Дальнейший твой путь — только вниз…»

Гридин передернул плечами и оглянулся. Ни многоэтажек, ни школы с футбольным полем, ни того гаража сзади не оказалось. И голема-медведя тоже. За спиной была равнина, упиравшаяся в странно близкий горизонт — словно кто-то взял да и стиснул пространство. Псевдосолнце висело на прежнем месте, и в слабом его свете багровел одинокий сфинкс — предок каких-то белых ворон.

«Думай, Гера, думай, — сказал себе Гридин. — Думай, голова, — картуз куплю…»

Продолжая держать в руке пистолет, он отошел к невзрачному газону. Присел на корточки, прислонился спиной к дереву неопределенной породы и обвел взглядом утесы возвышающихся на другой стороне рва многоэтажек. На балконах висело разнообразное белье. Вокруг было тихо и безлюдно.

Выходило, что это не кадры исчезают из кинопленки, а меняется само окружающее. Просто исчезают куски пространства. Он ведь не сделал ни шага, он стоял возле сфинкса и собирался стрелять в глиняного — и сразу же очутился здесь, напротив многоэтажек, которые он уже видел от гаража, у этого рва, за сотню метров от скульптуры. И куда может занести его в следующий раз?

Герман невольно поежился и заставил себя не думать об этом. Правила здесь устанавливал не он, и не в его силах было как-то повлиять на процесс. Оставалось надеяться на удачу. С удачей он вроде бы всегда ладил… Хотя кто знает? Может, и у нее есть лимит.

«Заткнись!» — посоветовал он себе.

В конце концов, на каждого из живущих на земле мог в любой момент грохнуться метеорит. Так что — всю жизнь только и думать об этом?

Живущих на земле…

«Тебя умертвили, чтобы ты смог пуститься на поиски…»

Гридин усмехнулся, хотя немногочисленный отряд мурашек с холодными лапками все-таки пробежался по спине.

Он представил, как Скорпион, пряча злобную ухмылку Сальери, подсыпает ему яд в стакан с коньяком. А шаман Николай в это время отвлекает жертву разговорами о тонкостях камлания и описаниями верхнего и нижнего миров, куда дух шамана может чуть ли не запросто совершать полеты. Или: Николай, накурившись и выпив водки, как это принято у шаманов тунгусо-манчжурских народов, начинает плясать, колотя в бубен. А Скорпион неслышно подходит сзади к своему боевому товарищу Герману Гридину и хладнокровно стреляет в затылок. «В руке не дрогнул пистолет…»

Чепуха! Чушь собачья.

И почему там постоянно отирался шаман? Николай и Скорпион — прямо «сладкая парочка». Ну да, психологически настраивал, обучал психотехникам… И где же эти психотехники?

Герман одернул себя. В том-то, наверное, и проявилось обучение, что он, Гридин, ведет себя вполне спокойно в этом очень странном месте, не закатывает истерик, не мечется, не палит в каждую тень. Да, удивляется временами, но в обморок не грохается. Сохраняет работоспособность и присутствие духа. Не зря, небось, шаман хлебушек-то омеговский ел и коньячок пил, не зря…

В памяти вдруг всплыло название: «Повесть о шаманке Нисань». Наверное, об этом тексте говорил тот же Николай — кому же еще? Какой-то там парень погиб в старину на охоте, в горах, а шаманка вызвалась вернуть его к жизни и отправилась в мир мертвых. Встретила там чьи-то души, нашла нужную и вывела на свет божий. И парень ожил. В общем, почти Орфей и Эвридика, только где-то наоборот. Как говорил Юра Панов:

В Аид ушел за тенью-ЭвридикойИ не вернулся: там не так уж плохо…

Точно, это Николай рассказывал. И про эскимосов рассказывал, и про бурятских «белых» и «черных» шаманов, и про ритуальный трансвестизм… Готовил к работе в зоне. Значит, отцам-командирам было известно: там есть какие-то аналогии с шаманскими мирами. А может, дело совсем в другом…

Загробье…

Гридин еще раз окинул взглядом окружающее. Ну что это за Загробье такое? Больно уж обыденное, просто курам на смех. Где ангелы, понимаешь, в белых одеждах или, там, черти с тефлоновыми сковородками? Не Загробье это, браток, а зона. Да нет, не та, где браткам и положено сидеть, а другая. Зона, влияющая на психику и выковыривающая из подсознания бог весть что. Даже такое, чего там вроде и не должно быть. Впрочем, подсознание — штука необъятная и непознаваемая. А если уж строить предположения, то гораздо интереснее считать зону не заурядным загробным миром, а одной из частей Мультиверса. Скоро ли появится из ближайшего подъезда или из-за угла еще какой-нибудь монстр, который будет впаривать именно эту идею?

А что — Хью Эверетт высказал неплохую мысль. Эвереттика — вещь занятная, увлекательная, и, с ее позиций, в зоне, кажется, кое-что можно было бы объяснить.

Гридин потерся спиной о ствол, устраиваясь поудобнее. Отвлечься на умозрительные рассуждения он позволил себе только потому, что не мог пока придумать, как поступать дальше.

Итак, согласно мудрому американскому физику Эверетту, во всех квантовых процессах (а люди — это квантовые объекты) осуществляются все выборы, которые только теоретически возможны. То есть некие параллельные миры, по терминологии писателей-фантастов, — не просто образы, не выдумка, а самая что ни на есть настоящая физическая реальность.

Зона может быть одной из ветвей Мультиверса, то бишь многомерной Вселенной. Она вроде бы находится и на Земле, где-нибудь под Тамбовом или в верховьях Амазонки, но, в то же время, — и вне Земли.

Насколько Гридину помнилось из прочитанной когда-то статьи, — а читал он по-прежнему охотно, если время позволяло, — в эвереттических мирах это самое время течет весьма необычно: оно может растягиваться, сжиматься, делать петли, течь вспять… В общем, джентльменский набор фантаста. Потому, вероятно, он и не испытывает ни голода, ни жажды, ни усталости. А Скорпион предупреждал: о еде-питье не беспокойся, они тебе не понадобятся. Именно потому, что время здесь иное? И, пардон, по нужде ему совсем не хочется — ни по малой, ни по большой.

Следующая особенность эвереттических миров: их физические свойства отличаются от мира земного. И опять в точку!

А еще: каждый человек — лишь некая часть сложного образования, которое в Мультиверсе существует как мультивидуум. Каждый человек одновременно живет во множестве миров, но не знает об этом. Потому что эти другие жизни многих «я», составляющих «супер-я» мультивидуума, «свернуты» и обычно не проявляются, хотя оставляют следы своего присутствия в глубинах подсознания — и человек порой может что-то такое чувствовать. «Черный человек на кровать ко мне садится, черный человек спать не дает мне всю ночь…» Поэты — существа особые, сверхчувствительные… Да если еще и бухают по-черному…

Зона — иной мир, и не исключено, что он встретит здесь другие части того образования, того «супер-я», что зовется Германом Гридиным. Двойника своего встретит. А ведь та девчонка говорила о двойниках…

— Ага, — вслух сказал Герман. — Всенепременно встречу. И пойдем с ним в «Лилию», и выпьем за знакомство. Параллельной водки.

Он сказал так потому, что мысль о двойнике отозвалась в душе все той же болью — ощущением какой-то утраты. И боль душевная тут же породила боль физическую — как и прежде, между лопаток.

«Вернусь — и обязательно к докторам», — решил Гридин.