Алексей Корепанов - Зона бабочки

«Вернусь — и обязательно к докторам», — решил Гридин.

После тридцати лучше, чуть что, обращаться к айболитам, а то потом может быть уже поздно…

«Все это классно, Герман Георгиевич, — сказал он себе. — Параллельный мир, дыра в другое измерение… Можно еще предположить, что вообще попал в чью-то книгу. Или в тридевятое царство, тридесятое государство. Или шаман в порядке эксперимента отправил меня в какой-нибудь перпендикулярный мир. Накурился я, наелся мухоморов, водочкой запил, пивком полирнул — и лежу на диване, галлюцинирую, а Скорпион с шаманом водку тем временем допивают Не пропадать же добру. Загробье, как бы не так! Да Загробье просто отдыхает — похлеще штучки имеются…»

Тысячу раз прав Скорпион: лишняя информация совершенно не нужна. Какое сейчас ему, Гридину, дело до природы зоны? Да не все ли равно — параллельный это мир или загробный? Его зачем сюда послали? Искать и найти. Вот и надо искать, а не морочить самому себе яйца. Напрямик не получается — значит, нужно в обход. Как нормальные герои. Если и в обход не получится — будем думать дальше. В конце концов, если ничего лучшего не подвернется, — зайти в любой дом возле рва, пройтись по квартирам, пошвырять с балконов мебель и навести переправу. Не бездонная же она, эта канава! Да, работенка, конечно, не из легких, для какого-нибудь циклопа, — а что поделать? Придется попотеть.

В глубине души Герман все-таки рассчитывал, что удача его не бросит — негоже бросать такого красавца…

А прежде чем устремить стопы свои в обход, нужно поискать какой-нибудь камешек, или ветку сломать — да и проверить, что там за холодец во рву. Если поверхность прочная — уже легче. Если нет — значит, нет.

Он хлопнул себя кулаком по колену и начал вставать. Вперед, труба зовет!

Труба не труба, а сирена завыла, словно этой деве сон страшный приснился.

Оказалось, что он не может подняться на ноги — куртка словно прилипла к совершенно на вид безобидному дереву. А ведь совсем недавно он без помех елозил по стволу спиной. Герман собрался было расстегнуть «молнию», чтобы выскочить из куртки — но не успел. Протянувшиеся сверху длинные гибкие ветки, подобные щупальцам, оплели его, притиснув руки к бокам, чуть ли не с пальцами вырвали пистолет и бросили оружие на газон. В мгновение ока Гридин оказался спеленутым, как ребенок, и таким же беспомощным. Превратившиеся в подобие лиан ветки подтянули его вверх, и Гридин повис над землей, словно в колыбели. Или, если предполагать самое худшее, — словно в гробу.

«В той норе, во тьме печальной, гроб качается хрустальный на цепях между столбов…»

Эти строки Пушкина, сохранившиеся с детства, пришли в голову чуть позже, когда он понял, что с такими путами справиться не в силах.

Страха не было. А вот досады и злости на самого себя — хоть отбавляй. Так позорно влипнуть!

Сверхосторожный супербоец. Наверное, если бы Гридин мог дотянуться до лежащего в траве пистолета, он бы застрелился.

Это было позорище. Это был провал…

Псевдосолнце над головой злорадно и ехидно смотрело на него, беспомощного, с подобия небес. И, наверное, скалился вдалеке сфинкс, и голем ворчал удовлетворенно, потирая лапы в предвкушении поживы.

11

Гридин уже успел израсходовать весь запас матерных слов, которыми и мысленно, и вслух обзывал себя, когда неподалеку послышался какой-то стук вперемешку с легким поскрипыванием. Эти звуки потихоньку нарастали, и Герман перестал ругаться и начал настороженно прислушиваться, пытаясь понять, что это за новая напасть. Ему представилась цокающая копытами по тротуару лошадь, впряженная в телегу. А на телеге с набросанной соломой привиделся ему гроб — наводящая тоску и необоримый страх нехитрая конструкция, обтянутая белой тканью с черной каймой. Такой гроб на телеге он видел в детстве, когда хоронили прабабушку, Серафиму Ивановну. Было ему пять лет, и он хорошо запомнил немноголюдную похоронную процессию, направлявшуюся на деревенское кладбище в сосновом лесочке над поймой Волги. Помахивающая хвостом рыжая лошадь, телега — и гроб.

Возможно, сейчас по-над рвом везли его гроб…

Стук и поскрипывание приблизились и затихли возле дерева, на котором Герман висел, как диковинный плод.

Он повернул голову и увидел, что ошибся ненамного. Лошадь действительно была — только не рыжая, а какая-то пегая, в светлых пятнах по серому, с рокерской спутанной гривой. И телега тоже была, обыкновенная телега, которые еще, наверное, не перевелись в сельской местности. Двумя боковыми колесами она заехала на газон. Вместо соломы лежал на ней пустой мешок с полустертой надписью непонятно на каком языке. Гроб отсутствовал — зато вожжи держал некто в знакомом черном плаще с поднятым капюшоном. Возница тяжело сполз с телеги, откинул капюшон, и Гридин вновь увидел белый череп, напоминающий изделие из пластика. Черный подошел к дереву, в его костяных руках вдруг оказалась коса, и полотно ее тускло отражало багровый свет, струящийся с небес.

Дергаться Герман не стал — бесполезно было дергаться. Сирена молчала. Вероятно, потому, что угрозу своей жизни Гридин уже никоим образом предотвратить не мог. Завой тут хоть целый хор сирен — ничего не изменишь. И пенять нужно было только на самого себя…

Ему доводилось находиться в двух шагах от смерти и глядеть ей в глаза, но сейчас эти обороты речи были не метафорами и прочими синекдохами, а обрели самый что ни на есть прямой, буквальный смысл. Он действительно находился рядом со смертью и смотрел ей в глаза, точнее — в безглазье. В двух дырах под костяным лбом застыл мрак. Герман бросил взгляд на лежащий чуть ли не под колесом телеги недосягаемый пистолет, и у него мелькнула мысль, что он должен о чем-то подумать перед смертью. Перед этой вот смертью, которая и есть его собственная.

Если только возле дерева стоит и в самом деле смерть.

Конечно же, это был всего лишь образ, выдумка предков — ведь нет же в реальности никакого создания с косой, это все фольклор… Но то, что находилось вот тут, рядом, представляло вполне реальную угрозу, и Герман это хорошо понимал.

Темные глазницы были на уровне его лица, и он продолжал молча всматриваться в них, словно стараясь загипнотизировать неведомое существо… а может, и вовсе не существо…

— А почему у тебя такой транспорт допотопный? — наконец не выдержал он.

Смерть тут же замахнулась косой.

Герман зажмурился, внутренне сжавшись в комок. Он почувствовал, как ветки над ним дрогнули — и в следующий момент полетел вниз. И, открыв глаза, обнаружил, что очутился в объятиях смерти — ничуть не костлявых, как можно было ожидать. В объятиях, опять же, в самом буквальном смысле. Оказывается, смерть метила не в него — она рассекла косой ветки, удерживавшие на весу его тело.

Впрочем, он так и остался обмотанным с ног до головы. Смерть шагнула назад и аккуратно, как младенца, положила его на телегу, лицом вверх, так что теперь Герман мог сколько угодно любоваться здешним светилом.

Но он не любовался. Он медленно приходил в себя, все еще не веря в то, что остался жив. Хотя бы — пока.

Телега рывком тронулась с места. Герман, предприняв отчаянные усилия, сумел перекатиться на бок, но тут же сильная рука молчаливого возницы вернула его в прежнее положение. Телегу потряхивало на неровностях, но стука копыт теперь слышно не было, словно асфальт тротуара сменился чем-то помягче. С каждым мгновением Гридин все более удалялся от своего единственного оружия.

И все-таки он был жив. Дышал. А «дум спиро», как говорил Овидий, «спэро». То бишь «пока дышу, надеюсь». Правда, надеяться-то особенно было не на что. Даже без «особенно». Чем тут мог помочь Скорпион? А ничем.

И все-таки…

— Эй, костлявая! — позвал Гридин и прочистил горло. — Куда ты меня везешь?

На ответ он не очень рассчитывал, но получил его. Ответ был исчерпывающий и неутешительный:

— К мертвой реке, топить.

Сказано это было безжизненным голосом. Так же разговаривал и голем.

Герман почувствовал леденящую пустоту внутри.

— Зачем меня топить?

На сей раз ответа он не дождался и каким-то чутьем понял, что задавать другие вопросы бесполезно. Ничего больше ему не скажут. Привезут к мертвой реке — наверное, к той, где лодка? — и утопят, как Герасим Муму… Очень красивая смерть. Достойный финиш настоящего профессионала.

Гридин закрыл глаза и молча застонал от бессилия. Умирать ему совершенно не хотелось. Рано было ему умирать.

Что же это за место такое? Откуда взялось? Инопланетяне позаботились?

«Какое это сейчас имеет значение?» — тоскливо подумал Гридин.

На ухо уже кто-то тихонько нашептывал со злорадством:

Отбрось все мысли, ведь тебе не сужденоПродолжить бытие свое земное.Уйдешь на дно. Вот-вот уйдешь на дноИ вряд ли обретешь ИНОЕ.

«Вряд ли — это хорошо. Замечательно…»