Геннадий Прашкевич - Великий Краббен (сборник)

– А-а-а… К Люции…

Кто-то разочарованно присвистнул.

Осмелев, я положил тазик на землю и молча, на глазах у всех, натянул на себя принесенную Никисором одежду. «Рыбий жир тебя спасет, – бормотал я. – Рыбий жир!» И спросил: «А что это за пёс с тобой? У кого увел?» Но Никисор нисколечко не смутился: «Потап это».

Во дворе базы (так я назвал стоянку в Менделеево) Никисор уснул, начав рубить дрова. Замахнулся топором и уснул – стоя, прямо с поднятым топором в руках. Пришлось расталкивать. Тогда спросонья он разжег такой огромный костер, что в огне расплавился металлический котелок вместе с гречневой кашей. На тревожные всполохи, спустив с цепи пса Вулкана, примчалась добрая тетя Лиза. «Ой, люди добрые! – горестно запричитала она. – Мало нам Серпа! Теперь еще племяша его привели». А пес Вулкан молча повалил Сказкина-младшего на землю и вопросительно оглянулся.

– Ты еще тут, – обиделась тетя Лиза.

Вулкан тоже обиделся и отошел, сел в тени.

Чай, заваренный Никисором, оказался почти прозрачным.

Я прополоскал чашку и заварил чай сам. Меня одолевали смутные предчувствия.

– Садитесь с нами, тетя Лиза. Это мой рабочий. Не пугайтесь, мы с ним скоро уйдем в маршрут.

– Ну да, все так говорят, – сердито возразила тетя Лиза. – А сами здесь будете торчать до скончания века…

И закрыла за собой калитку.

За нею, мелко подергивая вздыбленной гривой, хмуро удалился Вулкан.

Только тогда из примятых кустов стеснительно вылез Потап – личная собственность Сказкина-младшего. От Потапа сильно несло. От всего в этом краю сильно несло. От низких сосен, от цветущих магнолий. Смолой несло, ужасами, расплавленным алюминиевым котелком. Потап даже застеснялся, встал против ветра.

– Вы не думайте, он смелый, – пояснил поведение пса Никисор. – Это он только ногу не умеет правильно поднимать. Вырос уже, а писает как девчонка. Как ни показывай, все норовит присесть.

Я печально осмотрел свою команду.

– Мы с ним большую тайну разгадываем. – Никисор нежно обвил Потапа своими картофельными ростками и тот быстро, страстно задышал в ответ, вывалив узкий красный язык. Маленькая тайна им, конечно, никак не подходила, они разгадывали большую. – Вот дядя Серп нам ее открыл, а мы разгадываем.

Я даже спрашивать не стал, что они там разгадывают.

– Если ходить по отливу, – пояснил Никисор, поглаживая разнежившегося в его руках пса, – то можно увидеть одну тварь. Вся в шерсти, как медведь, и переваливается с боку на бок. Дядя Серп ее всегда материт. Говорит, что тварь опасная. Ползает по отливу, пожирает живое, потом сдыхает от непривычной пищи. Дядя Серп в нашу баклабораторию, – с разгону выговорил Никисор сложное слово, – принес целых два ведра этого зверя, так его чуть не облили помоями. Тут вот тоже немножко пахнет, – потянул он носом, учуяв следовые ароматы Юлика. – Когда Потап уснет, я положу ему на нос кусочек колбасы, чтобы не тревожился.

– Вот тебе топографическая карта, – решил я занять Никисора работой. – Возьми карандаш и кальку и сделай копию.

– Ой, это наш берег? – заинтересовался Никисор. И сразу же указал: – Смотрите, вот здесь дядя Серп находил самую большую кучу. Такую большую, что его чуть не вывернуло. А это что за гнутые линии?

– Меридианы.

– Мне их распрямить?

– Как это так распрямить?

– Ну, на этой копии. Вы же сами сказали.

– Ты что, Никисор, не слыхал, что Земля круглая?

– Да нет, дядя Серп говорил. Только мне все равно. Вы дайте мне денег, – неожиданно развернул он разговор. – Я пойду в поселок и куплю крепкие штаны. Мы ведь в поход пойдем?

И отправился Никисор покупать штаны.

И ночь прошла. И пришло утро. И день повалил на вторую половину.

Я уже откровенно начал радоваться тому, что ушел, навсегда ушел Никисор, но вдруг в люльке побитого мотоцикла его привез в Менделеево местный милиционер. Первым из коляски выскочил пес Потап и, выскочив, весело, как девчонка, присел под кустиком.

Оказывается, присмотрел Никисор в магазине крепкие новые штаны с накладными карманами, но купил в итоге морской гарпун – у некоего Парамона Рукавишникова, бывшего рыбака. «Ну, сколько, сколько он стоит?» – «А у тебя сколько денег?» – спросил бывший рыбак. – «А вот столько-то», – честно ответил Никисор. – «Вот и гарпун столько стоит».

С этим гарпуном вышел Никисор на отлив.

«Дурак он у тебя, – беззлобно пояснил милиционер. – Думает, что ржавым гарпуном можно убить одну загадочную тварь. Мы тут живем, считай, с сорок пятого и ни разу не убили. Эта тварь совсем как жидкая. Как на нее с гарпуном кидаться?»

Тетрадь четвертая.

Кстати о Капе

Остров Шикотан, или Шпанберга, самый крупный из островов Малой Курильской гряды. Он горист; господствующая здесь гора Шикотан достигает высоты 412,8 м. Склоны гор, а также долины речек поросли смешанным лесом. Берега большей частью высоки, скалисты и окаймлены камнями и скалами, которые удалены от берега на расстояние не более 5 кбт. Берега острова приглубы и изрезаны бухтами, многие из них могут служить укрытием для малых судов.

С утра на краю поселка перед калиткой золотушного домика роилась толпа: Сказкин-старший у отъезжающего на материк моториста Левина купил корову по кличке Капа. Большая, пятнистая, корова стояла тут же, медлительно поднимала голову, украшенную небольшими рогами. Единственная в поселке, она не понимала, в чем, собственно, дело. Набросив на плечи свой пиджачок с оторванным левым наружным карманом, Серп Иванович, как важный линялый гусь, со знанием дела принимал задатки от женщин, обещал в течение недели утроить удой. К сожалению, уже к семи часам вечера, смакуя перспективную покупку, Серп Иванович спустил в кафе все задатки, впал в стыд и срам, устроил две драки, дважды был выброшен на улицу. Потом он облил липким крюшоном маленького шкипера и даже пытался оскорбить тетю Лицию, Бога и всех других в Христа душу мать, за что был выброшен из кафе еще раз.

А я как раз получил письмо с Шикотана.

Писал мой приятель Вова Горбенко.

«Привет, старый! – писал он. – Скоро жду с материка жену. У нас, наверное, теперь дети будут. А как без молока, сам подумай! Купи у Серпа корову, все равно он ее пропьет».

Дальше шло перечисление вещей и книг, от которых Вова не отказался бы.

Коль, проснувшись в полночь, копыт услышишь стук,не трогай занавески и не гляди вокруг…

У пирса стоял отходящий на Шикотан рыболовный сейнер. Ранним утром я перекупил у Серпа корову и тайно договорился с рыбаками о ее погрузке на палубу сейнера. Конечно, боялся гнева обманутых женщин, они ведь могли не выпустить с острова единственную корову, поэтому и действовал втайне, решил доставить корову сам.

Если будешь умницей, то получишь тыкуколку французскую редкой красоты.Кружевная шляпка, бархатный наряд –это Джентльмены пай-девочке дарят.Кто не любит спрашивать, тому и не солгут.Детка, спи, покуда Джентльмены не пройдут…

Я впрямь чувствовал себя контрабандистом.

Светила луна. Резали поверхность бухты дельфины.

Мигал маяк на обрубистом мысе, скрипели швартовы. На всякий случай боцман дал Капе по рогам и подъемным краном ее живо вскинули над палубой сейнера. Из сетки торчали длинные, расставленные, как штатив, ноги. Негромко заработали машины, рявкнул тифон. «Все по закону, Капитолина, – утешил я корову. – На Шикотане тебе будет лучше».

Сейнер обошел мыс Хромова, ориентируясь на мощный, торчащий из мутных вод базальтовый трезубец, и мы с Капой увидели наконец впереди светящийся знак Хисерофу. Вова, оставив на подоконнике подзорную трубу, уже мчался к пирсу. Ошеломленная Капа медленно проплыла в сетке над палубой, над морем, потом над землей и мягко опустилась на пирс. Набрасывая на крепкие рога коровы веревку, Вова удовлетворенно показал мне новенький подойник. В душе он был романтиком. Он считал, что Капитолине новенький подойник придется по душе. С рвением настоящего собственника он, оказывается, уже устроил на покатом склоне горы Шикотан нечто вроде крошечного ранчо. Даже клочок каменистой земли распахал, разбил грядки. Правда, из всего посеянного им взошла только редька, зато такая, что перед нею отступил даже бамбук.