Вегетация - Алексей Викторович Иванов
— Гонишь, — холодея, не поверил Серёга. — Людоед он, что ли?
Расстрел Алабая и Вильмы Серёгу, похоже, ещё ни в чём не убедил.
— Тебя он уже подставил. Марину тоже. Конечно, людоед.
Серёга размышлял. Над отвалами носились птицы. Мягкий ветер обдувал горячий лоб. Всхлипывала и сопела помпа, качающая бризол.
Рядом как-то сама собой образовалась Щука, она лыбилась во весь рот.
— На рывок мастыритесь? — шёпотом спросила она. — Примите меня!
— Подслушивала, падла? — разозлился Серёга. — Я тебе череп расколю!
— Да не ссы, не стукану! — сразу пообещала Щука.
— Ты же у Типалова работать хотела, — Митя поглядел Щуке в глаза.
— Ну щас. Спиздела просто, не то Типал меня как Алабая бы ухлопал.
— Ладно, держись рядом с нами, — спокойно согласился Митя. — Но сейчас уйди, не мешай мне с братом говорить.
— Замётано! — заявила Щука и немедленно исчезла.
Серёга колупал ногтями камень.
— Я бы дёрнул с тобой, Митяй, — убито сказал он, — но Маринка-то ведь упрётся. Она же на бригадира целит. Не будет она ссориться с дядей.
— И после пули в ногу не будет?
— Сглотнёт, — горько ответил Серёга. — Все мы сглатываем.
Митя помолчал, рассматривая дальнюю громаду Ямантау.
— Попробуй убедить её. И ночью уйдём вместе. Или я со Щукой уйду.
Серёга сплюнул — яростно и далеко.
— А куда бежать? Лексеич с бойцами догонит нас. Маринка-то ранена.
Митю это не смутило.
— Когда я вспомнил про Харлея, то вспомнил и остальное, — сказал он. — Я знаю, где вход в «Гарнизон». Мы попросим убежища в миссии «Гринписа».
Серёга тоже вспомнил про вход в «Гарнизон». Туда его с Вильмой привёл трек Алабая. Серёга хмыкнул, оценивая план брата, а потом вдруг спросил:
— Получается, ты мог слинять, но всё равно пошёл за мной на завод?
Митя спокойно пожал плечами: а что такого?
68
Гора Ямантау (IV)
В мотолыге опять было тесно — в отсек загрузили трофеи: мотопилы, генератор и канистры из погибшего «танка», ящики с боеприпасами и сумки с продуктами. Щука и Костик сидели у заднего борта друг против друга; Костик с грозным видом держал на коленях автомат, перекинув ремень через шею, а Щука нагло улыбалась. Рядом с Костиком разместились Серёга и Маринка, рядом со Щукой — Митя и Матушкин. Два «спортсмена» втиснулись в закуток возле дизеля; Фудин вёл машину, Калдей занял кресло штурмана.
Мотолыгу качало и потряхивало, хотя в целом она ехала ровно: старая техническая трасса, раздавленная тяжеленными самосвалами, зарастала плохо — только жидкими кустами. Но мимо бортов плыли мощные стволы сосен.
Мотолыга неожиданно повернула, сдирая гусеницами дёрн, и оказалась на просеке — той самой, которую вчера бригада Егора Лексеича расчищала под руководством Маринки. Просека соединяла портал, где заканчивалась ветка железной дороги, и площадку с ракетными шахтами. Мотолыга покатилась направо, в сторону портала и капонира, — к новой базе Егора Лексеича.
Маринка навалилась плечом на кожух двигателя и закрыла глаза, чтобы не смотреть на Митю. Митя понимал, что она до сих пор видит в нём Харлея, видит что-то чужое, противоестественное, краденое, и никуда от этого уже не деться. Но со своими страхами Маринка пусть разбирается сама. Митя глянул на Серёгу, и тот легко прочёл безмолвный вопрос: удалось ли уговориться на побег? Перед выездом Серёга долго шептался с Маринкой.
— Всё пучком будет, — вслух заверил Серёга.
Костик покосился на него с подозрением.
— Слышь, Митяй, — обратился он, чтобы перебить общение братьев, — а много ваши мудаки платили Алабаю?
Костика точило сожаление, что дядя Егор пристрелил Алабая, не выяснив про деньги от «гринписовцев», которые Алабай готов был отдать.
— Мудаки — это вы, — спокойно поправил Митя; он бесконечно устал от быдлячества лесорубов. — А в миссии «Гринписа» люди порядочные.
— Ну да, ага, — не обидевшись, ухмыльнулся Костик.
— Туда не за деньгами идут… — Митя говорил медленно и задумчиво. — Там не те, кто убивает, ворует и рушит. Там за правду готовы под арест и в лагеря. Вы даже представить не можете, что такие люди существуют. А они строят будущее — из того, что вы тут наворотили со своими войнами.
На Костика эти слова не произвели никакого впечатления. У Маринки упрямо ожесточилось лицо — Маринка ничего не желала знать от Мити. А Серёга возмутился — как бы против воли, но возмутился:
— Да чего они тут строят? Тут только лес да машины психованные!
— Я вам даже объяснить не могу — вы невежи! — ответил Митя. — Что вам скажет формулировка «транспозиция нейлектрических контуров»?
— А ты по-человечески!.. — упорствовал Серёга.
Матушкин внимательно слушал Митю.
— Транспозиция нейроконтуров — это перенос личности. Срастание любых организмов. Управление природой. Объединённый разум Земли…
Митя видел, насколько пусты и бесполезны его слова. Понимать смысл — этого мало. Надо, чтобы смысл был важен, востребован. А зачем этим людям информационное бессмертие или управление природой? Зачем объединённый разум планеты? Что делать с этими возможностями? На сковородке их не пожарить, спину ими в баньке не потереть и в автомат не зарядить!
Практическую пользу из Митиных слов извлекла только Щука.
Пока Костик пялился на Митю, она тихонько вытащила из ящика под собой банку с тушёнкой — и, привстав, с размаху ударила ею Костика в лоб. Всплеснув руками, Костик отлетел к борту мотолыги. Щука бросилась к задней стене железного короба, сдвинула засов и распахнула дверку.
— Винтим отсюда! — крикнула она Мите и Серёге. — Сами же хотели!
Она всё рассчитала. Стрелять способен только Костик. Витюра — дристун, алабаевцы — без оружия; Фудин и Калдей — впереди, пока ещё до них шухер дойдёт… Надо вырубить малого — и путь открыт.
Никто Щуку не просил устраивать побег, ни с кем она не советовалась — просто ей показалось, что так будет зашибись.
Митя впился взглядом в Серёгу. Серёга, встрепенувшись, посмотрел на Маринку. А Маринка молча отстранилась от него. Она не хотела бежать. Во всяком случае — с Митей. Ошарашенный Серёга на мгновение застыл, а потом перевёл глаза на брата. И в глазах у него горело отчаяние.
— Беги сам… — сказал он.
Щука юркнула в проём, зиявший в железном коробе, и соскочила наружу. Митя метнулся за ней. Второго шанса у него не будет. Щука спалила их с Серёгой. Если он сейчас останется, то его просто свяжут и плотно возьмут под контроль — Типалову нужен Бродяга. А Серый… Что ж, это его выбор.
Митя на ходу спрыгнул с невысокой кормы транспортёра и упал в траву. Прыжок отозвался острой болью в животе, но Митя сразу поднялся и побежал по просеке — впереди мелькала удирающая Щука. Из перспективы просеки сквозь растрёпанные кроны деревьев слепило вечернее солнце.
Мотолыга уезжала дальше: Фудин, водитель, ничего не знал о том, что произошло в десантном отсеке, и ничего не слышал за шумом двигателя. А Костик, ошеломлённый ударом, размазал по морде кровь из рассечённого лба и, пошатываясь, встал. Толком не соображая, он вскинул автомат и выпустил очередь по беглецам. Серёга накинулся на Костика всем телом и повалил на ящики, где только что сидели Щука и Митя. В закутке у дизеля засуетились алабаевцы, и один из них полез к Фудину, чтобы сообщить о побеге.
Митя даже не понял, в каком месте его прорезало болью. Он схватился за живот, под рукой хлюпнуло что-то мокрое — лопнувшая рана от ножа. Ладонь была в крови, но не красной, а бурой, с зелёными волокнами. И через спину в грудь Митю пронзило странное ощущение чужеродности. Митя догадался, что прошит пулей навылет — от лопатки сквозь лёгкое. Ему показалось, что он — лодка с пробоинами: как вода, его заполняет неподъёмная слабость, и всё тело тягуче заныло от каждого движения. Теряя силы, Митя ещё бежал, но плечи и ноги наливались каменной тяжестью, и Митя, задыхаясь, перешёл на шаг.
Словно сочувствуя Мите, лес расступился перед ним. Впереди светлела знакомая поляна: ядрёный сосновый строй на крутом склоне Ямантау, а в нём — замурованная потерна; брошенный трал, заросший травой; развалины зданий с дырами окон
