Вегетация - Алексей Викторович Иванов
— Недооценил я тебя, Егор Алексеич, — дружелюбно признал Алабай.
Он держался так, будто все они участвовали в каком-то соревновании и Типалов победил, однако в остальном они равны и друг другу не враги. Егор Лексеич понимал, что это форма защиты. Алабай боится и как бы наводит его, Типалова, на мирный настрой: дескать, разойдёмся по-спортивному.
— Что делать будешь, чемпион?
Егор Лексеич стоял над сидевшими пленниками, заложив руки за спину.
— Тебя — вальну, — сказал он Алабаю, — про других ещё не решил.
Алабай засмеялся, точно оценил хорошую шутку.
Возле мотолыги Матушкин возился с бризоловой плиткой: ему поручили сделать кофе. Алёна разбирала кучу продуктов — трофеи из «танка». Калдей что-то жрал из пакетика, чипсы или орешки. Костик и Фудин с автоматами в руках охраняли пленников. Фудин смотрел на них назидательно, а Костик нетерпеливо переминался: ему любопытно было, как дядя Егор убьёт Алабая.
— Слушай, командир, возьми нас с Тимуром к себе, — обратился к Егору Лексеичу один из «спортсменов». — Мы же тут за деньги, а не за идею, — боец хмуро глянул на Алабая: — Извини, конечно, Эдик.
— Без обид, Лёнька! — охотно согласился Алабай.
Вильма, закрыв глаза, прижималась к его плечу. Казалось, она ничего не слышит, ни во что не вникает — она просто счастлива быть рядом.
— Откуда я знаю, что вы мне подляну не кинете? — спросил Егор Лексеич.
— Да накидались уже…
— Ну-ну.
— И меня тоже возьми, начальник! — подсунулась Щука.
Егор Лексеич не удостоил её ответом.
Маринка с перевязанным бедром лежала в мотолыге на ящиках и ни о чём не думала. Душа у неё опустошилась. Маринке требовалось время, чтобы понять, как она теперь относится ко всем — к дядь Горе, к Серёге, к Митьке, к бригаде… И к командировкам тоже. Все её обманули, всё было не так.
А Митя с Серёгой примостились на большом валуне и наблюдали. Обоим им было ясно, что Егор Лексеич кончит Алабая. Митя не испытывал никаких чувств: просто два паука грызутся в банке. Серёга же мрачно курил. Бригадира «спортсменов» он не жалел. Там, на щебёночном заводе, Алабай избивал его с явным удовольствием — хвастался приёмчиками. Но сейчас Серёгу что-то давило изнутри. Ему словно бы стало тесно на этих просторных отвалах. Чё, вот так, что ли, жить-то надо — мочить друг друга, драть бабки, пиздить, нагибать, наёбывать… Чё, по нормальному-то нельзя? Волчары они, что ли? Маринку вон дядя подранил и на смерть послал… Да и его самого тоже…
Егор Лексеич протянул руку, и Фудин передал ему автомат.
— Может, этих двоих заставить, шеф? — он кивнул на пленных.
— Заткнись.
Егор Лексеич знал, что городские отличаются от лесорубов. Городских нельзя повязывать кровью. Городские не хотят запачкаться. Если вынудить их грохнуть своего бригадира, то потом они легко грохнут и чужого — то есть его, Типалова. Что ж, пусть чистенькие бегают. Верней служить будут.
— Ладно, Алексеич, напугал — и довольно, — забеспокоился Алабай; он ещё надеялся выжить и сохранить лицо. — Давай торговаться.
— Торговаться? — удивлённо хмыкнул Егор Лексеич.
— Я тебе сдам сделку с «гринписовцами», — Алабай опять приглашающе улыбнулся. — Все контакты, счёт в банке и деньги, что они уже перевели. Я договорился под Ямантау плантацию «вожаков» организовать. Каждый сезон буду вырубать одну половину стволов, а за счёт другой половины плантация будет восстанавливаться. И «гринписовцы» проследят за восстановлением. Это на годы вперёд стабильный заработок!.. Ты же умный мужик, Алексеич!..
Егор Лексеич, конечно, сразу уловил суть. Но это ничего не меняло.
— Плевать мне на твои расклады, — ответил он. — Я и сейчас всё вырублю, и на будущий год всё вырублю. А не вырастет — дак ещё где-нибудь найду. С хуя ли мне за кого-то цепляться? Лес большой! Мне по-любому хватит!
— Нет, ты прикинь!.. — заторопился Алабай.
Егор Лексеич отбил короткую очередь — она взрыла Алабая поперёк груди. Алабай, выпрямившись, задрожал, словно пытался перетерпеть, чтобы потом продолжить торг, но не перетерпел, выдохнул и повалился на спину.
— Да прикинул я уже, — с презрением сказал ему Егор Лексеич.
С Вильмой случилось что-то странное. Она будто сошла с ума. Она тихо поползла на упавшего Алабая — маленькая на большого, легла на него, как в постели, обняла его за голову, но всё время беззвучно кричала. Её крик был слышен всем, хотя после автоматной очереди воцарилась огромная и жуткая тишина, невыносимая даже для Егора Лексеича. Тогда Егор Лексеич повернул автомат и оборвал тишину второй очередью — уже по Вильме. А Вильма и не шелохнулась под пулями, умирая с таким блаженным облегчением, словно после долгих мытарств наконец-то исполнилась её самая заветная мечта.
Щука инстинктивно шарахнулась в сторону от покойников. Алабаевцы отвернулись. Серёга страдальчески сморщился. Фудин печально кивал — вот, мол, до чего доводит ссора с бригадиром… Костик злорадно улыбался. Алёна, прикрывая ладонью глаза от солнца, смотрела на всех с осуждением, будто виноваты были те, кто вокруг, а не Егор Лексеич. Сам же Егор Лексеич зорко следил за мертвецами — не оживут ли?.. А Митя ничего не почувствовал. Его давно переполнило переживаниями, новые в него больше не вмещались. Есть ведь предел любым впечатлениям. Митя ощущал себя бочкой, в которую боль и гнев залили под самую пробку, и теперь в бочке ничего не колыхалось. Он понял, что сравнялся с Егором Лексеичем: отныне его ничем не пронять.
— Круто! — восторженно подытожил Костик. — Пиздец Алабаю!
Егор Лексеич вернул автомат Фудину.
— Дело к вечеру, — обыденно заметил он, щурясь на небо. — А мы с утра не жрали… Короче, собирайтесь. База будет у капонира. Едем туда.
Фудин засуетился:
— Шеф, бризола в мотолыге полбака осталось. Можно я с «танка» солью? Там главный бак почти полный. Только вручную придётся качать, это долго.
Егор Лексеич недовольно засопел.
— Лады, — согласился он. — Алёна, залазий в харвер, поедем ужин готовить.
— А эти с нами теперь? — Костик указал на двух алабаевцев и Щуку.
— По ходу, с нами, — подтвердил Егор Лексеич. — Но тебе, Константин, поручаю охрану. Следи за новенькими… — Егор Лексеич глянул на Серёгу с Митей. — И за старенькими тоже.
Польщённый Костик браво отдал честь бригадиру.
Егор Лексеич вскарабкался в комбайн; за ним, ворочая крупным задом, неуклюже влезла Алёна. Харвер загудел, распрямил длинные суставчатые ноги, развернулся и ушагал за глыбовый холм. Два «спортсмена» и Щука по указанию Фудина перетащили трупы Алабая и Вильмы подальше; на то место, где лежали тела, тарахтя, переехала мотолыга. Фудин и Матушкин выгрузили ручную помпу. За её рукояти взялись «спортсмены». Пока никто не видит, Щука быстро обшмонала мертвецов и рассовала мелкую добычу по карманам.
Костик как бы случайно подошёл к Мите.
— Чё, живой, да? — ухмыляясь, спросил он.
Митя промолчал.
— Ты не докажешь дяде Егору, что я тебя пырнул, — негромко произнёс он. — Я скажу, что это «спортсмены» тебя порезали.
— Вали отсюда, — угрюмо посоветовал Костику Серёга.
Костик отвалил.
Митя и Серёга по-прежнему сидели на валуне и наблюдали, как Фудин, Матушкин и «спортсмены» возятся с насосом. Пригревало солнце. За горбами каменных бугров тянулся туманно-зелёный массив Ямантау. Пахло пылью.
— Обрыдло мне здесь, — признался Митя. — И бригада, и война, и вообще всё… Я сбегу, Серёга, как только выдастся случай. Давай вместе сбежим.
Серёга в досаде поддел булыжник носком кроссовки. Чё за дела? Всё же устаканилось, Алабая вот спихнули с пути, а Митяй новую херню затевает!..
— Я думаю, что ты из этой командировки не вернёшься, — добавил Митя.
Серёга и сам порой чуял, что добром командировка для него не кончится.
— Обоснуй, — мрачно потребовал он.
— Типалов устроил беспредел — даже, наверно, по меркам лесорубов. Ему придётся заметать следы. Убирать свидетелей. Типалов доверяет лишь Алёне, следовательно, и Костику. Их он и привезёт обратно. Возможно, Фудина и Калдея тоже привезёт. Но остальных
