Вместе - Дэйв Эггерс
Они выбрались из проулка и вновь влились в толпу. Им пришлось увернуться от внушительной дамы верхом на не менее внушительном коне, который испугался людей, забавы ради стреляющих с крыши по дронам. Еще две дамы средних лет пронеслись мимо на роликах в направлении стихийного рынка-развала – в каждом троговском районе был такой, – где продавалась всякая запрещенка: сигары, кожаные туфли, арахис, куклы Барби, сушеное бизонье мясо, бюсты Линкольна и Черчилля, презервативы из овечьей кожи. На входе тощий человек в красном атласном жилете продавал надувные шарики. Дилейни едва не купила один в виде панды – она не видела настоящих надувных шариков с тех пор, как ей было двенадцать.
Они остановились у прилавка с последними оставшимися в мире газетами. Одно издание из Австрии, три из Германии. Журнал кубинской диаспоры в США. И конечно, целая витрина, посвященная Либерии – последнему государству трогов. Их пресса процветала, причем печаталась на английском. Один из крупных заголовков гласил: “Новый генеральный директор ВТО задумывается о масштабных антимонопольных мерах”.
Женщина за сорок в винтажном фартуке с большими карманами для мелочи внимательно осмотрела их и заключила:
– Вы все равно не сможете пронести это в ваш кампус. – И погнала их прочь движением руки, как будто смахивала пыль с каминной полки: – Посмотрели – и проходите дальше.
Дилейни с Уэсом смущенно поспешили прочь, мимо чучела Мэй Холланд, свисавшего с электрических проводов. Через несколько шагов, прямо посередине прохода, был водружен реактивный снаряд времен холодной войны, обезвреженный, но все равно жутковатый. Он был направлен в сторону Трежер-Айленда. Кто-то написал на корпусе: “Думаем о тебе”.
– Мне надо присесть. – Дилейни плюхнулась на бордюр. – Как эта женщина поняла, что мы из “Вместе”?
Уэс пожал плечами.
– Я давно тут не был. Люди стали злее.
Мимо них прошел пожилой мужчина с бумбоксом на плече, и громкий рэп, казалось, пронзал насквозь то, что осталось от его мозга.
– Видела, они выпустили твой оценщик красоты? – спросил Уэс.
– Видела, – сказала Дилейни.
Идея, которую Дилейни когда-то подкинула Алессандро, действительно превратилась в приложение под названием “Эрмоса[26]”. Пользователям предлагалось загружать картины, фото, букеты и прочее, и самообучающийся алгоритм оценивал их по шкале от 0 до 1000, учитывая композицию, симметрию, гармонию цветов и еще несколько сотен характеристик.
– Слышала про студентов-художников?
Она слышала. Все больше и больше студентов и выпускников художественных училищ и академий требовали, чтобы профессора пользовались приложением “Эрмоса” при выставлении оценок. “Требуем честности и объективности в красоте!” – призывал быстро распространившийся лозунг. Люди – это клубки противоречий, настаивали студенты, они не могут определять, что красиво, а что нет.
– Помнишь то британское шоу талантов? Там участников тоже теперь оценивает алгоритм “Эрмосы”.
– Никто не хочет, чтобы его судили люди, – сказала Дилейни. – Это слишком болезненно.
В бейсболе судей упразднили уже много лет назад, решив, что компьютеру проще отмечать страйки и болы. Потом последовали дайвинг, гимнастика, фигурное катание. Никто не протестовал. Субъективности не было места в спорте.
– Может пойдем? – спросил Уэс.
Дилейни встала, и они направились к выходу с рынка.
– Как поживает Пиа? – спросила Дилейни.
Они прошли мимо столика с шубами из искусственного меха, пакетами на застежке, влажными салфетками и яйцами.
Уэс скривился.
– Так ты знаешь.
– Что знаю?
– Ну ты ведь спросила про нее после того, как всплыла тема “Эрмосы”, которая оценивает красоту.
– Боже. Да никакой связи.
Уэс посмотрел на Дилейни с подозрением. Он никогда раньше не смотрел на нее так, будто оценивал ее правдивость. Ей стало не по себе. Удовлетворенный, он продолжал:
– Ты же наверняка знаешь, что они тестируют версию “Эрмосы” для оценки человеческой красоты. Называется “Лицом к свету”.
– Впервые слышу…
– Ничего, скоро узнаешь. Это та же технология, те же принципы, та же шкала. И рейтинг Пиа оказался совсем не таким, как она ожидала. Нечего ухмыляться. Она никогда тебе не нравилась, но она просто раздавлена.
– Мне очень жаль, правда. И я не ухмыляюсь.
Дилейни взяла Уэса за руку. Он уставился на ее пальцы, как на клубок змей. Она выпустила его ладонь.
– Не я создала приложение. Я просто подкинула идею одному парню.
– Знаю. Алессандро. Я уже неплохо с ним знаком. Сначала он сказал, что приложение не предназначено для того, чтобы оценивать красоту реальных людей, а через неделю запустил “Лицом к свету”. – Уэс посмотрел в белесое небо. – У Пиа 628.
Дилейни отчаянно хотела вернуть своего друга, того Уэса, прежнего Уэса. Тогда они бы вместе посмеялись над всей этой фигней.
– Уэс, ну ты что. Вы с Пиа не можете относиться к этому серьезно. Это же полная ерунда.
– Как она может не относиться серьезно?! – воскликнул он. – Приложение вполне надежно. Алессандро вписал туда все стандарты красоты, все микропараметры симметрии и пропорций. А Пиа купила премиум-версию, где каждое отклонение от идеала подробно объясняется. Большую часть отклонений в себе она не может изменить. Ты знала, что ее глаза слегка асимметричны? И слишком близко посажены? Что приложение говорит, будто ее груди конической формы и недостаточно упругие?
– Уэс. Ты вообще себя слышишь? Как ты можешь воспринимать такое всерьез?
– А как ты можешь не воспринимать? Это все равно что не верить в науку. Я инженер. Это наука.
– Но это не наука! – воскликнула Дилейни. – Никакой науки тут нет! Да блин, Уэс, красота – это самая субъективная вещь на свете!
Уэс остановился у прилавка с кассетными плеерами и виниловыми проигрывателями. “Никакой х**ни с подключением через вайфай”, – гласила надпись сверху. За восьмидорожечный плеер просили две тысячи, за CD-плеер – вдвое больше. Рядом с ними в плексигласовом контейнере стояла коробка с пончиками “Криспи Крим”. “Скорее всего, еще съедобны”, – было написано на наклейке. Пончики отдавали за 180 долларов.
– Как бы то ни было, – сказал Уэс, – когда эти цифры уже у тебя в голове, их не сотрешь. Твой показатель я тоже посмотрел. По фото.
– Не говори мне.
– 722.
– Блин, Уэс, что с тобой происходит? – Дилейни знала, что теперь и она не сможет забыть эти цифры. – Зачем ты мне сказал?
– Ты же говоришь, это все ерунда, так какая тебе разница?
Мысли Дилейни двигались по замкнутому кругу. Она обрадовалась, что ее показатель выше, чем у Пиа,
