Шлимазл - Гульнара Черепашка
— На себя, Ру-сан, — безучастно поправил его бригадир.
Ну-ну. Еще один минус в карму. Даже смешно. Все эти новоиспеченные начальники норовят сменить методы работы — а сами не знают даже, в какую сторону двери открываются!
За спиной раздался свистящий звук — Отори натянул на лицо респиратор.
Но на миг почудилось, что это он засопел с недовольством, что горе-руководитель, вздумавший нагрянуть с проверкой, мнется и тянет время. И правда — хватит витать мыслями невесть где. Он шагнул наружу — в пыльный сухой воздух изнаночной стороны города, скрывающей в себе внутренности мегаполиса. Его коммуникации и нервы, по которым мчались десятки и сотни тысяч вольт энергии от Спотов.
Пошатнулся на пороге, восстанавливая равновесие. Гравитационный перепад, неощутимый внутри помещения, за дверью показался чрезмерным.
Хотя дело, наверное, лишь в том, что внутри города такой картины не увидишь. Дверь вывела его на внешнюю поверхность трубы — неровную и ребристую, но выпуклую.
*** ***
Стефан неторопливо прошел с десяток шагов по широченной, не в один десяток человеческих обхватов, трубе.
Сила тяготения здесь работала вовсе не так, как в городе.
Технически город Сан-Сан имел лицевую сторону и целых две изнанки.
Лицевой стороной были улицы — от широких магистралей в центре до совсем узких, круговым сечением не больше трех-четырех метров, на окраинах.
Первую изнанку представляли собой коммуникации — узкие трубы, тянущиеся за пределами улиц, параллельно им и петлявшие между ними. При наличии допуска по таким техническим переходам можно было попасть с одной улицы на другую за полминуты-минуты, тогда как шагать по «лицевой стороне» города пришлось бы с четверть часа минимум.
Вторая изнанка находилась за пределами и труб-улиц, и технических коммуникаций.
Технически, Стефан с несколькими сопровождающими сейчас очутился за пределами города. Они находились на внешней стороне одной из труб-улиц. И со всех сторон тянулись такие трубы разного диаметра. Внутри находились жилые кварталы и переходы, каналы коммуникаций. А здесь — громадное пространство, заключившее в себе все эти каналы и переходы. Бесконечность, пронизанная одиночными трубами и их пучками, тянущимися во всех направлениях.
Если внутри нормальное тяготение притягивало предметы и людей к стенкам труб-улиц, то здесь от нормального тяготения оставалась разве что треть. В лучшем случае — половина.
В городе тебя могла притянуть лишь одна из стенок трубы, здесь же трубы тянулись повсюду. Вокруг, над головой, под ногами. И каждая обладала собственным притяжением. Сила, с которой разные трубы притягивали предметы, тоже различалась, варьируясь в незначительных пределах и меняясь с течением времени по сложному графику.
Картина на небольшом расстоянии от выхода открывалась фантасмагорическая.
При выходе из «предбанника» — помещения, куда привез их лифт — изнанка выглядела не слишком презентабельно. Невзрачные замызганные технические сооружения. Тянущиеся в разные стороны под самыми разными углами трубы.
Но это — пока не выберешься к точке, с которой открывается широкая панорама. А Стефан как раз достиг такой точки. И от раскинувшегося вокруг пространства захватывало дух. В городе такого не увидишь. Возможно, даже в Мантии. Да что там — возможно, и в самом Золотом кольце или даже Ядре! Ну, что там за диаметры труб-переходов и полостей? Сотня, две — ну, три метров.
Здесь же...
Перед ним распахнулось титаническое, ничем не ограниченное пространство. Во все стороны, куда ни кинь взгляд — и вверх, и вниз — под ноги, и в стороны.
Да, повсюду тянулись трубы разной ширины и целые пучки труб, разветвляясь и поворачивая. Но именно здесь среди этих тянущихся пучков и одиночных каналов — пусть даже и чрезвычайно широких — виднелись просветы, через которые видно было, что простор не заканчивается, а тянется дальше.
Нет, Стефан не первый раз выходил наружу. Далеко не первый. Работа снаружи — основная для технического персонала энергетической службы. А все двадцать восемь гетто работали только на нее.
Но в областях изнанки, прилегающих к эр-гетто, где он жил и работал прежде, картины в основном напоминали то, что он увидел, только-только выйдя из «предбанника». Пучки узких труб коммуникаций и широкие тела труб-улиц, протянутые далеко-далеко, скрывающиеся среди переплетений других таких же каналов. Там в десятке-двух метров, ну, иногда — в нескольких десятках — взгляд всегда натыкался на препятствие, создававшее иллюзию замкнутого пространства. Здесь каналы жилых улиц и коммуникаций были разнесены друг от друга дальше. И это позволяло видеть, что они не ограничивают простор стенами, а лишь тянутся в нем.
А большая часть изнанки Сан-Сана — это ничем не заполненная пустота.
Нет, где-то там, далеко, находились границы этой пустоты. В нескольких десятках километров в каждую сторону. Только с точки, где стоял Стефан, этих границ видно не было.
Лишь с одной стороны — там, где находились Споты, — виднелись многочисленные разноцветные мерцающие огни. Они сияли нарядными кристаллами, как на платьях танцовщиц, выступавших в клубах Неонового пояса.
В той стороне граница города находилась совсем близко. Стефан прикинул мысленно — выходило, что до непроницаемой оболочки, заключавшей в себе город, было не больше пары-тройки километров.
Между внутренней поверхностью оболочки и Сан-Вингом — вотчиной интеллектуальной элиты — существовал зазор в несколько метров, заполненный плотно перекрученными между собой толстенными кабелями, которые и поставляли энергию всему мегаполису. Откуда-то извне. Из-за герметичной оболочки, внутри которой, как в пузыре, расположился Сан-Сан.
— Ру-сан! — голос в наушнике вернул в реальность. — Вы хотели посмотреть участок три-семнадцать.
— Да! — собственный голос показался слишком громким и преувеличенно бодрым. — Нам дальше вперед, верно?
— Да, две сотни метров с небольшим. Мы сейчас идем вдоль проспекта Сакуры.
Ну конечно! Широкая окраинная улица, опоясывавшая весь район и сворачивавшая после этого к центру, раздваиваясь. Эти две улицы выписывали два круга внутри зет-гетто и выводили на центральную площадь с двух сторон.
— Мы в районе бульвара Лепестков, верно?
— Именно. Вы хорошо ориентируетесь в пространстве, Ру-сан, — снизошел бригадир до похвалы. — Однако нам придется пересечь опасный участок...
— Пересечем, — отрезал Стефан и зашагал дальше по трубе. Уже куда более твердо.
Короткое сопение в наушнике — и тишина. Отори отключился. Видно, чтобы начальник не слышал, как он ругается сквозь зубы.
И правильно. Что проку ругаться? Рабочие пресловутый опасный участок не по разу на дню пересекают, и ничего. Только что гибнут чересчур часто. В принципе, уже даже можно не проверять — от чего именно.
