Как приручить дракона – 5 - Евгений Адгурович Капба
— А она умеет рыдать? — удивились пацаны.
— О-о-о, сегодня вы узнаете много нового! — откликнулся я.
И мы пошли в школу.
* * *
лучший способ поддержать автора и не пропустить следующий цикл по Тверди и другие книжки — это подписаться на мой профиль здесь))
Глава 23
Репутация
Честно говоря, я нет-нет да где-то на краю сознания и надеялся на массовую инициацию или что-то в этом роде — после выпускного. Ну да, я отчаялся проводить закономерности, и строить теории и причинно-следственные связи во всем, что касалось магии, но помечтать-то можно! Вот полыхнуло бы эдак у половины вчерашних десятиклашек — это бы я красиво из школы ушел!
Однако, нет: мы неплохо провели время, вот и все.
Конечно, неплохо провести время тоже дорогого стоит. Ребята и девчата подготовили милые и забавные сценки, неплохо пели, вручили нам шуточные грамоты и медали, вручение которых обыграли артистично и с юмором. Гутцайт досталась победа в номинации «Всевидящее око», мне — «Однако, здравствуйте!», Надеждиной — почему-то «Отпустите меня в Гималаи». Родители выпускников даже станцевали что-то типа попурри из местных популярных танцев, я понятия не имел ни об одном из них, но старательно хлопал. Эти мамашки и папашки лет сорока действительно старались и вообще — показали себя большими молодцами. Конечно, ребята с микрофоном в руках признавались в любви учителям, в стихах извинялись за шалости и прогулы, и все такое. Ингрида Клаусовна плакала. То самое, что я не люблю, в общем. Но это — мелочи. Так-то было весело, уютно и душевно.
Настораживало единственное: никто из пришедших на учёбу в шестую школу в этом году аристократических отпрысков не остался на неофициальную часть. Никакой дискотеки, никакого банкета, никакой культурной программы — это девушки-то, в шестнадцать-семнадцать лет! Их как ветром сдуло, едва все эти девицы Рожские и Невские аттестаты получили. Но, признаться честно, меня тоже сдуло, я домой пошел, спать, так что скребущие на душе кошки могли скрестись себе дальше, мне от этого ни прибытка, ни урона пока не получилось.
* * *
Имелась у меня одна традиция, которая началась в далёком моем выпускном 11 классе. Каждый год в первый день каникул (что после выпускного тогда, что в универе после сессии, что потом, учительствуя уже, после экзаменов), я утром пил сидр на набережной. Глупость, конечно — с утра выпивать, но я брал маленькую бутылочку: в поллитра или пинту. От этого особенно не опьянеешь. Дело в том, что в Вышемире сидр стали продавать как раз под конец моей учёбы в школе, и одновременно с этим, в одинннадцатом классе мне исполнилось восемнадцать — так уж вышло, что в школу я пошёл в семь, а в конце школы был совершеннолетним. Вот я и взял тогда себе на законных основаниях первый раз алкоголь: новинку попробовать. Не скажу, чтобы прям сильно понравилось, но раз в год я с ним на лавочке сидел. Ну а что? Перегара от сидра нет, запах — яблочный, да и душевный спазм слегка снимает.
Вот и сейчас, купив пластиковую бутылочку с яркой этикеткой и надписью «SIDR», я расположился на днепровской набережной, за одним из столиков летнего кафе. Выкрутил крышечку и отхлебнул яблочного напитка. Как и на Земле — качество так себе, но вкус — почти тот же, так что традицию можно было считать соблюденной. Однако, кто мы такие без маленьких личных традиций, крохотных иррациональных фобий, зашитых далеко в подсознании детских комплексов и странноватых привычек? Одинаковые просветленные болванчики?
Здесь, под сводом палатки, было немноголюдно: сонная бармен-кассир смотрела висящий под крышей телевизор: обычно там показывали спортивные трансляции, сегодня же — какое-то очередное дурацкое ток-шоу. За дальним столиком опохмелялась смешанная компания мужчин: там были люди, снага, гномы и, кажется, один гоблин. Над рекой, по голубому небу плыли пышные облака, поддувал свежий ветерок, качая ветви деревьев с сочной, летней уже листвой. Стоя у ограждения набережной мама и две дочки бросали местным днепровский уткам хлеб, птицы гомонили на утином языке, плескались, ныряли за кусочками размокшего мякиша и явно радовались.
— … предложил мне… Ну… Предложил интимные отношения за хорошую отметку на экзамене, — вдруг услышал я и вздрогнул. — Я ведь новенькая, и сильно волновалась, вы знаете, какая у них там жёсткая конкуренция? Они все хотят ему понравиться, он как будто загипнотизировал всю школу! Там очень нездоровая, страшная обстановка вокруг него — и дети, и учителя, они все, все под его влиянием, готовы выполнять любые прихоти, ему все прощается… А мне — мне он сказал, что в аттестат поставит десятку, если я соглашусь!
— Оля мы знаем, что тебе тяжело рассказывать о произошедшем, тяжело вспоминать, но все уже позади… Здесь, в нашей студии, ты в безопасности! Ты очень храбрая девочка, — голос ведущего был приторно-сочувствующим. — Я попрошу тебя побыть храброй ещё немного — мы ведь должны защитить других девочек от того, что ты пережила! Назови, пожалуйста, имя этого человека.
— … Серафимович Пепеляев… — я почувствовал, что у меня кольнуло в груди, а в голове зашумело.
Хорошо, что я сидел на этом бесовом пластиковом стуле, иначе, наверное, потерял бы ориентацию в пространстве и рухнул бы на землю, точно. Меня натурально штормило. Переведя взгляд на экран телевизора, я стиснул зубы и все никак не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть — в горле встал ком. Все эти фотографии… Они действительно могли выглядеть двусмысленно, в контексте того дикарства, который я только что услышал. Да, там, в студии самого популярного в Великом Княжестве Белорусском, Ливонском и Жемойтском Первого Независимого Телеканала сидела Олечка Тан, и говорила все это — на аудиторию в десять или пятнадцать миллионов.
И фотографии… Это я знал, что мне проходу не давали. Это мне было известно, что мы постоянно сталкивались с кем-то из новеньких-незаконнорожденных девочек то на лестнице, то в коридоре, то в дверях… Им постоянно что-то от меня было нужно: «Георгий Серафимович, а посмотрите — я правильно написала?» «Георгий Серафимович, а как это понять?» «Ой, простите, я такая неловкая!» Немного ретуши, грамотной минимальной подрезки, игры с освещением — фотография остаётся оригиналом, но вместо случайной сцены школьной жизни на ней — учитель
