Винсент Килпастор - Беглый
После того, как войска Северного альянса заняли Кундуз, около 500 пленных талибов, в основном иностранных наемников, были заключены в древнюю крепость Калаи-Джанги неподалеку от афганского города Мазар-и-Шариф, что в переводе означает Кладбище Благородных.
Завладев оружием, военнопленные подняли дерзкий антиамериканский бунт.
Только через три дня ожесточённых боев и с помощью интенсивнейших бомбардировок ВВС США, Северный альянс с трудом восстановил контроль над крепостью. Полагают, что в ходе операции практически все пленные были убиты.
3.4
Как всегда, утром я полусонный выковырял яйцо всмятку, доел залпом оставшуюся после Алинки кашу, и побыстрее вылетел из квартиры леди Ди.
Как раз вовремя.
Из подъехавшего такси, медленно и с достоинством вылезал падре Малявин. Как всегда его сопровождала дорогая аура диоровского Фаренгейта. Малявин был подтянут и чисто выбрит. Чёрный костюм и красная шёлковую рубашка. Малявинский костюм теперь стоил несколько сотен долларов, но сам Малявин оставался верен культовым цветам группы Алиса.
На правой руке Малявина играл весёленькими огоньками недетский болт с брюликом размером в половинку горошины из хорошего ташкентского плова. Через левую руку Малявина был перекинут щегольской кожаный плащ типа нордический, стойкий.
Малявин был бесконечно крут и хрустел как новая стодолларовая купюра.
— Здарова!
— Салям алейкум — открывай ворота, дядя Малявин!
— Далеко собрался?
— В тубдиспансер собрался за результатом анализов. Нам без анализов — сами знаете, строго воспрещается!
— Экзотикь! А я по твою душу. Ты это, кино Однажды в Америке помнишь? Ну, помнишь момент, Лапша выходит из тюрьмы, а его встречает Макс с голой бабой в машине? Я только вчера пересматривал! По рейтингу — второй фильм в моей коллекции!
— Ну и? Баба-то голая где?
— А тебе на хер баба, что мало Ди? Такая дама приятная во всех отношениях. Гордая только немного и все.
— Ди, Малявин, это мой хлеб! Но иногда хочется ведь и тёплых булочек! И пышечек, и пирожных! Махнём по бабам? А?
— Бабы, шмабы. Берись за ум уже наконец. Отгулял. На вот — тебе. Гонорар вчера только получил за статью в немецком журнале. Прости, что сразу не сообразил. А вчера кино смотрю, думаю — мля! Как же эт я? Маху дал!
Я раскрыл ладонь и увидел там двести баксов. ДВЕСТИ БАКСОВ! Целое состояние по тем временам. Хватит на пару месяцев вполне комфортной жизни в упорных поисках работы. Ай-да Малявин!
— Ну, Малявин. Ну… не знаю, брат, не знаю! Спасибо…Спасибо МАЛЯВИН тебе! Не знаю, что и сказать! Не все родные честно говоря так встретили!
Да что уж там греха таить — не все, никто так не встретил. Ни одна падла. Спасибо!
А когда отдам вот не знаю.
— А и не надо отдавать. Просто правильно потрать, и кино-то посмотри «Однажды в Америке». Всё будет хорошо, я уверен в тебе. Сдюжишь.
— Слушай, Малявин, а может все ж махнём куда? Я угощаю! Нынче деточка я буду фантастически богат!
— Не получится махнуть — вон леди Ди за нами из-за занавески наблюдает.
Да и потом у меня дела кой-какие ещё на Чиланзаре. Я поеду, а ты заскакивай позже — электронную почту проверить. Может где и на интервью позовут.
* * *Бегом вернувшись домой я несколько секунд торжествующе трясу баксами перед самым носом Ди.
— Вот они — на хую намотаны! Кто теперь тут кого емеет и кормит, а?
Но Ди делает вид, что не читает в этот раз моих мыслей, и ни на йоту не сдвигается с прочно занимаемых позиций:
— Ну и что ты тычешь этой мерзостью мне в лицо? Езжай, разменяй сотню, купи свежего мясца, комет-гель для ванны и присыпку для Аленюшки. На Алайский езжай — там менялы круглые сутки ошиваются. Корейцы, в основном, или татары. Хотя подожди, подожди — лучше до Детского Мира дойди — там на пару сумов курс всегда больше.
Давай! Дуй! Добытчик ты мой!
Не чувствуя под ногами земли как человек выигравший миллион в рулетку, я вприпрыжку, напрямую через волгоградский бублик помчался на станцию метро Пятьдесят лет СССР.
Метро было там же и выглядело вроде так же, но называлось теперь «Улугбек». Я вспомнил пухлого баландёра из второго аула и улыбнулся. Явно назвали не в его честь. Насколько помню оный Улугбек был звездочёт и внук Амура Тимура. Ну и ладно, как говорится, главное чтоб под хвост не долбился.
* * *На прохладной станции в ожидании поезда мытищинского вагонозавода, наблюдаю разруху внесённую Улугбеком в братскую семью народов. Раньше станцию «Пятьдесят лет СССР» украшали пятнадцать огромных тяжеленых бронзовых гербов всех республик союза.
Бронза очень зачётно смотрелась на фоне тёмно-коричневого, с черными вкраплениями отшлифованного гранита станции. Станция больше походила на зиккурат вавилонских богов, чем на остановку общественного транспорта.
Теперь вместо гербов станция Пятьдесят лет СССР красовалась огромными дырами свежего щербатого цемента.
Я живо представил, как поздней ночью, по-воровски крадучись, на станцию пришли мрачные люди Улугбека. У людей были дыры вместо глазниц — вроде тех, что сейчас украшают стены станции. В руках у слепых людей были длинные стальные ломы-иглы. Безглазые люди ударили ломами в Украину, Казахстан, Литву и Беларусь… Гербы союза братских республик, медленно, как бронзовые листья осенью, кружась, обрушились на рельсы с плачущим бронзовым звоном.
— Улугбек бекати! — вывел меня из трипа голос узбекского левитана.
Я вскочил в подъехавший поезд, и покатил на мустакилик хиебани, бывший Сквер Революции — там до Детского Мира можно за минуту бегом. Я сказочно фантастически богат!
* * *У Детского Мира мой наметанный на нелегальщину арестантский глаз, сразу выделил в толпе движенщиков-барыг. Честно скажу, свобода и общение с вольным людом сильно напрягают по-первой. В лагере вольнонаемных автоматом приравнивают к ментам, и ведут себя с ними соответственно. На воле нужно некоторое время, чтобы изжить этот стереотип и перестать вежливо заискивать с каждым продавцом сигарет будто он по меньшей мере офицер оперчасти.
Моё доверие вызывала немолодая кореянка с ярко накрашенными губами. От неё сквозило уверенностью и олимпийским спокойствием. На аферистку вроде тоже не походила. Да ещё давала на двадцать сумов больше чем остальные. Значит сто две тысячи! Ого! Сто две тысячи денег! Сначала — по шашлычку, потом… О!
Наконец-то смогу увидеть отца. После развода он оставил все маме, а сам переехал с Борькой в такую тьму-таракань, что у меня реально не хватает денег, чтобы оплатить путешествие. Ну, и, если честно — все время не как не выберу, стыдно. Сейчас минут через пять смогу рвануть к отцу на такси.
Озираясь по-сторонам, быстро нырнул за ней во двор ближайшей девятиэтажки. Всем знакомо это паскудное чувство страха перед запалом, когда покупаешь гандж, например или меняешь валюту. Страшные преступления! Идиотизм закона закаляет в нас чувство отчуждённости от государства, а это друзья, очень хорошо! Государство нам не друг и никогда не будет. Не обманитесь! Пусть засунут свои гражданства, прописки и лицензии в задницу, куда поглубже. Нам бы до Москвы, а там уже — рукой подать.
Моя новая знакомая заскочила в подъезд и вскоре вышла с полиэтиленовым мешком Озик-овкатлар, набитым пачками бумажного воплощения молодой узбекской государственности.
Сотку Левина она элегантно поместила между двух, далеких ещё от увядания фарфоровых грудей, которые бывают только у выходцев из Японии, Кореи и Индокитая, и тут же враз растворилась в уже начинавших густеть сумерках.
Я сунул деньжищи подмышку и не успел толком развернуться от подъезда, как оттуда бодро вышло двое увешанных рациями и дубинаторами казахов из патрульно-постовой службы.
Подстава! От сука, лоханулся сердешнай! И на старуху бывает юрьев день!
Это я уже на бегу делюсь с собой эмоциями.
— Ах, шишинга! — раздосадовано восклицает один из ментов бросаясь следом. Менты не любят, когда граждане не сдаются сразу, а проявляют нездоровую инициативу и убегают.
Я бегу! Бегу что есть силы, забыв от страха дышать, бегу!
Слышу только топот сапог и крики ментов— Тухта, тухта шишинга!
Ноги, отвычные от нагрузок быстро начинают сдавать. Просто тупая боль появляется в икрах, суставах и костях. Как ноющий зуб. Эх ноги, мои ноги…
Я жму из-за всех адреналиновых сил, а скорость все падает и падает.
Место открытое и вокруг много радостно готовых помочь милиции граждан. Они пытаются преградить мне путь и схватить меня своими граблями. Сами когда-нибудь непременно окажетесь на моем месте, волки, вот увидите.
Поняв что бежать осталось немного и ночевать сегодня я скорее всего буду снова в тюрьме, я решаюсь пойти ва-банк и резко бросаюсь через широченную часто простреливаемую машинами дорогу. За дорогой кустарники украшающее газон перед пятизвёздочным отелем Тата Лтд, можно и загаситься.
