Уильям Гибсон - Нейромант
— Все жокеи одинаковы, — сказала она. — Никакого воображения.
Они вышли к широкому прямоугольному пруду, где карп тыкался носом в стебли какого-то белого водяного цветка. Она пнула одинокий камушек и посмотрела, как расходятся круги на воде.
— Это Зимнее Безмолвие, — сказала она. — Мне кажется, что дело реально крупное. Мы находимся там, где волны уже маленькие, и мы не можем увидеть камень, упавший в центре. Мы знаем, там что-то есть, но не знаем, почему. Я хочу узнать, почему. Я хочу, чтобы ты пошел и поговорил с Зимним Безмолвием.
— Я даже близко не смогу подойти, — ответил он. — Ты размечталась.
— Попробуй.
— Невыполнимо.
— Спроси у Флэтлайна.
— Что нам нужно от этого Ривьеры? — спросил он, надеясь сменить тему.
Она плюнула в пруд.
— Бог его знает. Мне захотелось его убить с первого взгляда. Я видела его характеристику. У него болезнь Иуды. Не может получить сексуального удовлетворения, пока не будет знать, что предает объект своего желания. Так говорится в файле. И они должны сначала полюбить его. Может быть, он тоже их любит. Терзи было легко сдать его нам, потому что он провел здесь три года, продавая политиков секретной полиции. Возможно, Терзи позволял ему смотреть на пытки. Он сдал восемнадцать за три года. Женщины двадцати — двадцати пяти лет. Терзи хватало диссидентов. — Она засунула руки поглубже в карманы куртки. — Потому что если Ривьера находил ту, кого действительно хотел, он делал так, чтобы она стала политзаключенной. Его личность изменчива, как костюм Новых. Характеристика говорит, что это очень редкий тип, таких примерно парочка на миллион. Что в общем-то хорошо говорит о человеческой природе.
Она всматривалась в белые цветы и сонную рыбу, и лицо ее было мрачным.
— Я думаю, что, наверное, куплю себе специальную страховку от этого Питера. — Она повернулась и улыбнулась, отчего стало холодно.
— Что это значит?
— Да так. Давай вернемся в Бейоглу и найдем что-нибудь вроде завтрака. Сегодня у меня снова будет занятая ночь. Надо забрать его барахло из той квартиры в Фенере, потом опять сходить на базар и купить ему кой-какие препараты…
— Купить ему кой-какие препараты? Чем это он заслужил?
Она засмеялась. "Он еще не сторчался до смерти, дорогой. Похоже, он просто не может работать без этого особого рецепта. А ты мне сейчас все равно нравишься больше. Не такой страшно тощий. — Она улыбнулась. — Так что я наведаюсь к торговцу Али и затарюсь. Не волнуйся.
Армитаж ждал в их комнате в "Хилтоне".
— Пора паковаться, — сказал он, и Кейс попробовал отыскать человека по имени Корто за бледно-голубыми глазами и загорелой маской. Он подумал об Уэйдже, оставшемся в Чибе. Он знал, что дельцы выше определенного уровня старались скрыть свои персональные отличия. Но Уэйдж имел проституток, любовниц. Даже, ходили слухи, детей. Пустота же, которую Кейс нашел в Армитаже, была чем-то иным.
— Куда теперь? — спросил он, пройдя мимо Армитажа, чтобы поглядеть на улицу внизу. — Какой тип климата?
— У них нет климата, только погода, — сказал Армитаж. — Вот. Почитай брошюру.
Он положил что-то на кофейный столик и встал.
— Ривьера прошел проверку? А где Финн?
— Ривьера — прекрасно. Финн уже на пути домой. — Армитаж улыбнулся, и эта улыбка несла не больший смысл, чем дерганье усика какого-нибудь насекомого. Он протянул руку к Кейсу и ткнул его в грудь, звякнув золотым браслетом. — Не слишком умничай. Эти маленькие капсулы начинают снашиваться, но ты не знаешь, насколько.
Сохраняя на лице полное спокойствие, Кейс заставил себя кивнуть. После ухода Армитажа он взял одну из брошюр. Роскошная полиграфия, на французском, английском и турецком языках.
ФРИСАЙД — ЗАЧЕМ ЖДАТЬ?
Четверо из них были зарегистрированы на рейс THY[29] из аэропорта Есилкой. Пересадка в Париже на шаттл JAL[30]. Кейс сидел в холле «Стамбул-Хилтона» и следил, как Ривьера рассматривает поддельные византийские черепушки в сувенирном магазине со стеклянными стенами. Армитаж, с шинелью, накинутой на плечи наподобие плаща, стоял на входе в магазин.
Ривьера был стройным, белокурым, мягкоголосым, его английский свободно лился без всякого акцента. Молли сказала, что ему было тридцать лет, но угадать его возраст было бы трудно. Она также сказала, что он не имел гражданства и путешествовал с поддельным датским паспортом. Он был продуктом каменных колец, окружающих радиоактивное сердце Бонна. Три улыбчивых японских туриста вторглись в магазин, вежливо кивнув Армитажу. Армитаж перешел через магазин и встал рядом с Ривьерой, чересчур поспешно, чересчур очевидно. Ривьера повернулся и улыбнулся. Он был очень красив; Кейс предположил, что черты его лица были работой хирурга из Чибы. Тонкая работа, не то что приторная слащавость смеси популярных лиц у Армитажа.
Его лоб был высоким и чистым, серые глаза — спокойные и отстраненные. Его нос, пожалуй, чересчур хорошо вылепленный, был как будто сломан и наспех выправлен. Некий намек на жестокость был заложен в изяществе очертаний его челюсти и быстроте его улыбки. Его зубы были мелкими, ровными и очень белыми. Кейс наблюдал, как белые руки играют над имитацией фрагмента скульптуры.
Ривьера вел себя не как человек, который был атакован прошлой ночью, усыплен токсиновой иглой, похищен, подвергнут исследованию у Финна, и вынужден Армитажем присоединиться к команде.
Кейс посмотрел на часы. Молли сейчас возвращалась с купленными препаратами. Он снова посмотрел на Ривьеру.
— Клянусь, ты сейчас под тягой, жопа, — сказал он хилтонскому холлу.
Седеющая итальянская матрона в белом кожаном пиджаке приспустила на кончик носа свои очки «Порше» и воззрилась на Кейса. Он широко улыбнулся, встал и повесил на плечо сумку. Ему нужны были сигареты на время полета. Он подумал, бывают ли салоны для курящих на шаттлах JAL.
— Бывайте, леди, — сказал он женщине, которая тут же вернула очки на место и отвернулась.
Сигареты были в сувенирном магазине, но Кейса не привлекал разговор с Армитажем или Ривьерой. Он вышел из холла и обнаружил торговый автомат в узком алькове, в конце ряда таксофонов.
Он порылся в карманах, полных «лираси», и по очереди опустил в щель несколько мелких монет из тусклого сплава, слегка удивляясь анахроничности этого процесса. Ближайший к нему телефон зазвонил.
Он машинально взял трубку.
— Да?
Слабые гармоники, крохотные неслышимые голоса перебалтываются по какой-то орбитальной связи, и затем звук, похожий на ветер.
— Привет. Кейс.
Монетка в пятьдесят лир выпала из его руки, подпрыгнула на полу и укатилась из вида по хилтонскому паласу.
— Зимнее Безмолвие, Кейс. Настало время поговорить.
Это был синтезированный чипом голос.
— Не хочешь говорить, Кейс?
Он повесил трубку.
Забыв сигареты, он пошел назад в холл мимо линейки таксофонов. Они звонили по очереди, каждый только по разу, когда Кейс проходил рядом.
Часть третья
Полночь на Рю Жюль Верн
8
Архипелаг.
Острова. Тор, веретено, гроздь. Человеческая ДНК растекается из пропасти гравитационного колодца, как нефтяная пленка.
Постройте на экране график, который грубо и упрощенно представляет обмен данными в архипелаге. Один сегмент вспыхивает сплошным красным цветом, большой прямоугольник, заполняющий ваш экран. Фрисайд. Фрисайд — это много вещей, и не все они видны туристам, шныряющим на шаттлах вверх и вниз по колодцу. Фрисайд — это цепочка борделей и банков, купол удовольствий и свободный порт, пограничный город и курорт. Фрисайд — это Лас-Вегас и висячие сады Вавилона, орбитальная Женева и дом для выросшего из семьи и тщательно усовершенствованного промышленного клана Тессье и Эшпула.
В лайнере THY до Парижа они сидели вместе в первом классе, Молли у окна, Кейс рядом с ней, Ривьера и Армитаж у прохода. Один раз, когда самолет заложил вираж над водой, Кейс заметил жемчужное сияние греческого островного города. И один раз, взяв свой напиток, он уловил мелькание чего-то, похожего на гигантский человеческий сперматозоид в глубине бурбона с водой. Молли наклонилась через Кейса и шлепнула Ривьеру по лицу, один раз.
— Нет, детка. Никаких игр. Еще раз покажешь мне свое подсознательное говно, и я тебе сделаю очень, очень больно. Я могу это сделать так, что даже не поврежу тебе ничего. Мне такое нравится.
Кейс машинально повернулся, чтобы посмотреть на реакцию Армитажа. Гладкое лицо было спокойным, голубые глаза насторожены, но не было никакой злости.
— Правильно, Питер. Не надо.
Кейс повернулся назад, как раз чтобы заметить едва уловимый проблеск черной розы, ее лепестки лоснились как кожа, черный стебель околючен шипами яркого хрома.
