Уильям Гибсон - Нейромант
— Правильно, Питер. Не надо.
Кейс повернулся назад, как раз чтобы заметить едва уловимый проблеск черной розы, ее лепестки лоснились как кожа, черный стебель околючен шипами яркого хрома.
Питер Ривьера кротко улыбнулся, закрыл глаза и моментально заснул.
Молли отвернулась от него, ее линзы отражались в темном окне.
— Ты бывал наверху, нет? — спросила Молли, пока он извивался, устраиваясь поудобнее в глубоком темперлоновом кресле шаттла JAL.
— Неа. Не особо часто путешествую, только по бизу. — Стюарт прикреплял датчики к его запястью и левому уху.
— Надеюсь, ты не схватишь СКА.
— Морскую болезнь? Ни за что.
— Это не то же самое. Твой пульс ускорится в невесомости, и твое внутреннее ухо на некоторое время спятит. Включится спасательный рефлекс, вроде того, что ты будешь получать сигналы бежать сломя голову, и кучу адреналина.
Стюарт отправился к Ривьере, доставая новый комплект тродов из своего красного пластикового передника.
Кейс повернул голову и попытался различить очертания старых терминалов Орли, но стартовая площадка шаттла была отгорожена изящными дефлекторами из сырого бетона. На ближайшем к окну красовался напыленный красной краской арабский девиз. Он закрыл глаза и сказал сам себе, что шаттл был просто большим самолетом, только летал очень высоко. Здесь пахло как в самолете, похоже на новую одежду и жвачку и реактивный выхлоп. Он слушал музыку кото[31] и ждал. Двадцать минут, затем гравитация навалилась на него, словно большая мягкая рука с костями из древнего камня.
Синдром космической адаптации оказался хуже, чем описывала Молли, но он прошел достаточно быстро и Кейсу удалось заснуть. Стюард разбудил его, когда они готовились причалить к терминалу в кластере JAL.
— Теперь что, едем до Фрисайда? — спросил Кейс, провожая взглядом клочок табака Ехэюань, который грациозно выплыл из кармана его рубашки и остановился, танцуя, в десяти сантиметрах от его носа. На шаттлах курение было запрещено.
— Нет, босс как всегда мудрит с планами, ну, ты же знаешь? Мы берем такси до Сиона, Cионский кластер. — Она тронула размыкающую пластину на ремне безопасности и начала высвобождаться из объятий темперлона. — Странный выбор места, если б ты меня спросил.
— Это почему?
— Дреды. Раста. Колонии уже около тридцати лет.
— Что это значит?
— Увидишь. Место хорошее, по мне. Да и тебе там разрешат курить свои сигареты.
Сион был основан пятью рабочими, которые отказались вернуться, ушли из колодца и начали стройку. Они страдали от потери кальция и сердечных приступов до тех пор, пока в центральном торе колонии не было установлено искусственное тяготение. Видимая из пузыря такси, самодельная скорлупа Сиона напомнила Кейсу пестро-лоскутные поселения в Стамбуле, неровные, выцветшие пластины, с выжжеными на них лазером растафарианскими[32] символами и инициалами сварщиков.
Молли и худой сионит, назвавшийся Аэролом, помогли Кейсу преодолеть коридор свободного падения, ведущий к центру меньшего тора. Он потерял из вида Армитажа и Ривьеру при пробуждении второй волны головокружения СКА.
— Сюда, — сказала Молли, подталкивая его ноги в узкий люк наверху. — Хватайся за ступеньки. Делай как будто ты лезешь задом наперед, понял? Ты направляешься к станции, то есть как бы заползаешь в гравитацию ногами вперед. Просек?
Кейса начало мутить.
— Будешь в порядке, мон, — ухмыльнулся Аэрол, сверкнув золотыми передними зубами.
Какам-то образом конец туннеля превратился в его дно. Кейс воспринял слабую гравитацию так же, как утопающий соломинку.
— Вставай, — сказала Молли, — ты что, целовать это собрался?
Кейс лежал пластом на палубе, на животе, раскинув руки. Что-то ударило его по плечу. Он перевернулся и увидел толстый моток эластичного каната.
— Поиграем в дом, — сказала она. — Ты поможешь мне натянуть это.
Он осмотрел широкое, безликое пространство и заметил стальные кольца, приваренные к каждой поверхности, казалось, без всякой системы.
Натянув канаты в соответствии с каким-то сложным планом Молли, они стали развешивать на них потрепанные листы желтого пластика. Пока они работали, Кейс постепенно начал замечать музыку, которая постоянно пульсировала по всему кластеру. Она называлась «даб», эмоциональная мозаика, приготовленная из необъятных библиотек оцифрованного попа; это было поклонением, сказала Молли, и чувством единения. Кейс поднял один из желтых листов; он был легким, но все таким же неповоротливым. Сион пах овощной кухней, людьми и ганджой.
— Хорошо, — сказал Армитаж, с полусогнутыми коленями проскальзывая в люк и кивая на лабиринт из листов. За ним следовал Ривьера, не такой самоуверенный в частичной гравитации.
— Где ты был, когда нужно было помогать? — спросил Кейс у Ривьеры.
Тот открыл рот, чтобы заговорить. Маленькая форель выплыла наружу, оставляя за собой неправдоподобные пузырьки, и проскользнула мимо щеки Кейса.
— В гальюне, — сказал Ривьера и улыбнулся.
Кейс засмеялся.
— Хорошо, — сказал Ривьера, — ты умеешь смеяться. Я бы попытался тебе помочь, но с руками у меня беда.
Он поднял ладони, которые внезапно раздвоились. Четыре руки, четыре ладони.
— Просто безобидный клоун, да, Ривьера? — Молли ступила между ними.
— Йо, — сказал Аэрол из люка, — те б со мной пойти, ковбой, мон[33].
— За твоей декой, — сказал Армитаж, — и остальным снаряжением. Помоги ему притащить все из грузового отсека.
— Чёт ты оч' бледный, мон, — сказал Аэрол, когда они сопровождали упакованный в пену терминал «Хосаки» через центральный коридор.
— Мож' поесть че хошь?
Рот Кейса залило слюной; он помотал головой.
Армитаж объявил, что они остаются в Сионе на 80 часов. Молли и Кейс должны будут потренироваться в условиях нулевой гравитации, сказал он, и акклиматизироваться для работы. Он собирался подробно ознакомить их с Фрисайдом и виллой "Блуждающий Огонек". Было неясно, чем предполагалось занять Ривьеру, но Кейсу не хотелось спрашивать. Несколько часов спустя после их прибытия Армитаж послал Кейса в желтый лабиринт позвать Ривьеру к трапезе. Кейс нашел его свернувшимся словно кот на тонкой темперлоновой подстилке, голым, явно спящим, вокруг его головы вращался нимб из маленьких белых геометрических фигур, кубиков, сфер и пирамидок.
— Эй, Ривьера.
Кольцо продолжало вращаться. Кейс вернулся и рассказал об этом Армитажу.
— Он вмазался, — сказала Молли, подняв взгляд от деталей разобранного игломета. — Оставь его в покое.
Армитаж, похоже, считал, что нулевая гравитация может плохо повлиять на способность Кейса действовать в Матрице.
— Не парься, — возразил Кейс, — Как только я втыкаюсь, меня здесь уже нет. Это везде одинаково.
— У тебя выше уровень адреналина, — сказал Армитаж. — И у тебя все еще СКА. И нет времени ждать, пока он пройдет. Тебе придется научиться работать с ним.
— Так что, я буду делать набег отсюда?
— Нет. Тренируйся, Кейс. Прямо сейчас. Вверх по коридору…
Киберпространство, каким его представляла дека, не имело никакой определенной связи с физическим местонахождением деки. Когда Кейс подключился, он открыл глаза и увидел знакомые очертания ацтекской пирамиды данных Ядерного Управления Восточного Побережья.
— Как дела, Дикси?
— Я мертв, Кейс. Хватило времени в этой Хосаке, чтобы понять.
— Ну и как тебе?
— Никак.
— Беспокоит тебя?
— Меня беспокоит, что меня ничего не беспокоит.
— Как это?
— Был у меня приятель в этом русском лагере, в Сибири, ему отморозило большой палец. Медики повозились с ним да и отрезали. Потом, через месяц, он что-то всю ночь ворочается. Элрой, говорю, что тебя кусает? Проклятый палец чешется, говорит. Ну я ему и говорю, так почеши его. МакКой, он говорит, это другой проклятый палец.
Когда конструкт засмеялся, это было что-то другое, не смех, а волна ледяного холода в позвоночнике Кейса.
— Сделай мне одолжение, пацан.
— Какое, Дикс?
— Эти ваши махинации, когда они закончатся, ты сотри эту проклятую штуковину.
Кейс не понимал сионитов.
Аэрол, без особой на то причины, рассказал историю о ребенке, который вышел из его лба и пустился наутек в заросли гидропонной ганджи. "Оч' мелкое дите, мон, не бош' твоей пальцы." Он потер ладонью нетронутое шрамами пространство коричневого лба и улыбнулся.
— Это ганджа, — сказала Молли, когда Кейс поведал ей историю. — Они не видят особой разницы между состояниями сознания, понимаешь? Аэрол тебе рассказал, что случилось, ну что ж, это случилось с ним. Это не то чтобы чушь собачья, больше похоже на поэзию. Понял?
