Михаэль Драу - Топливо
— Я не смог, — хрипло буркнул Эр, чуть повернув лицо в бок и опуская глаза, — Никто не может. Как только тебе установят стабилизаторы, ты это поймешь...
— Черта с два! — рявкнул Дэл, одним рывком отобрав пистолет и спихнув Эра с себя, на пол. Потом вскочил с кресла, застегнувшись и сразу же направив оружие на согнувшееся у его ног голое и уязвимое тело.
— Давай, я тебя убью, если ты не можешь сам? Я освобожу тебя от этой грязи, от Папаши и наркоты, от Топлива! Подумай, Эр! Ведь это выход!
— Может быть, — глухо отозвался Эр, медленно поднимаясь и садясь на коленях. Волосы черным пологом скрыли от ликвидатора его лицо, — Но...
Он повернулся к Дэлу. Посмотрел в оранжевые стекла, скрывавшие глаза.
— Но я не хочу умирать...
— Почему?! — взвыл Дэл, всплеснув руками, — Объясни мне, что тебя держит на этой вонючей земле?! Что ты теряешь? Свою зависимость?! Уродов, которые тебя трахают и вообще делают с тобой все, что хотят?!
Карие глаза Эра мягко прищурились от печальной улыбки. Потом он встал. Приблизился к Дэлу.
— Уродов?... Ты не урод...
Дэл чуть приоткрыл рот, потом, словно очнувшись, отошел, и принялся метаться по комнате из стороны в сторону, цедя сквозь зубы:
— Черт, я все никак не пойму, то ли ты издеваешься, то ли говоришь, что думаешь! Тебя только за одно это пришить надо!
— Я не издеваюсь, — проговорил Эр негромко, отойдя и опустившись на край кровати, где оставил свою одежду, сваленной в кучу, — Я действительно считаю, что ты не такой гад, каким хочешь казаться. Только зачем ты хо чешь казаться гадом, я не понимаю. И почему прячешь глаза...
— Я не прячу глаза! — огрызнулся Дэл, остановившись и вытянув в сторону Эра указательный палец.
— Да уж! — парировал Эр с легкой усмешкой.
Дэл в мгновение ока оказался рядом с постелью и опрокинул Эра на нее одной единственной оплеухой.
— Ты забываешься, девочка!
Эр поднял голову, глянув на него через разметавшиеся пряди:
— То девочка, то солдат. Кто же я?
— Слушай... — прорычал было Дэл, но умолк, напряженно и сердито пыхтя. Эр медленно и плавно поднялся и, молча протянув руки к лицу ликвидатора, снял очки. На пару секунд, словно вспышка — зрелище черных блестящих, как ониксы, глаз. Потом Дэл крикнул:
— А ну отдай!
И грубо забрал очки, судорожно нацепив их обратно. Он стушевался. Растерялся. Даже отвернулся. Но упрямо уставился на Эра снова. Тот негромко проговорил:
— У тебя красивые глаза...
— Перестань! — Дэл скривился, как будто хлебнул гнилой болотной жижи, — Ты говоришь, как сучка!
— Потому что я и есть... — начал было Эр глухим отстраненным тоном, но ликвидатор перебил его:
— Нет! Ты не такой, как эти тряпки! Они — просто мальчишки, которые не хотят напрягаться в жизни! Пришили силиконовые сиськи, красятся, дают в задницу и думают, что весь мир падет к их ногам только за красивые глазки. А у тебя не было выбора. Это тебе Папа мозги промыл. Я знаю Блисаргона, он умеет... Но ты не такой!
Эр помолчал. Потом поднял глаза и спокойно спросил:
— Чего ты боишься, Дэл?
— Я тебе не Дэл, а Мертвая Голова! И я ничего не боюсь! — взвился ликвидатор.
— Ты видишь во мне свое возможное будущее? — продолжал Эр, не обратив внимания на выкрик, — Тебе больно от этого зрелища? И противно?... Но тебе нечего бояться. Утебя нет ни единого стабилизатора.
— Не боюсь я! — упрямо повторил Дэл, мотнув головой,—Просто... просто...
Эр терпеливо ждал. Дэл проговорил:
— Я думал, ты просто строптивая сучка. Но ты не такой.
Эр почти улыбнулся. Дэл не сказал «но я ошибся». Он никогда этого не скажет. Дэл, тем временем, продолжал:
— Не нужно было привозить тебя сюда...
Он не скажет «это было моей ошибкой».
— Надо было застрелить еще в Притоне, — помолчав, Дэл прорычал, — Черт... Чтобы ты умер как подзаборная шавка? Нет уж.
Он поднял лицо. Глаза были надежно спрятаны за непроницаемым стеклом жизнерадостного солнечного цвета, но Эр видел сквозь это стекло призрак ониксовых глаз.
— Значит, так, — заговори Дэл четким и не терпящим никаких возражений тоном, — С этого дня ты бросишь наркоту и не будешь спать с клиентами...
— Тогда Папа лишит меня Топлива, — вставил было Эр, но ликвидатор перебил его:
— Плевать на Папу! Я дам тебе Топлива. Первое время. А потом найду способ тебя вылечить от зависимости...
Эр горько, коротко расхохотался.
— Это невозможно!
— Возможно! — отчеканил Дэл, — Блисаргон сидел на Топливе восемь лет. Обычно умирают на шестом году. И ничего — как видишь, жив! Хоть и не вполне здоров. Зато место из—под удаленного легкого с успехом приспособил под магазин с разными типами боеприпасов к своей левой «руке». Не плохо устроился, правда?
— Это единичный случай... — начал было Эр. Но внутри тоскливо заныла, как старая рана, робкая надежда.
— Далеко не единичный! Я выясню, каким образом ему удалось избавиться от зависимости... И помогу тебе...
— Почему? — Эр смотрел на ликвидатора, пока тот не отвернулся.
— Потому что ты солдат. Как я.
Дэл замер. Ему показалось, что это звучит слишком сентиментально. Он совсем уж собрался отпустить какую—нибудь сальную шутку вдогонку, вроде «А еще потому, что ты классно трахаешься». Но промолчал. То, что сказано — есть суть. Они оба — солдаты. Что бы ни произошло в жизни Эра, он все тот же ликвидатор. Просто переживающий трудные времена.
Дэл вышел из комнаты, не улыбнувшись и не попрощавшись. Эр проводил его взглядом и медленно притянул к себе ворох своей прохладной виниловой одежды.
На следующий день стало известно о реформах относительно Топлива. И еще через пару дней Мертвая Голова угнал и спрятал в трущобах мегаполиса два грузовика с нелегальным Топливом, получив информацию о перевозке от пришедшего на помощь и поклявшегося молчать Диджа.
Этого должно хватить Эру на всю оставшуюся жизнь, даже если вылечить от зависимости его не удастся. Но Дэл не намерен был сдаваться.
Глава 5
В просторных апартаментах Канцлера, аскетических с виду, но несущих отпечаток сдержанной стильной роскоши, почти никогда не бывало светло. Канцлер ненавидел яркий свет, с которым приходилось считаться на официальных приемах и деловых встречах, потому он предпочитал множество приглушенных бра на стенах, создававших в помещении золотистый полумрак. Иногда, в порыве приступа эстетического голода, он приказывал зажечь сотни свечей. Велиар это особенно любил.
Сейчас, лежа на спине в своей широкой постели и придерживая крепкими ладонями гибкую талию своего любовника, Канцлер чуть улыбался, глядя на него.
Отец, покойный Император преподнес своему сыну великолепный подарок, женившись много лет назад на матери Велиара. По закону они теперь считались братьями. Но сама природа отрицала этот факт: они были непохожи друг на друга, как небо и земля, как огонь и вода, как черное и белое. В сущности, они и правда были «черным» и «белым»: Канцлер — высокий сухопарый блондин с зелеными глазами, а Принц Велиар — миниатюрный брюнет с бархатистой смуглой кожей и темными глазами.
Они стали любовниками в день совершеннолетия Принца, и с тех пор почти не расставались. Велиар стал инициатором связи с «родным братом», соблазняя умело, грациозно и настойчиво, виртуозно создавая иллюзию того, что он тут вовсе ни при чем. Он пускал в себя, но при этом всегда оставался сверху, оседлав узкие бедра Канцлера и упираясь горячими мягкими ладонями в его плечи. Канцлер часто думал о том, что это прекрасное создание когда—нибудь может выхватить из—под простыни припасенный заранее нож и с легкостью перерезать ему горло в момент высшего наслаждения — не за что—то, а просто так. И Канцлер ловил себя на мысли, что не отказался бы от подобной смерти. Но Велиар, достигнув оргазма, во время которого замирал и хмурился, как от боли, всего лишь ложился рядом, сворачиваясь клубком под горячим жестким боком сводного брата, и, лениво поглаживая того по груди, постепенно засыпал.
Как и подобает главе государства, Канцлер был женат и даже имел нескольких сыновей. Чего и настоятельно советовал своему младшему «брату». Но Велиар упорно сохранял холостое положение, с кошачьей наглостью и непринужденностью нарушая принятые в обществе моральные нормы и подчас даже законы. Он любил только мужчин. Причем, питал особую слабость к тем из них, кто из—за большого количества электроники и сплавов в теле уже не мог считаться человеком в полной мере.
Для чего Принц спал с ним, Канцлер не мог понять — Велиар не слишком—то рвался к власти, скорее даже напротив, поэтому связь со старшим братом не использовал для «карьерного продвижения» и уж тем более не пытался узурпировать его положение.
