Сага о Головастике. Изумрудный Армавир - Александр Нерей
«Помер? Или в туалете? Охаметь и проверить? — всё ещё продолжал я шутить, но уже про себя. — К Нюрке умчался? Скорей всего. Наверно, она что-то у своего Татисия узнала и пригласила деда на мирные переговоры.
Близнец уже сполна получил. Что же это за мир, если своего посредника… Всё специально подстроил? Чтобы тот на меня подумал и подольше враждовал. Но зачем ему это? И Костиков… Ладно если сами покалечились, но вот так измываться…
Или это внеочередные… Или стало возможным потому, что мы посредничаем? Поэтому их и спасло… Спасли. А так бы… Без нас померли. Все разом. В двенадцати мирах. А у мировых сестёр, интересно, Костики жили?.. Живут? Пора туда тропку протаптывать. Пора».
За такими мыслями я и не заметил, как оказался сидевшим на табурете в сарае. На дворе смеркалось, и встал вопрос зажигать волшебную свечку Аладдина или проведать бабу Нюру одиннадцатую на предмет редкого посетителя с тросточкой.
— Одним глазком, — скомандовал себе и полез в подвал.
— Наконец-то, — вздохнула Кармалия раскатистым жабьим голосом.
— Здравствуйте, мама Кармалия, — поздоровался я, вздрогнув всем телом.
— Как живётся? Знаю, что весёленькая неделька выдалась.
— Ещё какая, — согласился я, почёсывая пострадавшее ухо.
— Я тебя ждала, чтобы поговорить. Ты не против?
— Нет, конечно. Но на ваших жаловаться не буду. Пусть и дальше замораживают…
— Это я тебя тормозила, а не они. Чтобы ещё смешнее не получилось. Извини, что ты не догадался. А оболтусы мои на такие подвиги… В общем, и дальше можете, как мальчишки враждовать, но на работе вашей это никак сказываться не должно.
Нужно посредничать и работать? Работайте без оглядки. Никто мешать не посмеет. Захотите дальше баловаться – балуйтесь. Это даже полезно для дела. Чтобы не расслаблялись. Для того и задумали… Придумали так подурачиться. Спрашивай. Знаю, что уже чешешься.
— Павел не умер? — первым делом поинтересовался я.
— Нет ещё.
— А больше я не знаю о чём…
— Подумай.
— А к Стихии за лекарственной водичкой сходить можно? Костикам помочь с выздоровлением?
— Можно, но воды от неё не получишь. Получишь кое-что другое.
— А чем можно чёрные колдовские нитки порвать?
— Сам догадаешься. Ну, всё на сегодня. Иди домой. Отдыхай. Следующая неделя ещё смешнее будет. Ха-ха-ха! — раскатисто рассмеялась Кармалия, потом эхо её голоса отдалилось и затихло.
— Спасибо за разговор, — поблагодарил я сумрак и полез обратно в свой мир.
— Твоя работа? — встретил меня Павел враждебным тоном и забористым взглядом, стоя посреди двора, будто никуда не исчезал вовсе.
— Моя, — выдохнул я, подумав, что речь зашла об экзекуции Александра одиннадцатого.
— С каких пор швыряешься? Кто надоумил? Сам с усам? — смягчился дед и пошагал в сторону Америки.
— Одиннадцатый мир заставил. И песни петь, и стишки скабрезные рассказывать, и на трубе плясать.
— А за что?
— Из-за вражды. Снежная война у нас. Пуляется больно. Мозги своему Александру… И четвёртому, и восьмому. Но мамка миров строго-настрого велела продолжать работать. Дурью маяться – майтесь, но и работой занимайтесь, — поддержал я разговор, приземлившись на Америку рядом с дедом.
— А меня, каким боком в вашу свару? Или мы с тобой сейчас о разном говорим? Ты о чём воюешь? — потребовал дед детализации параллелей.
— О Сашке одиннадцатом. Его отлупцевали скорей всего. Из-за моей работы. Его родной мир сокрыл, а меня на крышу дома закинул и приклеил к трубе. Песенки петь заставил, стишки рассказывать перед его домочадцами. Чтобы он на меня подумал. А потом перекинул на мою кровлю.
Мамка сразу меня за ухо словила. А после я к тебе… А ты о какой моей работе? О Димках? О Костиках? О ведьмах?.. Когда я сюда пришёл, во дворе тебя не было. Поэтому я к бабе Нюре отправился. Но меня вернули назад. Мол, ты ещё живой, а я дурной и не догадался, с кем связался. Мамка ихняя. Мировая. Вот и ты меня… Но, слава Богу, не за ухо.
— Ты себя хоть иногда слушаешь? Если бы я не был в умной шапке, совсем бы ничего не разобрал. Одно ясно, что это не ты меня на прогулку водил. Не умер, говоришь? С чего взял? Может, я давно уже, того. Ладно, не кипятись. Снова басню начни. С первоначала, — потребовал дед незнамо чего.
— С какого начала? С полутора лет, что ли? С возвращения… С настоящего моего возвращения? Или с сегодняшнего утра? Уволь. Ты от моих побасенок точно смеланхолишься подчистую. Тебе правду рассказывать опасно. Придумаешь себе невесть что, а мне потом горюй. Был дед, да весь кончился. Я малограмотным побуду. Пошутить – пожалуйста. А правды от меня… Поостерегусь. Уши целее будут. И хвост.
— Ха-ха! И снова уморил. Не хочешь рассказывать, так сам что-нибудь спроси. Ха-ха! Блоха, — не обиделся дед на мой откуп и, усмехаясь, предложил пикировать дальше.
— Что с вами сегодня? И мамка миров, и ты. Я что-то понять должен? Может, я сегодня с кем-то очень добрым встречусь?.. Спрашивай. Спрашивай. О чём? Сегодня один уже просил спрашивать, а сам потом улыбался, пока мне мамка уши до блеска начищала.
Увольте. До всего сам дойду. Если, конечно, получится. Или в пещеру да на внеклассные занятия по общеобразовательным мирам, — только в самый последний момент я передумал рассказывать о своём знакомстве с ЭВМ.
— Ты сейчас о встрече с Доброй обмолвился? Или я что-то домыслил по стариковскому обыкновению?
— Домыслил. Вы все будто прощения у меня просите. Будто прощаетесь. Подумаешь тут не только о Доброй. К Стихии отпрашивался за снадобьем для пацанов поломанных, и то… «Получишь, что не хочешь». Или что-то там, что-то там, — как-то горестно закончил я монолог и поднялся со скамейки. — Прощай. Мамка миров обещала, что Павел жил, Павел жив, Павел будет жить.
Пошагал домой, а дед проводил меня стариковским смехом, перемешанным с кашлем, спровоцировав ещё и на частушку-пересмешку, полученную в распоряжение от последнейшего Калики.
— Всё может быть, всё может статься. С женою может муж расстаться…
«А чего стесняться? — думал я, горланя на всю улицу. — Пел же в чужом мире и стишки читал, теперь и в своём пою».
* * *
