Сага о Головастике. Кристальный матриархат - Александр Нерей

— С кем разговариваете? — заметил нашу перебранку Ливадийский.

— Сомневаются они. Не верят, что ты у нас казак. Квёлый ты, на их взгляд, и слабоумный. Потому и оберегают тебя от «старого» знания, — выдал нас с потрохами Иаков. — Не испугаешься, как я, перекреститься в новую веру?

— В какую ещё веру? Какие знания? Вы зачем меня глупостями от работы отвлекаете? — накинулся на нас Ливадийский и тут же получил снежком в лоб.

— Неправ. Нет. Не так, — растолковал Ясень значение снега.

— Твои фокусы? — спросил двадцать третий Степан у бывшего колдуна.

— Если мои, что с того? Тебя люди пришли на ноги поднимать, а ты «отвлекаете». От чего? От нищеты и безбожия? Я, вон, и то перекрестился да от скверны избавился. Крест, дай мне один крестик, пожалуйста. Я этого неверующего от сглаза избавлю. Авось, соображать начнёт, — разошёлся Ясень с перевоспитанием.

— Про дело, про заказы говорим. Потом мы с Ольговичем домой, а вы тут без нас милуйтесь. А крестик, нате, — протянул я подарок из мешочка. — Не забудь, что он сам знаешь, какую силу имеет. Ну же. Шевелитесь! — решил я ускорить знакомство с беспилотными заказами и возвратиться на сверление шкафа.

— У него же ни грошей, ни вошей, — растерялся Иаков. — У меня имеется пара крупинок. Пара десятков крупинок, — решил он выдать секрет, стараясь стать настоящим христианином.

— Что происходит? Незнамо откуда к нам благодетели пожаловали? Перекрещивают в свою веру. С демонами беседуют, — пробурчал Ливадийский, получив из рук Иакова крестик.

— Лодка нужна? — не вытерпел я. — Бочки нужны? Что ещё этому Фоме Неверующему требуемо, Иаков?

— Всё ему требуемо. Только портки он обмочил. Боится, что душу из него вытрясете и сушиться вывесите, — складно изрёк бывший колдун.

— Деревянный он. Как, впрочем, и я, — окончательно расстроился двадцать второй.

— Заглянем к тебе в контору? — спросил я у местного Степана.

— Милости просим, — согласился тот нехотя.

Мы всей гурьбой ввалились в купе, где Иаков мигом вытряхнул из авоськи требования и заявки.

— Спрячешь в железный ящик. Уговор? — обратился я к аборигену.

— Спрячет, — пообещал Ясень вместо Степана.

Я протянул бланк требования невидимке и скомандовал:

— Заполняй, брат Хоттабыч. Дату малюй такую же, как давеча. Лодку одну отпиши, а бочек и клёпки с обручами столько, сколько в одну влезет. Потом, когда образумятся, тогда сами пусть, что захотят, то и заказывают.

Степан Хоттабыч наморщил лоб, вспоминая, сколько бочек с клёпкой влезло в одно «Закубанье», а потом начеркал в накладной всё, о чём вспомнил.

— Колдовством занялись, — решил Ливадийский, увидев, как на бланке появились надписи от скакавшего в воздухе пера.

— Вот опять он. Крестик не тереби. На нитку его и на шею. Это мне можно. Чтобы я готов к обороне от старинных дружков был, — огорчился за земляка Ясень. — Может, уже проявишь его? Второго «его»? — попросил он меня.

— Гляну, как встретит воздушный подарок, потом решу с их свиданием, — остался я непреклонным.

— Крест, а Крест. Смилуйся над… Мной вторым, — запутался в себе Кристалийский. — Он, вроде, ничего.

— Некогда мне вас воспитывать. Помнишь, как сам этот мир адом обзывал? А у меня таких, как вы, знаешь сколько? — разнервничался я не к месту, пытаясь сосредоточится на переводе денег в Майкопск. — Пиши дату, подпись, и заканчиваем. А ты, Иаков, тащи сюда свою лепту.

— Я мигом. Я рад. Ой, как рад, что дожил, — заголосил Ясень и выбежал из конторки. — Сподобился-таки. Дождался перемен…

— О чём вы? Кто ты такой? Кто тут с тобой? — окончательно потерял связь с реальностью Степан номер двадцать три.

— Я Крест. Я ангел. Я бродяга между мирами. Я шутник между всеми вами. Я малец-оголец. Всем вам брат или отец, — вспомнил я присказку Угодника и просиял на всю Ливадию.

— Ничего не пойму, — замотал головой абориген.

— Сейчас или никогда. Прояви меня, Крест. Ну, пожалуйста! — потребовал сокрытый Ольгович.

— Хочешь близнеца своего увидеть, который за тебя челом бьёт и бумажки заполняет? — сурово взглянул я на Ливадийского. — Или слаб ты ещё на геройство да на мира переустройство?

— А что делать? — спросил он, а может, так неуклюже согласился.

— Вот мой вклад безвозмездный, — влетел в конторку Ясень с серрубликами наперевес.

— Так согласен он или нет? — устал ждать мой Ольгович.

— Сам не пойму, — отмахнулся я.

— Что ты не поймёшь? — спросил Ливадийский.

— Они оба не поймут, открываться тебе или нет, — разъяснил своему Степану Ясень.

— Открывайтесь, — потребовал двадцать третий.

— Сперва дело. Оплата заказа, — так и тянуло меня на грубость. — Я всех учить должен, а мне уже вас покусать охота. Пора, наверно, к мамке и папке уши массажировать.

— Сколько крупинок? — спросил Ясень у Кристалийского.

— Сорок пять. Не меньше, — вспомнил я оплату наличными в кассу майкопского тарного.

— Кладём пятьдесят, а сдачу пусть почтальон оставит на бумажке, — прошептал Иаков заполненному бланку.

Я добавил тридцать серрубликов на стол, чтобы получилось пятьдесят, и мы приготовились к таинству оплаты.

— Пусть сам положит, — потребовал я приобщить Ливадийского к делу.

Иаков высыпал наличность на ладонь своего Степана, который так ничегошеньки и не понял из того, что видел и слышал от нас, горе-учителей и горе-благодетелей. Хорошо ещё не капризничал и не сопротивлялся сговору по его участию в оздоровлении Закубанья.

— Сыпь аккурат на заявку, — объяснил Ясень, и Степан-XXIII по-царски низверг десницу с серрублями на требование с названиями, цифрами и датой.

— Кулачок отними. А то сам за лодкой улетишь, — рассмеялся над земляком Ясень.

Когда Ольгович одёрнул руку от бланка, мы увидели «сдачу» в виде остатка трёх серрубликов и двадцати копеек мелочи, за которыми изменения в требовании так сразу не разглядели.

— Вежливо получилось. Полный расчёт. Теперь я не испугаюсь переплачивать, — озвучил впечатления невидимый Ольгович.

— Хорошо мир в подружках иметь, — согласился Ясень.

— Сдачу забери, — сказал я Ливадийскому. — Пора навстречу небесной полуторке. Айда, казачки, глянем, какие дирижабли в краю,