Сага о Головастике. Кристальный матриархат - Александр Нерей
— Не буду я ни с чем бороться. Для порядка дату другую отпишу, и всё. А заказ тут же оформят задним числом. На примере показывать нужно. Вы, как Димка, ей Богу, — перестал я объяснять то, что сам до конца не понимал, и приступил к эксперименту. — Что у тебя с тарного? Пиши вот в эту заявку, — протянул Ольговичу требование из двадцать второго Майкопска.
— Чем писать? На чём? — отмахнулся он. — Пошли, как люди, в конторку. И не переживай, Ясень. Я тебя в обиду не дам.
— А кто я теперь? Ясень или Яшка? — опешил бывший колдун. — Вы же мне имени не дали. Ну, по святцам.
— Когда тебя попадья крестила, как называла? — нашёлся я первым.
— Иаковом.
— Перед Богом теперь ты Иаков, а перед нами Яшка или Ясень, всё одно, — решил за всех Ольгович. — На что нравится, на то отзывайся. Теперь ты уже не обезьянка, так что, имеешь полное право на выбор имени.
— Согласен. Поделом. Побуду жареной обезьянкой. Когда осознаю, что достоин христианского имени, тогда и посмотрим, кем стану, — решил Иаков-Яшка-Ясень, а я для себя мигом окрестил его «И-Я-Я».
Под изумлёнными взглядами станичников мы проследовали из сарая в конторку Ольговича. Все вокруг так и замерли, забросив строгание капусты, явно разочаровавшись благополучным исходом моего перекрещивания. А сам крестник, прижимая руку к груди, ковылял за нами последним. Ещё и клочьями разодранной рубахи размахивал, словно вновь обретёнными ангельскими крыльями, и озирался на уже беззлобные взгляды закубанцев.
В скромной конторке похожей на купе вагона мы разместились вокруг столика Ольговича. По-видимому, он занимал невысокую должность у мамки, о которой я так ничего и не узнал.
Степан вытащил бланки из авоськи и только начал раскладывать их на столике, как И-Я-Я тут же вмешался.
— Разделить бы? Чтоб без путаницы, — попросил он жалобно, беспокоясь, что не получит причитавшихся бумаг.
— Делите, — разрешил я и, откинувшись спиной к стене конторки, не на шутку задумался, как же теперь сделать так, чтобы и веру в Бога не затронуть, и самодоставку представить, дабы потом мои крестники с ней справлялись без опаски.
Иаков с Ольговичем закончили шуршать бланками и уставились на меня вопросительными взглядами, ожидая окончания командирских терзаний.
— Пиши, — взялся я инструктировать. — Начинай с малого. С Тарного и его бочек. Срочно нужны, значит, так и пиши. Я сегодня кое-что во сне видел, но до конца не понял, как всё работает. Со временем этим, с доставкой, с заказом.
Может, туда сначала слетать нужно, чтобы на склад заглянуть, а может, и так всё получится. Сочинил пожелание, расписался, оплатил, да и вышел встречать грузовой дирижабль, — размышлял я вслух, а мои ученики, раскрыв рты и глаза нараспашку, замерли, как в детской игре «Море волнуется, раз».
— А оплачивать доставку и товар, каким образом? — первым очнулся Яшка.
— На готовое требование кладёшь деньги и ждёшь, пока двадцать вторая их до адресата сплавит. И там на месте сама всё устроит.
Если сработает, деньги мигом исчезнут, а на бланке печати с подписями появятся. Потом иди на улицу и молись, чтобы твою бандероль по дороге не растрясли. Я всё это видел в вещем сне. Как с вами да с божьей помощью фокусы такие показывал. Хорошо ещё, что в ваших мирах с ними проще. В моих таким ни за какие коврижки не займёшься. Строго у нас с фокусами, — выдал я всё, что наскрёб в душе и памяти своим взрослым ученикам и последователям.
— Ты, что же это, не из нашего мира? А откуда ты, Крест? — изумился Ольгович.
— Как я понимаю, он из первого круга, — успокоил его бывший ведьмак.
Но Степан ничего и слышать не захотел про какие-то круги, а задрожал всем телом, откладывая урок по сдвиганию времени и бочкотары на неопределённое же время.
— Какой ты квёлый. Чудес полон лес, а он только в колдунов верит. В то, что Бог разрешает чадам своим помогать, ты верить должен, а не в таких-сяких, каким я был ещё утром, — успокаивал Ясень нового товарища. — Не можешь в своём мире дело начать, тогда айда в мой. Денег, правда, совсем мало у нас. Так мы с малого и начнём. Лодку хоть одну пригоним, а то, урожай до морозов в поле останется, — разошёлся И-Я-Я не на шутку.
— Дулю с маслом, — пришёл в себя Ольгович и начал заполнять требование. — Казак не дурак. Казак первый смельчак, — приговаривал он и строчил пером по бумаге. — Готово. Класть рублики?
— Сколько нужно? — спросил я, понадеявшись, что денег хватит не только на заказ агронома, но и на заказ И-Я-Я.
— Туточки всё. До копеечки, — сказал Степан и потянулся к железному ящику с навесным замком. — Для тебя собирали. В уплату и расплату. Так я возьму на дело?
— Отсчитай сколько нужно и клади на бланк, а то уже дрожу от нетерпения, — скомандовал я.
— Стоять, ироды. А дату, кто за вас править будет? — спохватился Ясень.
— И правда, — перепугались мы с Ольговичем.
— Какую ставить? Я своей рукой впишу, — предложил агроном.
— Пару недель от сегодняшней отними и вписывай, — напомнил я и затаил дыхание.
Ольгович дрожавшей рукой начеркал дату, будто намалевал магические руны, разгладил бланк и замер с горстью серебряных рублей в кулаке.
— Клади уже, — взмолился Иаков.
— Кладу, — скомандовал себе Степан и опустил кулак с монетами на бумагу.
Ольгович осторожно разжал ладонь и одёрнул руку. Сразу ничего не произошло, а только через минуту, когда мы уже потеряли надежду, монетки беззвучно и бесследно исчезли. Моментально. Без всякого постепенного растворения. Блым! И всё.
— Вот те на! — удивился И-Я-Я. — Сразу тебе и печати, и подписи. А гроши-то до кассы дошли? — спросил он у бланка.
— Дошли, — пообещал я и почувствовал, что в конторке стало невыносимо душно.
— А что оплатил? — пристал Ясень к агроному.
— То, что они на своём заводе мастерят, то и оплатил. Всего, так сказать, понемножку, — ответил ему Ольгович. — Уже можно встречать?
— Айда, — раззадорился Иаков. — Или вы «айда», а я под
