Андрей Черноморченко - Интерферотрон Густава Эшера

— И что же делала эта таинственная фигура? — спросила Венис.

— Я мог видеть, только краем глаза, меня как будто приклеили головой к этому невидимому столу. Похоже, она перемещалась вокруг алтаря в определенной последовательности, то есть, мелькала в пределах того узкого участка, который я мог видеть, через строго фиксированные интервалы. Так продолжалось некоторое время, а потом этот монах начал что-то рисовать на моем теле.

— Когда вы упали на крышу, на вас никаких рисунков не было, — заметил Морис.

— Неудивительно. С меня вполне могло кожу сорвать в этом смерче.

— Вы сами не видели, что на вас рисуют? — задала вопрос из своего кресла Филомела.

— Опять таки — краем глаза. Какие-то полосы и значки. Причем наносил он их не сразу, а в несколько приемов, со строго определенных позиций. Наверное, существовала некая последовательность, но я ее не уловил. Эта живопись тянулась очень долго, несколько часов. Я, кажется, потерял сознание, потому что следующим помню уже то, как Стив или Густав пощечинами приводили меня в чувства. Я забыл, что звуков в церкви нет, и хотел им сказать, что необычайно рад их видеть, но находиться им здесь очень опасно. Но их тут же рывком унесло вверх, под самые своды, а затем вихрь выбросил их в окно, и меня — вслед за ними.

— Кто их унес вверх? Вы не заметили? — спросил Морис.

— Что-то невидимое. Должен сказать, что вихрь, который потом подхватил и меня, был чудовищен. Звук вернулся; рев и грохот были невыносимы. Меня трепало как пушинку.

— А на что было похоже там, внутри этого вихря или смерча?

— Даже затрудняюсь сказать. Водоворот, наверное, был бы самым подходящим сравнением. Вполне возможно, что сознание я терял и там.

— Все ясно, — сказал Вейвановский. — Смерч пронес вас через горы и бросил на крышу вниз головой. Я помню, как вы кричали при падении.

Богенбрум виновато улыбнулся:

— Я, к сожалению, этого совершенно не помню. Но зато испытал ни с чем не сравнимое чувство ужаса, когда пришел в себя, а на лице у меня — удушливая гадость, а сам весь обмотан трубками, будто паутиной. Пожалуйста, Филомела, извините, что заставил вас сегодня утром поволноваться.

— Умоляю, Франц, достаточно, — замахала та рукой. — Вашими и Мориса стараниями у меня скоро наступит передозировка извинений и комплиментов.

— Больше не буду, — отвесил легкий поклон Богенбрум. — Вот, собственно, и весь мой рассказ. Согласитесь, то, что я сделал, — просто ужасно. Втянул двух совершенно посторонних людей в это жуткое приключение. И все из-за собственного легкомыслия. Думал, что если я — профессор, то уже и море по колено. Больше всего жаль Густава. А что это за ранение, из-за которого он не сможет восстановить свои умственные способности?

— Повреждение модуля простаты, причем давнее, — ответила Филомела.

— Что я могу сделать, чтобы улучшить его состояние? Какая-нибудь терапия, уход?

— Кроме донорства — ничего, — резко ответила Венис. Богенбрум поиграл желваками, размышляя, затем сказал:

— Так как Густав пострадал исключительно по моей вине, я готов поменяться с ним модулями. Когда вы будете готовы к операции?

— Вы это серьезно, Франц? — неподдельно удивилась Филомела.

— Совершенно.

— Я не знаю, как Эшер чувствовал себя до сих пор со своим дефектом, но боюсь, что жизнь после подобной пересадки не будет доставлять вам прежнего удовольствия.

— Гораздо большие мучения будет причинять мне осознание того, что такой замечательный ученый, изобретатель интерферотрона…

— Как вы сказали? Интертрона? — переспросила Филомела и хитро глянула в сторону Мориса. Тот опустил глаза, якобы для того, чтобы взять с подноса булку.

— Интерферотрона.

— А что это? — с невинным видом поинтересовалась Венис.

— О-о, это замечательный аппарат. Я ни разу не встречался с аналогичными конструкциями. Позволяет считывать прошлое, причем, по словам Густава, показывает его на экране наглядно, в движении.

— Даже так? — Филомела продолжала обстреливать Вейвановского насмешливыми взглядами. — Очень интересно. Тогда я вполне понимаю, Франц, вашу готовность, пожертвовать собою.

— Это в каком смысле — пожертвовать? — занервничал Богенбрум.

— В самом прямом, — с серьезным видом ответила Филомела. — В домашних условиях всегда существует элемент риска даже при самых простых оперативных вмешательствах. Здесь же речь идет об очень сложной операции. Одних медсестер понадобится не менее восьми. Вы, Морис, тоже будьте наготове. И вас, Франц, и Густава придется буквально разобрать на кусочки, чтобы осуществить обмен модулями. С обратной же сборкой сами знаете, как иногда случается: то одна деталь лишней окажется, то несколько не туда попадут. Но раз вы решились, отступать не будем. Завтра к обеду вы вполне выздоровеете, а операцию, чтобы не терять времени зря, назначим, ну скажем, на пять вечера. Часам к семи-восьми утра, глядишь, и закончим.

— Так долго? — только и нашелся спросить потрясенный Богенбрум.

— Почему же долго? — удивленно заморгала Венис. — В полевых госпиталях, где летальность при подобных операциях достигала семидесяти процентов, у нас иногда уходило до двадцати часов. В общем, договорились. Завтра в пять. Вы подойдете, Морис?

— Обязательно.

— Отлично. А теперь, Франц, вам пора отправляться спать. Без всяких возражений. Не волнуйтесь, особо пичкать вас снотворным не стану. Завтра вам предстоит принять очень крупную дозу анестетиков, поэтому во избежание интоксикации сегодняшняя порция уменьшается.

Безмолвно поднявшись, Богенбрум деревянной походкой направился к выходу из гостиной. Филомела, лукаво улыбаясь, взяла его под руку и, повернувшись к Вейвановскому сказала:

— Будьте добры, Морис, помогите довести нашего самоотверженного гостя до его спальни.

Тот кивнул и взял Франца под другую руку. У палаты Эшера Венис извинилась и попросила Мориса уложить Богенбрума в постель без нее, так как хотела взглянуть на состояние Густава.

— Я принесу снотворное через пару минут, — сказала она, скрываясь за дверью. Богенбрум тут же высвободил свою руку и, отшатнувшись от Вейвановского, сам открыл дверь в свою палату после чего, сбросив тапочки, плюхнулся на кровать. Морис заметил, как неприятно изменилось у Франца выражение лица: глаза Богенбрума жестко глядели на него, губы были плотно сжаты. Вейвановский решил просмотреть его мысли своим привычным способом (хотя уверенность в его корректности была несколько подорвана), но не успел он направить свои мысли под череп Францу, как ощутил сильнейшее головокружение и чуть не свалился на руки Венис, входившей в этот момент в комнату. «Со мной эти штуки не проходят», — услыхал он тихий голос Богенбрума.

— Осторожно! Что с вами? — подхватила зашатавшегося Мориса Филомела.

— Ничего, ничего, — выдавил тот из себя. — Голова что-то закружилась.

— Вам срочно нужно на свежий воздух. Сами дойдете или организовать фантома?

— Спасибо, сам доберусь, — Вейвановский вышел в коридор и, цепляясь за стены, медленно зашагал к выходу.

— Он мало спал последние дни, — объяснила Филомела Францу неожиданное недомогание ее помощника. — А вот ваш сонный напиток!

В руке у нее появился небольшой бокал с прозрачной жидкостью, который она протянула Богенбруму. Тот взял у нее снотворное, медленно выпил, после чего вернул бокал Филомеле. Она пожелала Францу приятных сновидений; он посмотрел на нее, не сказав ни слова, и вскоре закрыл глаза. Венис постояла некоторое время, глядя на Богенбрума, затем на цыпочках вышла из спальни, тихо притворив за собою дверь, и отправилась разыскивать Мориса. Сначала она заглянула в гостиную, но его там не оказалось. Выйдя на крыльцо, она увидела, как тот, шатаясь, подошел к двери своего дома, открыл ее и скрылся внутри особняка.

— Как здоровье, гений гипноза? — было первыми словами Венис, когда она открыла в одиннадцать часов вечера дверь перед Морисом.

— Спасибо, нормально. Почему гений? — на всякий случай спросил Вейвановский, хотя был почти уверен, что Филомела подразумевала его неудавшееся чтение мыслей у Богенбрума.

— Неужели вы уже забыли историю с трекболидом? «Наверное, не заметила», — с облегчением подумал Морис, отвечая:

— Нет не забыл. Просто показалось, что я опять где-то прокололся.

— В том, что вы прокололись, нет никаких сомнений, — шурша халатом, Венис вошла в гостиную. — Эта история с интерферотроном начинает меня забавлять. Какая-то сплошная мистика. Может быть, вы все-таки объясните любопытной даме, что тут происходит? Сначала вы изучаете инструкцию, которая у вас якобы случайно завалялась. Затем конструируете сам аппарат. Потом выясняется, что великий изобретатель лежит в коме в соседней спальне. Надеюсь, вы не собираетесь устраивать тут светопреставление и дадите пожилой женщине провести остаток дней в спокойствии?