Сага о Головастике. Изумрудный Армавир - Александр Нерей
Может, собирался ринуться на поиски Николая, а может, просто, разыгралось детское любопытство. Война-то самая настоящая может случиться, а я сколько раз представлял себя бравым и метким солдатом, которому всё нипочём. Но настоящая война не игрушечная. На ней солдаты не только убивают других солдат, которые по чьему-то капризу оказались врагами, а ещё и сами гибнут.
С такими невесёлыми мыслями я пришёл домой, чтобы никуда со двора не выйти, пока не придёт с работы папка, которого, слава Богу, ни на какую войну не заберут.
«Дома сегодня буду. С Серёжкой играть и мамкой воевать. С бабулей о самогоне разговаривать. Небось, узнала уже секретный рецепт. Думает, можно что-нибудь в него добавить, чтобы душа над разумом верх взяла.
Интересно, такое только по велению Угодника случается, или ещё кто-нибудь на это способен? Мир, например, — задумался я всерьёз и надолго. — Навряд ли он может быть таким душеприказчиком. Надоумить, конечно, может. Но, опять же, ум. То есть, разум. А вот, с душами у него какие отношения могут быть? Душевные? У него же своя душа имеется. И об этом я знаю почти наверняка. Точно знаю. Он же и меня своим душевным осколком наделил. Душу мою наделил. И мамка его. Даже Бог меня своей искрой одарил. И других людей одарял и продолжает одаривать».
— Уроки, как я понимаю, ты уже сделал, — то ли спросила мама, то ли засвидетельствовала, что проверка портфеля уже состоялась.
— Могу, если нужно, по второму разу всё переделать, — предложил я, не понимая, к чему она клонит.
— Не нужно. Бабуля узнала, что нам отцовские родственнички в самогон подсыпали, отчего мы ничегошеньки не помним. Они его на дурмане настаивали. Или на конопляных семенах. Поэтому у нас и память отшибло, и грезилось вчера всякое.
— Ерунда всё это, — поспешил я не согласиться.
— Мои братья по Африкам не мотаются, — категорически заявила мама. — А у отца твоего их пруд пруди. И Скрипко, и Кедько, и однофамильцы, что по дедову родному брату Семёну. Ещё у Коляды, у дядь Васи, имеются. Человек пятнадцать одних только двоюродных братьев. А если зятьёв прибавить, со счёта собьёшься. Кто-то из них запросто мог в моряки пойти. Он-то и одарил нас жёлтой невидалью. Я поначалу думала, что это всё из-за бананов этих. Сгоряча Мишку ими угостила. И кожурой, и целыми. Он хоть бы хны. Сама решилась и заново попробовала, и ничего. Голова светлая. Всё помню. Значит, точно во всём самогон виноват.
Мама не сразу заметила, что я еле сдерживался, чтобы не засмеяться в голос, а когда увидела, с подозрением покосилась.
— Что ты об этом знаешь? Отчего тебе наши семейные проблемы смешными кажутся? А если бы нас, не дай Бог, обворовали? Или, в самом деле, отравили? — набросилась она на меня.
— Как ты хотела увидеть у Мишки потерю свинской памяти?.. Ты же вчера душой оттаивала. Или это тоже забыла? И не до одури вы пили, а по-человечески отдыхали. Стихи читали, песни пели. И голова у вас не болела с утра. Радоваться надо, что у папки такие братья.
Если хочешь, я вам всё могу повторить. И стихи, и песни, и анекдоты, — перегнул я с перевоспитанием родной матери.
— Только попробуй! Твоё «жало» и без повторений теперь из отцовской головы никак не выветрится, — пригрозила невесть чем мамка и удалилась
«А папка, когда явится, о чём петь будет? Тоже грозить? — задумался я, получив мамкин ультиматум на фольклорное творчество. — Пойду, бабулю найду. Узнаю, что за сказку она рассказала о дурманах и самогонах».
— Свет, бабуленька, скажи. Да всю правду доложи. Чьи, по-твоему, сыночки, иль невестки, или дочки, ради шутки и обмана напоили вас дурманом? — выстрелил рифмами в бабулину спину, разыскав ту на огороде.
— Ты уже куплетами разговариваешь? — не оценила она мои вирши.
— Да что со всеми вами случилось? Уже забыли, как вчера целый вечер слезами радости заливались? Что душами общались? На самогон сваливаете, а того не помните, что головы у вас светлые после него остались. И кто вам сказал, что это дядька самогон принёс? Не наш ли он, часом? Четверть чья? — накинулся я на бабулю, как коршун.
— Может быть. Четверть, вроде, наша. А когда в неё дурмана…
— Кто тебе такого наговорил? Баба Варя? Я думал, ты с утра пораньше ради шутки к ней за рецептом умчалась.
— Это Варка сказала, что так могло быть. Но она не сказала, что так было. Мужья покойные с детками от самогонки в гости не ходят. Это что-то другое было.
— Ты же песни солдатские помнишь? Как вы их вчера пели и плакали? Жалко вам было солдатиков-сыночков и таких же служивых девчонок.
— Васька домой придёт, тогда и гадать будем, — отмахнулась бабуля.
— Пока он придёт, Мишка уже все бананы съест! Куда ещё один ящик задевали? Я его лучше соседям раздам.
— Над погребом он. Где комбикорм с тыквами, — призналась старшая Андреевна.
— Уже приготовили для Мишкиного пойла? Свиней апельсинами не кормят. И бананами тоже. Если нужно, я вам всего достану. Или куплю. Только бананы переводить не дам. Сейчас же спрячу, — разнервничался я и убежал к погребу за спасением оставшихся бананов.
А вот над погребом увидел не только ящик с забракованными фруктами, а ещё и пепси-колу. Она тоже угодила в опалу и переехала со всеми своими полными и пустыми бутылками на сундук с комбикормом.
— Мать честная. А костюм Супермена? — ужаснулся я, что и трико с плащом могли «выслать» из дома на мусор.
— Пуфф! — напомнил о себе Скефий Горыныч и прервал мои страдания
— Ты его вернул? — обратился я к спасителю.
— Фух!
— Слава Богу! Я… У меня из головы вылетело. Извини, что вчера его не возвратил. Так, может, спрячешь бананы от глаз да закинешь их к пещере? Я чуть позже туда примчусь и занесу их, чтобы не испортились.
— Фух! — подтвердил Скефий готовность услужить, и бананы плавно поднялись в воздух и удалились из сарая.
— Ой, спасибо. Я как только папку дождусь, так сразу же сбегу. Конечно, с твоей помощью. А пока мне нужно что-то с Андреевнами делать. Вроде, душами они отдохнули, а всё равно какая-то вредность из них лезет. Точь
