Терри Пратчетт - Правда
— О, — сказал Ваймс. — Понятно.
Он опустил руку и снял с ремня темную палку с закругленными концами.
— Ты знаешь, что это такое?
— Дубинка стражника, — ответил Вильям. — Большая.
— Последнее, так сказать, средство, — ровным голосом констатировал Ваймс. — Палисандровая, инкрустированная лламедосским серебром, настоящее произведение искусства. И вот тут, на этой маленькой табличке, говорится, что я должен поддерживать порядок. А ты, господин де Словв, в данный момент мешаешь мне этим заниматься.
Они сцепились взглядами.
— Какой странный поступок совершил Витинари непосредственно перед… происшествием? — спросил Вильям так тихо, чтобы его услышал только Ваймс.
Ваймс даже глазом не моргнул. Но через мгновение он положил на стол дубинку со стуком, который в полной тишине прозвучал неестественно громко.
— А теперь ты положи на стол свой блокнот, — спокойно предложил он. — Только ты и я. Обойдемся без… столкновений символов.
На сей раз Вильям понял, где проходит путь мудрости. Он положил на стол блокнот.
— Вот и хорошо, — кивнул Ваймс. — А сейчас мы с тобой отойдем в уголок, чтобы не мешать твоим друзьям наводить порядок. Поразительно, какая-то обычная картинка, а столько мебели переломано!
Он отошел в сторону и сел на перевернутое корыто. Вильяму пришлось довольствоваться конем-качалкой.
— Ну хорошо, господин де Словв, пусть будет по-твоему, — сказал Ваймс.
— Ах значит, «по-моему» все-таки существует?
— Ну, ты ведь не собираешься делиться со мной тем, что знаешь.
— Я не совсем уверен в том, что знаю, — пожал плечами Вильям. — Но мне… кажется, что незадолго до преступления лорд Витинари совершил некий странный поступок.
Ваймс достал из кармана свой блокнот и полистал его.
— Патриций вошел во дворец через конюшню около семи часов утра и отпустил стражу, — сообщил он.
— Значит, его не было во дворце всю ночь?
Ваймс пожал плечами.
— Его сиятельство приходит и уходит, когда ему заблагорассудится. Стражники не спрашивают, куда он уходит и зачем. Они что, разговаривали с тобой?
Вильям был готов к этому вопросу. Вот только у него не было ответа. Он пару раз встречался с представителями Дворцовой Стражи и знал, что туда отбирают людей не по умственным способностям, а по преданности, граничащей с сумасшествием. Значит, никто из них Вгорлекостью быть не мог.
— Я так не думаю, — наконец сказал он.
— Не думаешь?
Минуточку… Вгорлекость заявил, что знает Ваффлза, а песик непременно заметил бы странное поведение хозяина. Собакам нравится, когда все происходит по расписанию…
— Мне кажется несколько необычным, что его сиятельство оказался вне дворца в такое время, — осторожно произнес Вильям. — Это выпадает из его… расписания.
— А как насчет попытки прирезать собственного секретаря и сбежать с очень тяжелым мешком денег? Это, по-твоему, не выпадает? — съязвил Ваймс. — Да, мы тоже обратили на это внимание. Мы совсем не дураки. Просто выглядим такими. А еще стражник сказал, что от патриция пахло алкоголем.
— Лорд Витинари что, пьет?
— Нет. Во всяком случае, не на людях.
— У него в кабинете стоит шкафчик со спиртными напитками.
Ваймс улыбнулся.
— А, ты заметил? Патрицию нравится, когда пьют другие.
— Но, может, он пытался набраться храбрости, перед тем как… — начал было Вильям и замолчал. — Нет, только не Витинари. Он человек другого склада.
— Вот именно, — согласился Ваймс и прислонился спиной к стене. — Может, ты… еще подумаешь, а, господин де Словв? Или… найдешь кого-нибудь, кто поможет тебе подумать?
Новые нотки, прозвучавшие в голосе командора, подсказали Вильяму, что неофициальная часть разговора закончилась.
— Что вам известно о господине Скрябе? — спросил Вильям.
— О Татле Скрябе? Сын старого Таскина Скряба. В течение последних семи лет является главой Гильдии Башмачников и Кожемяк, — начал перечислять Ваймс. — Отличный семьянин. Владеет лавкой в Фитильном переулке.
— И это все?
— Господин де Словв, это все, что известно Страже о господине Скрябе. Ты меня понимаешь? Есть люди, о которых мы знаем куда больше. И поверь мне, тебе об этих людях знать совсем не хочется.
— А. — Вильям наморщил лоб. — Но в Фитильном переулке нет обувной лавки.
— А я что-то говорил про обувь?
— В действительности единственная тамошняя лавка, хоть как-то связанная с кожей, это…
— Ее-то я и имел в виду.
— Но там продаются…
— Это вполне можно назвать изделиями из кожи, — перебил Ваймс и взял со стола дубинку.
— Да, А еще там продаются кое-какие изделия из резины, а также изделия из… перьев… плетки… и всякие… всякие этакие штучки. — Вильям покраснел. — Но…
— Лично я никогда там не бывал, — пожал плечами Ваймс, — но, насколько мне известно, у капрала Шноббса имеется полный каталог тамошних товаров. Не думаю, что в городе существует Гильдия Производителей Всяких Этаких Штучек, хотя мысль, конечно, забавная. Как бы там ни было, с точки зрения закона господин Скряб чист. Старое дело, старая семья. Соответствующая атмосфера, в результате которой приобретение того-сего… всяких этаких штучек, иначе говоря… становится столь же естественным, как и покупка полуфунта окорока. А еще, по слухам, господин Скряб, став патрицием, в первую очередь помилует лорда Витинари.
— Что? Без суда?
— Ну разве не мило? — с кошмарной жизнерадостностью воскликнул Ваймс. — Неплохое начало для вступления в должность! Так сказать, чистый лист, свежий старт, зачем ворошить старое белье? Бедняга. Переработал. Бывает. Рано или поздно просто обязан был сломаться. Слишком редко бывал на свежем воздухе. И так далее. Затем лорда Витинари можно будет поместить в какое-нибудь тихое укромное местечко, и все мы скоро позабудем об этом отвратительном инциденте. Всем от этого только лучше будет, правда?
— Но вы же знаете, он не…
— Знаю? Я? — удивленно спросил Ваймс. — Это, господин де Словв, официальная дубинка Стражи, положенная мне по должности. А вот если бы это была дубина с гвоздем на конце, мы жили бы совсем в другом городе. Ну, мне пора. А ты поразмышляй на досуге. Хорошо поразмышляй.
Вильям проводил его взглядом.
Сахарисса уже взяла себя в руки — возможно, потому, что никто и не пытался ее успокоить.
— Ну, что будем делать? — спросила она.
— Не знаю. Выпускать листок. Это наша работа.
— А что, если эти люди вернутся?
— Вряд ли они вернутся. Теперь это место под наблюдением.
Сахарисса принялась собирать с пола бумаги.
— Наверное, мне сейчас лучше занять себя чем-нибудь…
— Вот это называется сила духа.
— Если бы ты дал мне пару-другую абзацев про тот пожар…
— Отто удалось сделать вполне приличный снимок, — вспомнил Вильям. — Верно, Отто?
— Да, выходийт неплохо. Но…
Вампир смотрел на свой разбитый иконограф.
— О. Сочувствую. Правда, — сказал Вильям.
— Йа имейт и другие, — пожал плечами Отто. — По честности говоря, йа думайт, в большом городе все бывайт проще. Более цивилизированно. Мне говорийт, в большой город толпа не гоняйт тебя вилами, как бывайт в Гутталлинне. То есть йа прикладывайт старания. Три месяца, четыре дня и семь часов полного повязывания. Йа всему отказывайт! Вы не представляйт, как тяжело не обращайт внимания на бледных дам в бархатных жилеточках, таких вызывательных кружевных черных платьях и крохотных туфельках на высокий каблук. О, каковое искусание! И йа неустыженно признаваю это… — Он в отчаянии покачал головой и уставился на свою окровавленную рубашку. — И вдруг аппаратуру разбивайт, мой лучший рубашка покрывайт… кровью… красной-красной кровью… густой темной кровью… кровью… кровью… кровью…
— Быстрее! — крикнула Сахарисса, отталкивая Вильяма. — Господин Хорошагора, держи его за руки! — Она махнула рукой гномам. — Я была готова! Двое, хватайте за ноги! Дрема, у меня в столе кусок кровяной колбасы!
— …Солнечный круг, Небо вокруг… — взвыл Отто.
— О боги! У него глаза светятся красным! — воскликнул Вильям. — Что нам делать?
— Можно еще раз отрубить ему голову, — предложил Боддони.
— Очень неуместная шутка, Боддони, — резко оборвала его Сахарисса.
— Шутка? Разве я улыбаюсь?
Отто встал. Гномы, отчаянно ругаясь, свисали с его худых плеч.
— …Милый мой друг, Добрый мой друг, Людям так хочется мира…
— Да он силен как бык! — завопил Хорошагора.
— Держитесь, мы сейчас поможем! — крикнула Сахарисса. Покопавшись в сумочке, она вытащила тонкую брошюру в синей обложке. — Вот, взяла сегодня утром в миссии в Скотобойном переулке. Это их песенник! — Она снова начала всхлипывать. — Такая грустная песенка… Называется «Пусть всегда будет солнце». Она про маленького мальчика, которого… ну…
