Темные числа - Зенкель Маттиас
Межповэфф
Воздухогорск, 1962 год
– …Поворачиваем на проспект Двадцать пятого октября, – возвестил фабричный шофер.
Всю дорогу от вокзала он показывал достопримечательности, котлованы и пестрые цветочные кадки. Обо всем у него было что сказать. Даже сейчас, когда Дмитрий притворялся, что читает, шофер продолжал неутомимо разглагольствовать:
– В народе его называют «взлетная полоса», он прямой, как стрела, а за ним открывается небо. Видите, товарищ фабричный инспектор?
Дмитрий оторвался от блокнота и равнодушно кивнул. Он уже давно сбился со счета, сколько раз за последние месяцы в разных городах ему проводили экскурсии – удовольствие, от которого не отвертеться. Сначала он уверял, что торопится, и все равно каждый раз под предлогом объезда или хитроумного сокращения маршрута ему предлагали полную программу: со студенческих времен он не знакомился так глубоко с городским развитием в СССР. Дмитрий не сомневался, что большинство экскурсий проводились по приказу директоров фабрик, и поездка по Воздухогорску не стала исключением. Но было ли это тактикой затягивания, стратегией изматывания или жестом гостеприимства? Он старался не размышлять об этом слишком долго. Комиссов предупреждал, что позволить себе отвлекаться может лишь тот, кто легкомысленно забывает о работе:
– С виду все в одной упряжке. Но тот, кто оказался с петлей на шее, неизбежно станет тянуть в разных направлениях, пытаясь не дать ей задушить его, – председатель специальной межведомственной комиссии обхватил руками шею, словно в подтверждение сказанного. Несмотря на это, он продолжал говорить деловым тоном: – Некомпетентность? Махинации? Обстоятельства непреодолимой силы? Не важно, почему человек угодил в петлю. Он будет усложнять нам работу всеми доступными средствами.
Были ли слова Комиссова о петлях аллегорией, Дмитрий затруднялся оценить и по окончании учебы. Но не приходилось сомневаться, что председатель прекрасно отточил понимание действительности за годы полевых исследований на службе Госплана. За двенадцать совместных обходов предприятий они, как и предсказывал Комиссов, столкнулись с шестью директорами, которые больше трудились над отвлекающими маневрами, чем над планированием работ.
– Поскольку в дальнейшем мы поделим обходы, я надеюсь, эти уловки удастся нейтрализовать, – сообщил ему Комиссов в самолете на обратном пути.
В самом деле, директора терялись, когда вместо ковыляющего эксперта появлялся его помощник. Дмитрий Фролович Соваков смело перелезал через предусмотрительно поставленные строительные ограждения. Вволю напарившись в заводской бане, он стремительно направлялся обратно в производственные цеха. Расчет Комиссова оправдался. Обычно рассудительный, председатель ликовал, потому что значительно вырос и коэффициент эффективности. Положение Дмитрия считалось прочным. О коэффициенте эффективности он услышал впервые, но это не было его упущением – в конце концов, речь не шла об официально полученных значениях. Председатель использовал коэффициент как инструмент самооценки. Вывод формулы и расчеты были любимым занятием Комиссова:
Точку отсчета представляет собой время, которое может быть продуктивно использовано согласно плану (Px). При этом сумма всех отрезков времени (tΣ) должна рассматриваться как одинокий числитель. К нему привязано бесполезно потраченное время (tv) как тяжелый знаменатель. И, словно мало битв с тенями и простоев, его утяжеляют дополнительные факторы: например, количество страниц (s) сопутствующих актов логарифмически включается в расчеты. Под одним квадратным корнем теснятся все функционеры (а), которых нужно проконсультировать, чтобы довести до конца сомнительные замыслы. Если замысел терпит неудачу, суммарный знаменатель в конечном итоге возводится в куб.
Комиссов уже достаточно давно жонглировал экономическими показателями всех советских республик и мог без труда подсчитать в уме коэффициент. От Дмитрия требовалось только поставлять исходные данные. Примерно две трети поездки по Воздухогорску негативно скажутся на коэффициенте. Заводской шофер болтал без умолку:
– В это трудно поверить, но справа раньше был лес. Туда отец свиней гонял попастись в желудях. А слева рос вишневый сад.
Дмитрий кивнул уже охотнее, они наконец выехали из центра города. «Волга» пофыркивала, двигаясь в направлении, куда указывал памятник Ленину. С обеих сторон улицы возвышались башенные краны, бункеры для цемента и горы щебня. Одни рабочие заполняли кузова самосвалов и разгружали полуприцепы, другие покуривали, опираясь на рукоятки лопат. Там, где строительная техника поворачивала на проспект, повсюду на асфальте лежали груды шлака и камней. Несмотря на толстый коврик под ногами, Дмитрий ощущал, как камешки барабанят по днищу «Волги». А шофер, только что показывавший на два одиноко стоявших столба в конце проектной линии, перешел на проклятья в адрес «этих козлов, чтоб их матери мухоморов или волчьей ягоды наелись». «Я же только вчера начистил днище», – жалобно причитал он.
– Скоро почва замерзнет, – успокоил его Дмитрий, и шофер с готовностью согласился:
– Да, зима будет лютая, мой Дружок такой густой шерстью оброс.
В конце воображаемой взлетной полосы «Волга» не взлетела в небо, а закачалась на рессорах, на заднем сиденье это ощущалось как воздушная яма. Как только машина выехала на ровную поверхность, шофер резко затормозил и без потерь свернул с крутой дорожки к воротам предприятия. Дмитрий пришел в себя, когда они остановились перед шлагбаумом.
Металлические буквы на заборе сообщали, что фабрика входит в состав Турбинного комбината имени Кржижановского. Узкая аллея между производственными цехами вела к административному зданию; когда-то здесь, наверное, располагался помещичий дом, а грабы стояли аккуратно подстриженными. С правой стороны аллеи необдуманно была установлена Доска почета: портреты заслуженных работников постоянно подвергались птичьей бомбардировке с веток деревьев. Стенд почище, ближе к зданию администрации, извещал о результатах внутреннего соревнования между фабриками комбината. Из диаграммы, однако, не следовало, какие показатели сравнивались, подписи к осям ординат вышли очень мелкими. Сейчас с явным преимуществом лидировала латвийская фабрика по производству осевых вентиляторов – Дмитрий, недавно побывавший там с проверкой, оторопел, из-за перебоев с поставками производство у них уже несколько недель работало в режиме экономии. Сильно отстающий Речицкий завод по производству ротационных компрессоров с начала квартала пытался догнать соперников. Для молдавского завода по производству диаметральных вентиляторов, видимо, еще не были установлены нормы. А может, соревнование заключалось в достижении нижней отметки среди фабрик обширного комбината? Дмитрий отбросил эту мысль как маловероятную; сулившее победу целевое значение для Воздухогорской фабрики радиальных вентиляторов, намеченное тонкой пунктирной линией, указывало на необходимость резкого роста.
Из административного здания вышла молодая женщина. Дмитрий, собиравшийся протереть очки, замер.
– А вот и Валентина Ремовна идет, – шепнул шофер. – Посмотришь на нее, и кажется, будто попал в рай для рабочих, правда?
Нет, на этот раз Дмитрий не кивнул, о рае и речь не шла. Ему скорее показалось, что он перенесся в зал Народного суда Москвы – женщина была копией его бывшей жены Фаины Андреевны. Не хватало только пилотки «Аэрофлота» на голове.
– Директор Тянуткин просит прощения. Он застрял на важном совещании, так что временно вам придется довольствоваться моим обществом.
– Если вы сможете объяснить все производственные взаимосвязи, меня это устроит, – ответил Дмитрий подчеркнуто нейтрально. Однако собеседница, похоже, усмотрела в его взгляде некоторый скептицизм.
– Извините, невежливо с моей стороны – не представиться сразу. Мушникова Валентина Ремовна. Начальник отдела инновационного развития и рационализации, – сказала она, протянув руку.
