Темные числа - Зенкель Маттиас
– Он действительно просил, чтобы я подождала здесь?
– Именно так. Садитесь.
Сергей вытащил из-под кресла бутылку, наполнил чашки, а потом продолжил рассказ о Москве и Мадриде и, готовясь провозгласить очередной тост, принялся вспоминать развалины Берлина, казахские степи и огненный хвост космического корабля «Восток». Спустя некоторое время он стоял на стуле, который Альдонса водрузила на журнальный столик. Но как Сергей ни тянулся, он не смог достать ни одного висевшего под потолком воздушного шарика, а прыгать было опасно: этого может не выдержать ни он сам, ни мебель.
Поэтому Сергей поклялся жизнью матери, а так как на кубинку это явно не произвело впечатления, еще и жизнью Гагарина, что кандидаты в космонавты, честное-пречестное слово, учатся пить из воздушных шариков. В СССР среди любителей космонавтики это упражнение так популярно, что по всей стране даже наблюдаются перебои с поставками. Шарики, наполненные «Столичной», так и называются – «шарики», а те, в которые наливают крымское шампанское, известны как «слеза космонавта».
– Вы когда-нибудь видели его плачущим? – спросила Альдонса и кивнула головой в сторону спальни.
– А как же русскому да не плакать? – прошептал Сергей. – «Если соль не вымыть из души, то душа со временем черствеет», как писал Тетеревкин, – и, бросив взгляд на Альдонсу, добавил: – Разумеется, Юрия Алексеевича я до сих пор видел плачущим только от радости.
Так как телефонный шнур оказался слишком коротким, Сергею вскоре пришлось спуститься с башни из мебели, чтобы снова заказать в комнату бутерброды. Фаршированные картофельные клецки, полуночные сэндвичи, чичаррон и чичачирритас он сдвинул на край стола ближе к себе, а кокито и фрукты придвинул к кубинке. Та с виду совсем не опьянела, только глаза после четвертого тоста заблестели ярче. При одном упоминании Гагарина глаза ее необъяснимым образом приобретали отражательную способность. Такой офтальмологический феномен Сергей за последние недели наблюдал много раз: у финских женщин, канадских ребятишек, ударников труда, солдат, даже у Хрущева и Кастро. Сотрудники «девятки» называли это «космонавтская лихорадка» и относили пока к категории безопасной. Но в случае с Альдонсой смущало, что даже алкоголь пошел на пользу этому блеску, из-за чего сама она оставалась практически трезвой. Понадобилось еще двести пятьдесят граммов, чтобы кубинку наконец понесло в метафизические области.
– …Но откуда, откуда вы знаете, что, когда просыпаетесь, вы тот же самый, что были раньше?
– Если бы это был не я, сразу возник бы вопрос, что сейчас делает тот, кто накануне лег в мою постель, – парировал Сергей. – Это, если хорошенько подумать, стало бы щекотливой проблемой для всей службы безопасности.
– Сергей Варданович, – возмущенно протянула Альдонса, причем упрек в ее голосе резко сменился воодушевлением, – мне начинает казаться, что вы меня умышленно неправильно понимаете.
– Я бы никогда, – начал было Сергей, но вдруг приложил палец к губам и указал на дверь спальни: – Тс-с-с.
Левой рукой он выудил из-под кресла очередную бутылку. Он и в этот раз показал себя мастером, незаметно налив в одну чашку больше, что уже сказывалось на остроумии его тостов.
– Выпьем за понимание, за взаимопонимание, которое неразрывно свяжет наши доблестные революционные народы, и за постоянно происходящие научные открытия, не важно, будут ли они достигнуты в глубинах космоса или на мелководье снов. Выпьем же – недвусмысленно и незамедлительно!
Когда вскоре после рассвета смена Гольгенко закончилась и он освободил табурет, Сергей сразу вошел в спальню Гагарина. Прежде чем закрыть дверь, он показал на дремавшую в кресле Альдонсу:
– Может, кто-нибудь проводит сеньориту, пока генерал Каманин не заявился…
•Гавана, 1962 год
Мощные удары молотка разносились по вестибюлю советского посольства. Падавшие сверху солнечные лучи высвечивали слой пыли на стойке и на погонах дежурного офицера.
– Меня зовут Альдонса… Лоренсо Фуэнтес. У меня… – выкрикивала она в промежутках между ударами, – встреча… с послом Кудря…
– Господин посол Кудрявцев сейчас…
Где он сейчас, Альдонса не расслышала. Дежурный не пытался перекричать шум строительных работ и знаком велел ей подождать, если ей так уж нужно.
Поскольку вся мебель была закрыта полотнищами, Альдонса отошла в сторону и оперлась спиной о большую кабельную катушку. Будь с ней зять, не пришлось бы торчать здесь. Но он еще одиннадцать недель назад передал, что она знает, как следует поступить. Альдонса тем не менее решила не делать аборт. И теперь стояла одна – как всегда, – стараясь не выказывать раздражения. Наконец привратники открыли дверь коренастому мужчине. Тот на ходу что-то шепнул дежурному офицеру, а в сторону Альдонсы только кивнул и исчез в боковом проходе за шторой. Сержант подвинул к Альдонсе свой табурет и заверил, что Вираладзе примет ее через несколько минут.
Внезапно шум стих. Блеклый чиновник сдвинул в сторону пылезащиту в боковом проходе и препроводил Альдонсу к коренастому атташе. Тот сидел за письменным столом и, молча указав ей на стул, продолжал копаться в бумагах.
– Сожалею, сеньорита Лоренсо, – сказал он наконец. – Согласно имеющейся информации Сергей Варданович Богосян не входил в делегацию космонавтов, его нет в регистрационных списках.
– И что это значит?
– Это значит, что с административной точки зрения он призрак.
– А портрет?
– Бесполезно, – ответил Вираладзе, вытащив из папки рисунок. Альдонсе пришлось рисовать по памяти, поскольку на одних газетных фотографиях Сергея вообще не было, а на других он стоял в тени или его лицо что-то закрывало: фуражка, край знамени, чьи-то плечи.
– Должен заметить, у вас талант! Этот рисунок – маленькое произведение искусства! Однако никто из опрошенных никогда не видел человека, о котором вы говорите. Ни в гостинице, ни у памятника Марти, нигде. Мы даже беседовали с капитаном Боланьо – мужем вашей сестры, если мне верно сообщили. Одним словом, на этом наши поиски прекращаются. Дело обстоит так, что больше мы ничего не можем поделать.
– Но…
– Послушайте, – шумно выдохнул Вираладзе. Запнувшись, он осторожно перевел взгляд к потолочному вентилятору, а затем снова на документы. Выдержав паузу, атташе продолжил: – Предположим – подчеркиваю, чисто теоретически, – предположим, что все было именно так, как вы нам рассказали. Просто подумайте.
Альдонса не стала утруждать себя размышлениями. Зять уже в прошлом году на повышенных тонах все ей объяснил: получается, что в личную охрану советской делегации, прибывшей на Кубу с официальным визитом, проник неизвестный. Это неизбежно повлечет за собой расследование, и незаконное проникновение Альдонсы туда, где размещалась советская делегация, вызовет крайне неприятные вопросы. При сложившихся обстоятельствах многое будет воспринято как участие в тайном заговоре. Речь пойдет о серьезном провале органов безопасности, а со стороны Кубы – о провале капитана Боланьо.
– Если хорошо подумать, мы все должны радоваться, что, согласно имеющимся документам, такое невозможно, – пропыхтел Вираладзе и захлопнул папку. – При этом моя задача состоит в том, чтобы и в будущем избежать подобных инцидентов. Я благодарю вас за идеи по улучшению мер безопасности – и от имени посольства тоже. Я все же очень надеюсь, что мы сможем выразить признательность маленьким жестом, связанным с советско-кубинской дружбой.
•
Автор неизвестен. Фестиваль дружбы советской и кубинской молодежи. Кишинёв. 1974
В те годы знаки советско-кубинской дружбы вызвали большой интерес у коллекционеров. За советскую медаль Международная Ленинская премия «За укрепление мира между народами» предлагали Национальный орден Кубы Плайя-Хирон. Равноценными долгое время считались знаки I фестиваль дружбы советской и кубинской молодежи (см. рис.) и II Международная спартакиада молодых программистов.
