Терри Пратчетт - Стража! Стража!
Он аккуратно сложил лист бумаги и всунул в конверт.
— Солнце садится. — сказал сержант Двоеточие.
Морковка искал сургуч.
— Это значит, что скоро ночь. — уточняя, продолжал Двоеточие.
— Да, сержант.
Двоеточие провел пальцем вокруг воротника. Кожа оставалась ярко-розовой, результат утреннего умывания с щеткой, но люди по-прежнему держались на почтительном расстоянии.
Некоторые люди рождены, чтобы командовать. Некоторые люди достигают командных постов. Остальные вынуждены подчиняться командам, и сейчас сержанта можно было смело включить в эту категорию, но он не испытывал счастья по этому поводу.
Он знал, что в любую минуту ему придется объявить о том, что настало время отправляться на патрулирование. Он не хотел идти патрулировать. Он хотел найти какое-нибудь укромный подвальчик. Но положение обязывает — если он во главе, то ему необходимо это выполнять.
Это команда не была связана с последующим одиночеством, и которая бы могла вызвать у него раздражение. Эта команда быть-зажаренным-заживо только придавала ему забот.
Он был уверен, что они немедленно должны что-нибудь предпринять с этим драконом, иначе Патриций будет весьма несчастлив. А когда Патриций был несчастлив, то он был весьма демократичен. Он находил замысловатые и болезненные пути продления насколько возможно этого несчастья. Ответственность, подумал сержант, ужасная вещь. Поскольку подвергает ужасным мучениям. Насколько он мог понять, два факта с ужасающей быстротой двигались навстречу друг другу.
И потому он испытал ужасное облегчение, когда маленькую кушетку вынесли с Подворья. Она была очень старая и изрядно побитая. На двери виднелся побледневший герб. На обратной стороне двери была надпись, более свежая, гласившая:
Винни Если Ты Любишь Драконов. В стороне от этого, морщась по мере спуска, шагал капитан Бодряк. Следом за ним шла женщина, известная сержанту как Чокнутая Сибил Рэмкин. И наконец, послушно прыгая в конце процессии, появился маленький…
Сержант был слишком взвинчен, чтобы принять во внимание истинные размеры.
— Я поражен! Они только ушли и уже его поймали!
Валет бросил взгляд из-за стола, стоявшего в углу, где он никак не мог понять, что невозможно играть с помощью ловкости рук и блефовать с противником, который постоянно улыбается. Библиотекарь, отвлекая внимание, пользовался преимуществом, помогая самому себе парой карт со дна колоды.
— Не будьте глупцом. Это же просто болотный дракон. сказал Валет. — С ней все в порядке, с леди Сибил. Настоящая леди.
Оба стражника повернулись и посмотрели на него. Это был Валет, и вдобавок разговаривающий.
— Вы, двое, можете заткнуться. — сказал он. — Почему бы мне и не знать леди, если я уже знаком с одной? Она дает мне чашку чая, чашку тонкую как бумага, и серебряную ложку в придачу. — сказал он, разговаривая в манере человека, который заглянул через плато социальных различий. — А я вернул ей назад чашку, так что можете прекратить на меня таращиться!
— Именно этим ты занят по вечерам? — сказал Двоеточие.
— Не ваше дело.
— И ты на самом деле вернул ложечку? — сказал Морковка.
— Да, черт возьми, вернул! — горячо ответил Валет.
— Внимание, парни. — сказал Двоеточие, с облегчением подымаясь.
Еще двое солдат вошли в комнату. Бодряк принял привычный вид показного смущения.
— Мой отряд. — промямлил он.
— Отличные парни. — сказала леди Рэмкин. — Старые добрые ряды и шеренги, а?
— Шеренга, так сказать. — сказал Бодряк.
Леди Рэмкин ободряюще улыбнулась. Это привело к странной толчее среди солдат. Сержант Двоеточие, определенным усилием, попытался заставить выпирать грудь дальше своего живота. Морковка вытянулся, перестав сутулиться. Валет трясся, по-солдатски приосанившись, руки по швам, большие пальцы строго вперед, голубиная грудь вздымалась так, что его ноги находились в опасности оторваться от земли.
— Я всегда думаю, что мы можем спать спокойно в наших постелях, когда эти бравые солдаты охраняют нас. — сказала леди Рэмкин, степенно шагая вдоль шеренги, как галлеон с сокровищами плавно движется вперед под напором бриза. — А это кто?
Для орангутанга очень трудно стоять по стойке «смирно». Его тело может изобразить только общую идею. но шкура на это не в состоянии. Библиотекарь выполнил все наилучшим образом, стоя в конце шеренги лохматой кучей и отдавая честь самым замысловатым образом четырехфутовой лапой.
— Слишком широкие штаны, мадам. — ловко подхватил Валет. — Специальная Обезьянья Служба.
— Весьма предприимчиво. Тем не менее, весьма предприимчиво. — сказала леди Рэмкин. — Как долго вы пробыли обезьяной, мой друг?
— У-ук.
— Прекрасно. — Она повернулась к Бодряку, который недоверчиво поглядывал на нее.
— Это похвально для вас. — сказала она. — Прекрасный парень…
— У-ук.
— …антропоид. — поправилась леди Рэмкин, слегка запнувшись.
На миг шеренга солдат испытала чувство, как будто они вернулись после покорения далекой провинции, совершенного без посторонней помощи. Они ощутили прилив духа, который вселила в них леди Рэмкин и который без сомнения был так далек, как крайние буквы алфавита, от их привычного состояния. Даже Библиотекарь почувствовал себя польщенным, а потому пропустил фразу «прекрасный парень» без комментариев. Непрекращающийся шум и сильный химический запах заставили всех оглянуться.
Хороший-Мальчик Котомка Каменное-Перышко присел на корточки, с невинностью ягненка, и поставил на ковре пятно, которое вскоре превратилось в дыру в полу. Несколько струек дыма курились по краям отверстия.
Леди Рэмкин вздохнула.
— Не беспокойтесь, мадам. — бодро вмешался Валет. — Это скоро будет вычищено.
— Я боюсь, что им понравится такое делать, когда они в восхищении. — сказала она.
— У вас прекрасные экземпляры, мадам. — продолжал Валет, наслаждаясь вновь обретенном опытом социального общения.
— Он не мой. — сказала она. — Он теперь принадлежит капитану. Или возможно всем присутствующим. Разновидность талисмана. Его зовут Хороший-Мальчик Котомка Каменное-Перышко.
Хороший-Мальчик Котомка Каменное-Перышко стоически перенес тяжесть своего имени и обнюхал ножку стола.
— Он так похож на моего братца Эррола. — сказал Валет, — У него такое же заостренное рыло, простите за выражение, миледи.
Бодряк взглянул на создание, которое обследовало новую обстановку, и признал, что это был, окончательно и бесповоротно, Эррол. Маленький дракончик пробуя укусил стол, пожевал его несколько секунд, выплюнул щепку, свернулся и принялся спать.
— Он не собирается ничего поджигать, верно? — осторожно спросил сержант.
— Думаю, вряд ли. Он кажется выработал все содержимое своих пламенных протоков. — сказала леди Рэмкин.
— Вы так и не смогли научить его расслабляться. — сказал Бодряк. — В любом случае, парни…
— У-ук.
— Я не к вам обращаюсь, сэр. Что он здесь делает?
— Э-э. — поспешно вступил вы разговор сержант Двоеточие. — Я, э-э…мы с вами отсутствовали, а у нас короче говоря… здесь присутствует Морковка, который говорит, что все согласно закона и… Я принял у него присягу, сэр.
У обезьяны, сэр.
— Какую присягу вы приняли, сержант? — сказал Бодряк.
— В качестве Специального Констебля, сэр. — покраснев, сказал Двоеточие. — Вы же знаете, сэр. Гражданский Дозор.
Бодряк развел руками. — Специальный? Черт побери, да просто Уникальный!
Библиотекарь наградил Бодряка широкой улыбкой.
— Только временно, сэр. На небольшой срок. — умоляюще сказал Двоеточие. — Мы нуждаемся в помощи, и… кажется, он единственный, кто желает…
— Думаю, что это ужасно хорошая мысль. — сказала леди Рэмкин. — Она принята, эта обезьяна.
Бодряк пожал плечами. Мир и так уже сошел с ума, можно ли сделать его еще хуже?
— Ладно. — сказал он. — Ладно! Я согласен. Прекрасно!
Дайте ему значок, хотя черт меня побери, если я знаю, где он будет его носить! Прекрасно! Да! Почему бы и нет!
— С вами все в порядке, капитан! — сказал Двоеточие, весь во внимании.
— Прекрасно! Прекрасно! Добро пожаловать в новый Дозор!
— кричал Бодряк, расхаживая по комнате. — Великолепно!
Нам только и осталось платить арахисом, почему бы и нет, чтобы мы могли обеспечить хорошую службу обе…
Рука сержанта мягко, с почтением прикрыла рот Бодряку.
— Э-э, только один вопрос, капитан. — настоятельно сказал Двоеточие прямо в удивленные глаза Бодряка. — Не стоит использовать слово на букву "О". Держите нос повыше, сэр. Он может не удержаться и потеряет самоконтроль. Как бык на красную тряпку, сэр. «Антропоид» — очень хорошее слово, но только не слово на букву "О". Ибо, сэр, когда он становится злым, то не останавливается на проявлении недовольства, если вы понимаете, о чем я говорю. Он приходит в неистовство только по этому поводу, сэр. Понятно? Просто не говорите слово «обезьяна». А, черт…
