Михаил Успенский - Кого за смертью посылать

— Нет нужды, здесь просто порядок такой. Когда же до нас дело дойдет?

Жихарь расправил грудь, громко хакнул — так, что тихоголосые умруны примолкли.

Богатырь вышел вперед и отвесил покойникам глубокий поклон.

— Хлеб да соль! — воскликнул он.

— Астрал да ментал… — зловеще отозвался кто-то.

— Кто… здесь… гостей… принимает? — спросил Жихарь. Говорил он медленно, потому что слова-то надо в уме переворачивать!

— У нас, любезный друг, гостей не бывает… У нас коли попал, так выхода нету…

— Умруны добрые, ужели не чуете? Живым воняет! Как от кучи навозной прет!

Отойди, плоть смердящая!

— Да вы что? — обиделся Жихарь. — Я только вчера в бане мылся с дресвой и щелоком!

При упоминании бани умруны брезгливо сморщились, словно услышали про давно не чищенное отхожее место.

— Гоните его вон! Как бы он сюда заразы не натащил!

— Пошел вон! Не хрен здесь нахально жить на глазах у мертвых людей! Тут не существуют!

— А я слышал, что мертвые не знают о Смерти, — усмехнулся Жихарь.

— Еще и дразнится, мразь дышащая, теплокровная!

— Я не только дразниться умею, — пообещал богатырь. — Я еще и невеж учить мастер. Неужели за гробом отменяются все людские законы? Я хоть и живой, но все равно гость, тем более редкий… Опять же князь…

Услышав титул, мертвецы перестали выкрикивать оскорбления, но все равно остались недовольны, начали жаловаться Жихарю уже как должностному лицу:

— Почему который день пополнения не присылают?

— Почему жертвы не приносят?

— Вы предков не почитаете! Перечеркиваете наши достижения!

— Вы что там, у себя наверху, перестали скотину резать, птицу бить, рыбу вылавливать?

— Муравья ни одного не раздавили, таракана со стола не стряхнули, комара не прихлопнули!

— Микробов, и тех у вас нет!

— Что вы там, у себя наверху, думаете? Отчего порядок нарушаете?

— Мы уже подписи трудящихся собираем с непредсказуемыми последствиями!

— Думаете, живые — так и управы на вас нет? Управимся — нас ведь больше вашего!

Колобок подтянулся на своих постромках и шепнул Жихарю прямо в ухо:

— Видишь, все-таки не знают они Смерти, иначе бы не спрашивали…

— Надо искать главного, — сказал богатырь. — Только как бы через эту толпу пробиться, неужели с ними драться?

— В крови по грудь, мы бьемся с мертвецами, — мрачно сказал Гомункул.

— Чего?

— Стихи такие. Ох, провозимся мы тут, застрянем надолго…

— Ладно ты мне посоветовал подкрепиться перед походом. Теперь я их раскидаю… Одного ухвачу за ноги и раскидаю… Где улица, где переулочек…

Но, к счастью мертвецов, раскидывать никого не пришлось. Умруны и умрунихи вдруг раздались в стороны, пропуская вперед кого-то очень знакомого…

Грохоча и лязгая на ходу, к Жихарю шел король Яр-Тур — совсем такой же, который остался в столенградском кабаке, только доспехи на нем были жестоко изрублены.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Недавно я ходил по астралу и наткнулся на блокированные уровни.

…Когда Жихарю случалось попасть во что-нибудь непонятное (а было это многажды), он каждый раз вспоминал свою недолгую, но причудливую жизнь в диком племени туруру. Жихарь честно признавал, что и многоборцы, и соседи ихние, и люди прочих земель ушли от туруруйцев не слишком-то далеко. Ясно, что стальной меч лучше дубины, а стальной топор надежнее каменного. Но в остальном-то человек остается человеком! Что в наши дни, что во Время Оно — порядки примерно схожие: сильный давит слабого, богатый — бедного, дурак — умного. Нигде хлеб не дается даром, нигде сын отцу не указывает, нигде вода в гору не течет.

Только туруруйцы, видать, так долго жили вдали от иных племен, что сохранили странные понятия и обычаи.

Они, к примеру, полагали, что кроме них никто больше на белом свете не живет, а проломившегося к ним сквозь лесные заросли Жихаря долгое время считали смышленым зверем, безволосой обезьяной.

Они не верили, что хворобу на людей наносит поветрием, что может она получиться от холодной погоды или тухлой воды, что охотника запросто способен задрать лесной хищник, что на скользком камне легко подвернуть ногу. Нет, говорили туруруйцы, это все от злого колдовства — и болезни, и хищник, и досадный камень. И начинали такого колдуна искать, и находили, и наказывали дубиной по голове. В иные годы изводили чуть не половину племени…

Еще туруруйцы считали, что они не только люди, но одновременно и красные попугаи ара-ра. И сколько не надсажал богатырь голос, восклицая: «Где — вы, а где — попугаи?» — дикари мнения своего не меняли.

Были, конечно, и весьма разумные законы, которые не грех бы перенять и другим людям: так, зять в течение всей жизни не имел права разговаривать с тещей. О хозяйственных делах можно было потолковать и при помощи рук, а без слов мир в семье сохранялся надежнее.

Но более всего удивило богатыря отношение бесштанных охотников к своим охотничьим собакам. Псы у туруруйцев водились крупные, смышленые, неутомимые, надежные — часто даже сами приносили добычу.

Но когда собака вдруг начинала притаскивать пойманных зверят и птиц в больших количествах, охотник брал дубину, уводил друга-добытчика в лес и там, причитая, приканчивал.

Жихаря сперва возмутила такая жестокая неблагодарность. Но потом ему растолковали, что вот эта собака, благодаря своему нюху, чует близкую смерть хозяина, и поэтому старается заготовить побольше еды для поминального пира. Вот ее и того…

Но встречались и ленивые псы. Таких опять, к удивлению чужеземца, потчевали дубиной. А вот эта собака, говорили туруруйцы, тоже чует погибель своему владельцу, оттого и перестает выполнять свои обязанности — чего стараться-то? Вот ее и того…

Колобок потом объяснил Жихарю, что дикие туруруйцы таким образом, намного опередив знаменитых любомудров, открыли закон диалектики, при котором у всякого явления оказывается две стороны: вот это хорошо, да не очень. И наоборот: вот это плохо, да не очень. Спорщик, владеющий диалектикой, всегда выигрывает — подобно борцу, который коварно намазался маслом и выскальзывает из самого крепкого захвата.

…Без диалектики объяснить появления Яр-Тура в Навьем Царстве было никак нельзя.

— Да, дорогой сэр Джихар, представьте себе — я здесь разговариваю с вами и одновременно нахожусь в Яви, уныло пируя в обществе сэра Лю, сэра Сочиняя и других достойных людей. Вот как раз сейчас мы слушаем, как ваш придворный бард исполняет старинную эльфийскую балладу о могучем Танкодроме, сыне Номинатора, полюбившем прекрасную Электродрель…

— Не крути, — сказал Жихарь. — Что с твоими латами? Из какой сечи тебя сюда забрали? Что с моим городом? С моей семьей?

— Сэр брат! Да вы мне не верите! Сэр Хонипай, подтвердите правдивость моих слов!

— А что я? — отозвался Колобок. — Я тоже ничего не понимаю. Либо Смерть снова вернулась в мир и мы закопались под землю напрасно, либо…

— Лучше не знать вам сейчас правды, дорогой Джихар, — это может отвлечь вас от поисков…

Они стояли перед невысокой дверью, обитой медными пластинами. Дверной проем был словно бы вырезан в тумане, по-прежнему влажном и холодном.

— Откуда мне знать, кто ты на самом деле? — сказал Жихарь. Он, как ни всматривался, не мог отличить этого Яр-Тура от того, с кем попрощался на своем подворье.

— Помнится, в подземельях Вавилона мы вам поверили, — сказал король. — А ваше тогдашнее положение было в чем-то подобно моему нынешнему…

— Может, ты меня в спину ударишь? Я здешних порядков не знаю… Те, кто нас встретил, мне сильно не понравились…

— Это бывший человеческий сброд, сэр Джихар, — толпа, ждущая подачки от живых родственников. Они и при жизни норовили устроиться за чужой счет, и здесь могут только горланить и требовать. Настоящие люди и в здешнем царстве остаются при деле — иные охотятся, иные упражняются в воинских искусствах и полезных ремеслах, иные спорят о загадках мироздания. Но мы сейчас напрасно тратим время…

— Чего ж ты меня на земле не предупредил, что встретишь здесь?

— Я полагал, что вы догадались, — вздохнул Яр-Тур.

— О чем? — заорал Жихарь.

— Добрый сэр Лю ничего вам не объяснил?

— Ничего… А чего объяснять?

— Понятно, — сказал король. — Он не захотел отягощать вас еще одной заботой… Возможно, он был прав — то, что я вам сейчас скажу, не ослабит уже ни вашей руки, ни вашей решимости…

— А говорил — время дорого, — напомнил Жихарь.

— Сэр брат, в тот самый миг, когда мой презренный племянник, предатель и мятежник Мордред, уже насаженный на мое копье по самое кольцо рукояти, ударил своего короля сбоку по голове, и рассек меч преграду шлема и черепную кость, — в тот самый миг Смерть и покинула наш мир. А я остался один-одинешенек между мертвыми и живыми… Если только про человека, одновременно существующего в двух мирах, можно так сказать — один-одинешенек… Легче вам стало от этой правды, сэр Джихар?