Смерть и прочие неприятности. Opus 2 (СИ) - Сафонова Евгения

— Некромантия, — хмыкнула Мирана, когда Ева отступила в сторону, предлагая спутнице пройти первой; вытянула ладонь — над пальцами вспыхнул язычок белого пламени, разогнавший сумерки. — Хорошо, что от твоего… положения есть и прок.

Ева не стала разъяснять ситуацию. Пусть думает, что все дело в магии.

Снег захрустел под подошвами, когда они двинулись по нерасчищенной дороге к замку: его очертания таяли в ночи, лишь светлячками мигали окна да снег на крышах светлыми линиями ложились на тьму более плотную и густую, чем чернота колючего воздуха.

— Королевская семья тоже будет на балконе? — спросила Ева на полпути, глядя, как мимо проплывают серые призраки деревьев, присыпанных снежным пеплом.

— Там будет король. И королева. — Мирана шла рядом, плечом к плечу. — Это не ложа на арене, это храм. Служители Жнеца пускают только тех, на чьем челе лежит корона… и кто верит в нашего бога. Для тебя, полагаю, сделают исключение.

Ева запоздало подумала, что госпожа полковник не озаботилась сменить обувь на более подходящую для прогулок по снегу. Пусть даже недолгих. Затем поняла, что есть в их прогулке нечто странное — будто ритм, в котором похрустывала белизна под их ногами, звучал как-то неправильно.

Подумала еще — и, мельком оглянувшись, поняла: нет, не почудилось. Просто Мирана Тибель не оставляла следов на пышной белой кромке, покрывшей брусчатку на дороге к замку Рейолей.

Что ж, ожидаемо, что новый королевский Советник по военным делам владеет левитацией получше некоторых.

Из тьмы, ждавшей их впереди, выплыл крохотный огонек — тоже льдисто-белый. Дрожа, двинулся им навстречу, и, без труда догадавшись, что это значит, Ева все-таки побежала.

Минутой позже она уже кинулась на призрачную шею Эльена.

— Тише, лиоретта! Фонарь… но и пусть с ним. — Растроганный призрак обнял ее в ответ, кое-как удерживая в пальцах громоздкий стеклянный светильник. — Если я и уроню его, ваш приход все одно озарил это место ярче любого света.

— Ох, Эльен. — Отстраняясь, Ева поняла, что улыбается. — Я скучала.

Губы под закрученными усами одарили ее ответной улыбкой. Искристой, привычной, ободряющей — которой Еве так не хватало сейчас и все дни безумного маскарада, каким обернулась ее жизнь.

— Лиора Тибель. — Эльен поклонился другой гостье, скорым шагом подошедшей к ним. — Благодарю, что не только помогли доставить к этим стенам главную их драгоценность, но и явили свой сиятельный лик, коего я не имел счастье созерцать долгие и тоскливые годы…

— …но сноровки в медовых речах за эти тоскливые годы явно не растерял, — закончила госпожа полковник. — Здравствуй, Эльен. Полагаю, Уэрт дома.

— В рабочем кабинете. Ждет вас. — Враз погрустнев, призрак отвернулся. — Вернее, вас, лиоретта. Лиора Тибель, вы не будете возражать, если…

— …если детишки поговорят вдвоем? Ничуть. — Тяжелый вздох Мираны смешался с шелестом снега. — Все, что я могла сказать своему племяннику, я уже сказала днем. Увы, для моих доводов Уэрт был и остается слишком упрямым ребенком.

Больше не сказалось ни слова. Но пока они пересекали внутренний двор, Еве казалось, что неощутимый ею мороз с каждым шагом становится колючее.

Он не отступил, даже когда их шаги — уже их — эхом зазвенели в болезненно знакомом холле.

— Дорога мне известна, — сказала Ева, пока они поднимались по каменной лестнице; цветы на стенах распускали лепестки серые, как меланхолия. — Вам, полагаю, со мной не по пути.

— Я велел подать фейр в голубую гостиную, как только заклятие известило меня о гостях. — На площадке второго этажа Эльен учтиво открыл Миране дверь, за которой ждал длинный коридор. — Лиора Тибель, не сочтете ли оскорблением…

— Я помню, где голубая гостиная. — Та переступила порог размашисто, словно на полу не темнела деревянная планка, а зиял огненный провал. — Можете перекинуться словечком, если не подозреваете меня в том, что я стащу у Уэрта любимую вазу.

Эльена к восхитительной привычке госпожи полковника угадывать его предложения, видимо, уже привык. Во всяком случае, к Еве он повернулся без малейшего удивления.

— Всего пара слов, прежде чем вы подниметесь к нему, лиоретта, — сказал призрак, пока стрельчатые арки глухо перекатывали удаляющиеся шаги. — Он любит вас. Он страдает, потому что любит вас. Он хочет, чтобы вы пришли. Значит, хочет быть переубежденным.

Ева смотрела в светлую зелень его глаз. Светильники на стенах едва заметно просвечивали сквозь них — словно белое солнце искрилось через источенное морем бутылочное стекло.

— Вы уже помогли ему выбраться из черноты одиночества. Если кто-то может сделать это снова, то только вы. — Призрачные пальцы колко коснулись ее руки, сжав беспомощно опущенные ладони. — Жизнь и посмертие приучили меня выговаривать лесть и ложь легко, но я не лгал, когда говорил, что вы ярче любого света.

— Даже если это я толкнула его обратно? В черноту?

Пауза перед ответом была почти незаметной.

Но все-таки была.

— Даже если это вы.

Пауза была, но Ева, не опустившая взгляда — как бы тяжело это ни казалось, — не увидела в глазах напротив того, что ожидала. Осуждения. Боли.

Даже удивления.

— Он ничего не говорил. Но сопоставить факты нетрудно, — сказал Эльен, без труда прочтя немой вопрос в ее лице. Разжав пальцы, отступил на шаг. — Идите.

Повторять не потребовалось.

Когда Ева поднялась на первую ступеньку из тридцати, оставшихся до важнейшей, возможно, беседы в ее нежизни, ей было уже не холодно.

— Как будто тебе впервые проповеди читать, — заметил Мэт в такт ее страху, пока она как могла растягивала отнюдь не бесконечную лестницу.

— Не те, от которых зависит так много.

— Да ладно тебе. Извинишься — ты это вроде умеешь, в отличие от некоторых. Напоешь песенку о неземной любви — можешь буквально, это ты тоже вроде умеешь. Людям иногда свойственно пускаться в сложные танцы там, где нужен забег на короткую дистанцию, но у тебя с этим вроде тоже проблем нет.

— А тебе-то какой интерес?

— Просто подбадриваю соседа по голове. С соседями, знаешь ли, лучше дружить. А то оглянуться не успеешь, а поутру найдешь в своих тапках что-то липкое и белое, и хорошо если это окажется зубной пастой.

Стиснув зубы, Ева подступилась к дверям на этаж — и, провернув ручку, принялась отмерять последние шаги до момента истины.

Не могло же все, что они строили неделями, сломаться от нескольких фраз. В самом деле. Она пробивалась сквозь его стены раньше, пробьется снова. Как справедливо заметила Белая Ведьма (тройную альтерацию ей ниже спины), проблемы решаются словами через рот — а поговорить с Гербертом о том, что он и так уже слышал, Еве несложно.

Все получится. Получится.

В кабинет она скользнула без стука, но с негласным приглашением.

Герберт сидел за столом — светлые волосы падают на лицо, рубашка в отблесках кристаллов отливает кладбищенским светом. Перо в левой руке размеренно выводило чернильные строчки в книге, что Ева уже видела — в день, когда нашла некроманта умирающим в том самом кресле, где теперь он работал.

— Все-таки пришла, — сказал Герберт, когда затворившаяся дверь негромко щелкнула замком. — Удачно. Хотя в ином случае я заглянул бы сам.

Он даже головы не поднял.

— Герберт, я хотела…

— Я оставил подробные инструкции, как поддерживать твое существование. Раствор, заклятия, руны. Передам их Мирку. Полагаю, он сможет подыскать некроманта, которому можно доверять. — Аккуратно отложив перо, он положил ладонь на желтую страницу под невысохшими чернилами — по-прежнему не глядя на Еву, застывшую по другую сторону столешницы. — Здесь будет записано все, что касается моих исследований воскрешения. Если я успею завершить его до ритуала, я сообщу. Если я не вернусь, найдешь книгу в верхнем ящике стола — у тебя останется доступ ко всем закрытым дверям в этом замке.

— Герберт, послушай…

— Передашь их своим риджийским друзьям. Не сомневаюсь, их блистательные умы и без меня бы справились, но подспорье не мешает. — Он наконец встал, и даже не видя лица, на котором снова лежала маска теней, Ева понимала: не для того, чтобы ее поприветствовать. — Я переведу тебя на подпитку от твоего сидиса. Сейчас. Если что-то пойдет не так, твоя гибель подведет слишком многих.