Ольга Елисеева - Сын Солнца
— Ваше появление спасло нас, — ярл-лучник весело подмигнул принцессе. — А то уж мы не знали, как его унять. Дела плохи…
— Да, — рассеянно отозвалась девушка, — отец знает.
По стене к ним приближались три высокие фигуры, закутанные в серые плащи.
— Извини, Хёгни, вёльвы идут.
Проныра немедленно склонился в глубоком поклоне и поспешил оставить принцессу наедине с надвигающейся угрозой. Вёльвами у гиперборейцев называли прорицателей. Они были кем угодно — затворниками, чудотворцами, пророками, — только не колдунами. Это знали все. Помнили прошлое, настоящее и будущее, полжизни проводили в пустынных местах, являлись ко двору внезапно и так же внезапно исчезали. Среди гиперборейской знати у них имелось немало поклонников. Хёгни принадлежал к числу последних и понимал, что сейчас ему следует удалиться.
— Приветствую вас, отцы. — Принцесса склонилась так низко, что ее белоснежные косы коснулись камня.
— Это кто это тебе отец? — со смехом осведомился самый молодой из прорицателей. Он откинул капюшон, открывая веселое курносое лицо и длинные золотые кудри. Из-за возраста скальд короля Звайнальд Тихие Струны считался среди вёльвов самым легкомысленным. Двое остальных воззрились на него с крайним осуждением. Но именно ему была дарована свыше песенная одержимость. Он мог напеть человеку судьбу, мог исправить беду, спев жизнь по-иному, мог в редких случаях изменить события прошлого и будущего. Это был высокий дар и настоящее проклятие. Все понимали, что нести его дано не каждому.
Звайнальд продекламировал:
Слушай, дисса ожерелий,У меня такое чувство,Что сегодня ты поедешьДалеко за наши стены.
Дея смутилась: она не собиралась в путь, и перевела вопросительный взгляд на остальных вёльвов.
— Что правда, то правда, — крякнул второй. — Дорожка тебе предстоит не из легких. — Он мял толстыми пальцами подбородок и, кажется, смущался. Этого прорицателя звали Риульф Берсерк. В прошлом он был воином, да и сейчас еще носил на поясе увесистый топор, а под плащом тяжелую кольчугу. Лицо Риульф имел добродушное и простоватое, но тот, кто хоть раз видел его в минуты боевого безумия, уже никогда не обольщался на счет этого «старца».
— Нам надо поговорить с вашим высочеством насчет очень важного дела. — Вот Огмис, третий из вёльвов, всегда брал быка за рога. Он выражался прямо и ясно, только от этой ясности на Дею почему-то веяло холодом. — Помнит ли ваше высочество древние легенды, связанные с родом королей Ареаса? — строго вопросил старик. Его дубовая палка чертила на пыльных плитках у ног принцессы узор из переплетающихся рун.
— Да, отец мой. — Девушке стало не по себе. В отличие от Звайнальда и Риульфа у нее никогда не ладились отношения со старшим из вёльвов. Он был одержим… мудростью. Его незамутненная чувствами мысль как нож взрезала пространство и время. Он всегда знал кратчайший путь к цели и прокладывал его, не считаясь с чужими судьбами.
— Ты помнишь, что мы говорили тебе о первенце короля Алдерика? — продолжал свой допрос Огмис.
Дея кивнула.
— Тогда следуй за нами.
Старик двинулся впереди. Звайнальд и Риульф пошли рядом с принцессой.
— Мы идем на Западный бастион, — пояснил скальд, слегка приобняв девушку за плечи. — Ты вся дрожишь! Этот Огмис умеет нагнать на людей страху! Ничего особенного, просто посмотришь на лагерь атлан и кое-кого там увидишь… — Его голос был заговорщическим и, как всегда, насмешливым. У Деи слегка отлегло от сердца. — Помни: против твоей воли тебя никто ни к чему принудить не может. Все в твоей власти. Старые легенды — это только старые легенды. А тот, кто сидит наверху, — Звайнальд потыкал пальцем в небо, — в любой момент может все переиграть.
Огмис обернулся через плечо и полоснул собрата гневным взглядом. Все знали, что Звайнальд — вольнодумец. Для него не существовало ничего заранее предопределенного. Он верил, что Провидение по великой благости может все исправить к лучшему.
Спутники уже стояли на площадке Западного бастиона, откуда лагерь атлан был виден как на ладони. Риульф, в широченном плаще которого всегда помещалось немыслимое количество полезных вещей, извлек из складок деревянную трубу с хитро вделанными в нее изумрудами. Этот драгоценный камень имеет свойство увеличивать предметы. Его кристаллы были отполированы и размещены друг за другом таким образом, что смотревшему казалось — вытяни руку и схвати все, что расположено на противоположном берегу.
— Это он. — Огмис приложил трубу к лицу Деи.
Девушка облизнула разом пересохшие губы. Впервые в жизни она наблюдала врагов так близко. Если не считать боя, конечно. Атлан, эти грязные животные, отпугивали гиперборейцев. Теперь Дея с противоестественным любопытством разглядывала их шатры, оружие, смуглые — черные, на ее взгляд, — лица.
— Ты его видишь? — настойчиво потребовал ответа старец.
Нет, она его не видела. Пока. А когда увидела, сразу перестала слышать сердитый голос вёльва. Слова Огмиса отлетали от нее, точно ореховая шелуха от стенки.
То, что он — это он, стало ясно сразу, как только Дея наткнулась глазами на рослого атлан в алом плаще с застежкой в виде леопардовой головы. Он вышел из шатра, потянулся и брякнул пластинами на панцире, а какой-то толстяк пристроился поливать ему на руки воду из кувшина. Незнакомец умывался и фыркал, а принцесса не могла отвести глаз от его лица.
Это было лицо, которое она ненавидела и любила всем сердцем. Лицо короля Алдерика. И лицо принца Ахо. Даровало же Небо ее отцу и господину таких одинаковых сыновей!
— Теперь ты видишь все сама. — Огмис отобрал у принцессы трубу. — Этот родился на два года раньше. Пророчество о наследнике трона Ареаса, который должен появиться на свет от тебя и старшего сына Алдерика, касается не Ахо, а этого… атлан. Он будет править нашим народом на новых землях.
Губы вёльва изогнулись с таким невыразимым отвращением, что Дея не решилась ничего сказать. А подумала она следующее: если б король не выгнал Тиа-мин, а подождал немного, то, может быть, все в его жизни пошло бы по-другому. Было бы это хорошо? Для нее и ее матери, наверное, нет. Но для самого Алдерика… Не стоит ли ему хоть теперь сказать правду?
— Хорошо, отцы мои, — Девушка поклонилась. — Я все сделаю правильно. Я помню о пророчестве. Вскоре наша земля должна погрузиться на дно Ледяной чаши. А королем гиперборейцев, которые уйдут с родины, станет внук Алдерика…
На лице Звайнальда отразилось сострадание. Его пугала готовность, с которой эта девочка собирается рисковать собой ради выполнения предначертаний, лично ей не сулящих ничего хорошего. Какой бы нежной и хрупкой Дея ни казалась, ответственность давила на ее плечи. Тяжкий груз, пришедший вместе с любовью и жалостью к Алдерику. Вместе с презрением к Ахо. Она не позволит одному разрушить то, что сделано и завоевано другим.
— Как ты поступишь? — спросил скальд, хотя прекрасно знал ответ.
— Я переплыву пролив, — Дея покусала белую прядку волос, — и постараюсь попасться ему на глаза. А там будь что будет. — На ее лице мелькнуло отчаянное выражение. — Думаешь, я красивая?
Этот вопрос застал Звайнальда врасплох. Ему никогда не приходило в голову, что принцесса может сомневаться в себе.
— Да, да, конечно, — протянул он и вдруг выпалил: — Дея, ты погубишь себя! Не все пророчества — благо. Что с тобой будет? Чужая армия. Тебя изнасилуют и выбросят в придорожную канаву. В том-то и дело, что ты очень красивая!
Девушка застенчиво потупилась.
— Ничего не случится, Звайнальд. Не бойся. Судьба приведет меня к нему.
Она слабо пожала опущенную руку скальда и молча побрела по ступеням вниз.
— Сегодня ночью не приходите за мной, — решительно заявил Звайнальд. — Я буду петь ей судьбу.
— Чему быть, того не миновать, — передернул костлявыми плечами Огмис. — Ты только зря потратишь время.
2Весло бесшумно опускалось в черную воду пролива. Аустрин широкой лентой лежал между берегами. Правый из них был темен и тих. Там громоздились развалины выжженных предместий. Левый озарялся множеством огней. Вражеский лагерь гудел даже ночью.
Дея с замиранием сердца следила, как за кормой расступаются маслянистые волны. Боялась ли она? До немоты пальцев. Уже сидя в лодке, принцесса не раз подивилась своей решимости. У нее за пазухой болтался кожаный мешочек, в нем, плотно прижавшись боками друг к другу, ждали своего часа два хрустальных пузырька с зеленоватой и бурой жидкостью. В одном из них было полынное масло, вызывавшее сильное возбуждение. В другом — раствор корня валерианы, успокаивавший волнение в крови. Огмис справедливо боялся, что девочка-подросток не вызовет интереса командующего, да и сама не справится по неопытности. Поэтому и вручил ей опасные игрушки.
