Елизавета Дворецкая - Ведьмина звезда, кн. 2: Дракон Памяти
Внимательно оглядывая склон, Хагир стал подниматься к перевалу. Впереди виднелась россыпь валунов, между которыми торчали рыжие ветки можжевельника. Подъехав шагов на десять, Хагир вдруг заметил, что на одном из валунов сидит маленькая женская фигурка. Она возникла так внезапно, что он вздрогнул и впился в нее взглядом. Маленькое бледное личико выглядывало из копны спутанных рыжих волос, таких длинных и густых, что они почти прикрыли ее всю. Окутанная волосами и одетая в серую косматую накидку из волчьего меха девушка почти сливалась с серым гранитом и рыжим можжевельником, и Хагир напряженно вглядывался: да есть ли там человек, или взгляд обманывают дрожащие можжевеловые ветки?
Хагир подъехал шагов на пять, потом на три: женская фигурка сидела на камне, но было ощущение, что в любой миг она может исчезнуть, просто раствориться в воздухе. Серая накидка не нравилась Хагиру: помня о мелькнувшем волке и зная, где находится, он подозревал, что волк и девушка – одно и то же существо. Если где водиться оборотням, то только здесь, в Медном Лесу. И лицо у нее… Не видя еще никаких особых примет, Хагир был уверен, что в этом существе прячется не один тролль, а целая стая.
Девушка смотрела прямо на него и ждала, когда он подъедет. Выглядела она лет на шестнадцать, но лицо ее, вполне правильное, производило не слишком приятное впечатление: в нем таился какой-то намек, скрытое злорадство и торжество, как будто она знала, что встречный едет прямо в яму.
– Привет тебе, добрая девушка! – сказал Хагир, когда конь приблизился к россыпи валунов.
«Добрая девушка» не ответила, хотя не отрывала от него глаз. Ее желтые глаза блестели, как болотная лужица. «Придорожная ведьма!» – подумал Хагир. Нечего и предлагать ей хлеб со знаком молота. Проезжать мимо нее не хотелось, но другого пути тут нет.
Он не сводил с нее глаз, как будто ждал, что она вдруг вскочит с камня и бросится на него, как зверь. Она не двигалась, а Хагир с ужасом обнаружил, что не двигается тоже. Конь переступал копытами, всадник покачивался в седле, но оставался на том же месте, в точности напротив рыжей ведьмы. Казалось, она сидит возле невидимой стены, в которую конь Хагира уперся лбом. Заметив, что топчется на месте, Хагир ударил коня коленями, тот заплясал, взвился на дыбы и отшатнулся, так что Хагир с трудом с ним справился. Копье упало на землю. Хагир облился холодным потом и в придачу разобрал, что ведьма смеется. Смех у нее был мелкий, как бы сдержанный, но полный скрытого торжества.
Хагир соскочил с коня и поспешно схватил с земли копье.
– Мимо меня не проедешь! – сказала ведьма, глядя на него веселыми желтыми глазами. – Мимо меня дороги нет! Привет тебе, Хагир сын Халькеля! Ты побывал в гостях у хёвдинга Медного Леса, и там тебе не слишком повезло. Он – его голова,[14] а я – его сердце. Я – душа Медного Леса. Если уж ты сюда попал, то неплохо и ко мне заглянуть. Нужно ведь использовать все возможности, правда?
Хагир молчал, чувствуя, как косматая, паутинистая лапа ужаса гладит его по спине. Ведьма знала и его имя, и цель его поездки, и даже любимую поговорку Ингвида Синеглазого. И Хагир даже не усомнился, что она сказала о себе правду.
– Что ты молчишь? – вкрадчиво-ласково спросила ведьма. – Или боишься, что я недостаточно хорошего рода, чтобы разговаривать с тобой? Не волнуйся, мой род не хуже твоего. Ты – родич конунга, и я тоже. Только другого. Моя мать теперь зовется кюной фьяллей. Когда-то ее звали Хёрдис Колдунья, и никакая другая женщина во всем Морском Пути не навлекала на свою голову столько проклятий. А теперь она жена Торбранда конунга и мать его сына. Юный Торвард ярл – мой брат. А отцом моим был Свальнир, последний из великанов и законных хозяев Медного Леса. Таких знатных особ ты не много встречал в жизни, правда?
– Ты – Дагейда? – произнес Хагир.
Не верилось, что именно сейчас, в виду перевала, ведущего в открытый мир простых людей, он повстречал чудо, существо, всем известное и всеми отнесенное к области «лживых саг». Рассказывали, что где-то в Медном Лесу живет девочка, дочь великана Свальнира и его предательницы-жены, но ни один человек ее не видел и не говорил с ней.
– Да, это я! – Ведьма опять засмеялась и встала с камня. – Теперь-то ты знаешь, что можешь принять мое гостеприимство. Идем!
Она поманила его за собой, и Хагир шагнул к ней против воли: движения ее маленькой ручки управляли его телом так же уверенно, как будто Дагейда была душой самого Хагира. Чувствуя себя в плену чужой воли, он обливался холодным потом и почти жалел о том, что вообще отправился в Медный Лес. Собственная сила сразу показалась ничтожной, а уверенность – смешной; это не дуралей Верзила и даже не та троллиха с волчьей лапой. Существо Дагейды не кончалось в пределах ее маленького тела: камни и деревья вокруг были ее продолжением, и она, ведя его за собой, в то же время просто держала его в кулаке, как муравья. И никакое оружие тут не поможет, и никто его не спасет, пока она сама не пожелает разжать кулак и выпустить его. Если пожелает…
Они шли через лес, но Хагиру казалось, что это лес идет им навстречу, услужливо разворачивается навстречу хозяйке, протягивает ей нужное. Вот выползла из зарослей маленькая полянка. Со всех сторон ее окружали высокие выступы скал, покрытые голубовато-сизыми коврами лишайников; лежащие на земле валуны сверху сплошь поросли, как зеленой подушкой, плотным упругим мхом. В самой середине полянки, как очаг посреди дома, кипел среди камней прозрачный ключ, и вода убегала куда-то вниз по склону горы быстрым и светлым потоком. Сильные струи бурлили, играли золотистыми песчинками на дне горного котла.
– Это мой пивной котел! – Дагейда показала на яму родника и бросила на Хагира горделиво-насмешливый взгляд. При этом она подняла веки выше, отчего глаза на миг стали огромными, и это заменило ей улыбку. – Пиво в нем варится круглый год, днем и ночью, и ни одному моему гостю, когда бы ему ни вздумалось прийти, не придется жаловаться, что пиво выпито или не сварено!
Она присела на ближайший камень и знаком предложила Хагиру сесть на другой. Да, для нее этот дом прекрасно подходил: маленькая ведьма с волосами цвета сухой хвои и в волчьей накидке была тут так же на месте, как простая женщина с белым покрывалом на голове, бронзовыми застежками на плечах и железными ключами на поясе уместна в простом доме, возле деревянных скамей, выложенного камнем очага, котлов и мисок.
– Может быть, ты думаешь, что здесь пустовато? – спросила Дагейда, заметив, как Хагир окидывает беглым взглядом окрестные утесы. – Напрасно! У меня полным-полно челяди и домочадцев, не меньше, чем у моей матери в Ясеневом Дворе! Только я не велела им показываться на глаза, пока не позову. Это такая дрянь! Надоели! Хочешь посмотреть?
И тут же каждый камень неприметно двинулся, каждый ствол дрогнул, будто внутри него шевельнулось что-то живое. Или мерещится?
Хагир качнул головой. И самой Дагейды ему казалось слишком много.
– Правильно! – одобрила Дагейда. – Я сама их видеть не хочу. Что же ты не выпьешь моего пива?
Она соскочила с камня, опустилась на колени возле родника и зачерпнула горстью воды. Вода, должно быть, была очень холодной, но рука ведьмы даже не порозовела, а осталась такой же белой.
– Что же ты не пьешь? – Ведьма обиженно глянула на Хагира снизу вверх.
Лицо ее оказалось совсем близко, и Хагир понял, что в нем не в порядке. Чертами лица Дагейда напоминала молоденькую девушку, но глаза ее были как у древней старухи – недобрые, усталые, с тяжелым угрюмым взглядом. Хагир поспешно отвернулся.
Про такие вот ведьмины ключи каждый ребенок знает. Выпьешь – превратишься в тролля или в оленя с золотыми рогами. В усадьбе Серый Кабан рассказывали, что те златорогие олени, которых дети кормят хлебом, на самом деле зачарованные троллями люди из дружины Ульвхедина ярла, сына конунга раудов. И сам Ульвхедин ярл, который семнадцать лет считается пропавшим без вести, тоже среди них. Не хватало, чтобы один из последних Лейрингов присоединился к стаду…
Но как отказаться от угощения? Хагир вспомнил о Драконе Памяти. На родовой кубок он надеялся, как на сильнейший амулет.
Хагир вынул Дракон Памяти из мешка, наклонился, зачерпнул им воды из родника. Кубок мгновенно стал холодным, как лед. Краем глаза он заметил, что ведьма смотрит, как зачарованная, ее лицо стало простым, почти бессмысленным. Хагир поднял кубок. Прозрачная вода в нем забурлила: руна «науд» на дне давала о себе знать. А потом из кубка вырвалось белое сияние. Хагир держал кубок, как горящий факел, и над пастью серебряного дракона рвалось вверх, плясало и искрилось беловато-серебряное пламя. Лицо Хагира окатывали волны холодного свежего воздуха – это белое пламя было ледяным. Ведьма стала медленно отползать назад, точно забыла, как можно встать на ноги и идти, лицо ее из удивленного стало испуганным. А Хагир вдруг почувствовал себя сильным, свободным, уверенным – снова ощутил себя человеком, неподвластным великаньим чарам.
