Елизавета Дворецкая - Ясень и яблоня. Книга 2: Чёрный камень Эрхины
пела фрия, простирая над морем руки, на которых сохла красная кровь жертвенного барашка. Торвард стоял внизу под скалой среди туалов, с которыми ему предстояло плыть, слушал заклинание и думал: если на него одновременно призывается благословение и проклятье, что из них сильнее подействует? Только не хватало, чтобы сейчас разверзлись облака, чтобы Невеста Ванов спустилась с неба верхом на золотом вепре и сказала, как он тогда: «Нет, фрия, что-нибудь одно!» Торвард сдерживал неуместную ухмылку и старался придать своему лицу такой же суровый вид, как у всех вокруг. Скорее всего, ни благословение, ни проклятье, взаимно подавив друг друга, не подействуют. И ему останется полагаться на собственные силы, как он привык. Хорошо все же, что у него нет амулета, лишившись которого он остался бы без сил.
– А тебя, Бран сын Ниамора, я прошу хранить покой фрии, пока я не вернусь! – на прощание сказал Торвард.
Ничего не зная о любви Брана к Сэле, он принимал его мучительные, написанные на лице колебания за ревность и неутоленную жажду мести. Но, будучи человеком не вредным, Торвард радовался случаю вознаградить Ниаморова сына за обиду, оставив ему то, с чем сам был вынужден временно расстаться.
– Я… – начал Бран и запнулся, не зная, благодарить ли за эту честь, полученную из рук человека, у которого ему не полагалось принимать ничего.
Корабли отплыли, и при первых же дуновениях морского ветра, наполнявшего парус, Торвард ощутил такое облегчение, словно лопнули путы, которыми он был связан на Туале. Еще несколько дней предстояло плыть вдоль берегов острова, но все же теперь под ним расстилалась не земля, где он сам себя объявил рабом, а море – свободное, огромное, широкое море, то же самое, что омывало берега Морского Пути и плескалось среди крутых, бурых скал Аскефьорда. Еще немного – и он снова станет самим собой.
Глава 4
Завидев наконец впереди берега Хэдмарланда, Сэла ощутила себя уже почти что дома. Первые четверо суток они плыли по Дане через Землю Тьмы, которая днем опускалась на дно, а ночью поднималась и море под кораблем становилось рекой. Оказавшись наконец в настоящем открытом море, «Конь Ран» сразу повернул на юго-восток, чтобы выйти к землям Морского Пути, больше не приближаясь к берегам Туаля. Не хватало пресной воды, запас которой негде было пополнить, беглецы страшились бурь в открытом море и колдовства оставленного за спиной, ограбленного и оскорбленного острова. И вот наконец все это позади, а впереди серые, поросшие вереском скалы Хэдмарланда!
– Ну, теперь если не наткнемся на какого-нибудь «морского конунга» из вандров, то все будет в порядке! – утешал спутников Оддбранд. – Да их особо и не осталось, Роллауг конунг не такой человек, чтобы терпеть на своей земле других конунгов, хотя бы и морских! Если такой ветер продержится еще несколько дней, то мы доберемся до северной трети, а там уж Хродгар ярл нас в обиду не даст.
– А если они опять прикроются «колдовским облаком»? – спрашивал Аринлейв.
– А откуда они его возьмут, если вся колдовская сила Туаля висит у меня на поясе? – отвечал Оддбранд, у которого в маленьком мешочке хранился надежно завязанный «глаз богини Бат».
– Чтобы вся – этого не может быть! – возражала Сэла. – У них немало сведущих в колдовстве и кроме фрии Эрхины. Хотя она, конечно, была самой сильной.
На следующий день Оддбранд заподозрил, что Сэла права: северный ветер, такой выгодный для них, сменился западным. А это означало, что теперь он попутный не для беглецов, а для преследователей, которые, возможно, пустились за ними через море от Туаля. Из-за ветра они прошли за день меньше, чем предполагали, и ночевать им пришлось под открытым небом, устроившись в распадке, чтобы их костра не заметили ни с моря, ни с берега. Все-таки здесь была чужая земля, а Оддбранд Наследство не искал лишних приключений.
Сэла отлично спала на свежем воздухе и даже во сне ощущала блаженство оттого, что она среди своих. Любое место на земле казалось ей домом, когда рядом находился Аринлейв и еще Оддбранд. За дни плавания она узнала много занятного: и о поездке Аринлейва через Черные горы (правда, о чем-то любопытном он явно умалчивал), и о замысле насчет квиттингских рабов, и о том, как плохо туальский набег сказался на чести Торварда конунга в глазах Морского Пути. Тем большую радость ей внушала удача собственного дерзкого предприятия – теперь все они будут отомщены! Для полного счастья ей не хватало только Торварда. Он остался среди туалов совсем один, и Сэла беспокоилась о нем.
Дозорный, Хрут, разбудил их совсем рано, когда только-только начало светать.
– Там корабль! – встревоженно объяснял он, показывая копьем куда-то на юг. – Большой такой корабль, скамей на пятнадцать-шестнадцать. Змея на носу, дреки, значит. Похоже, местный, хэдмарландский. Идет к нам, я с горы видел.
При этих словах у Сэлы отлегло от сердца: она боялась только кораблей со стороны открытого моря, то есть Туаля. Но Оддбранд и мужчины вокруг оставались такими же настороженными: а хэдмары еще лет десять назад славились разбоями на морях почти так же, как их северные соседи-вандры, и для их отражения фьялленландские конунги нарочно держали ярла с большой дружиной на северных рубежах. Только в последние лет семь, когда конунгом Хэдмарланда стал Роллауг Зашитый Рот, союзник Торварда, набеги хэдмаров на Фьялленланд почти прекратились. Но никакой конунг сразу не отучит людей делать то, что делали тридцать поколений их предков, и не стоило особенно полагаться на дружбу между конунгами, когда ни одного из них здесь нет.
Квитты, бывшие рабы, поспешно приводили в порядок одежду и разбирали свое вооружение. На помятых со сна лицах отражалось беспокойство и неудовольствие. Второй подряд тревожный поход – оплата их свободы – проходил совсем не так страшно, как ожидалось, и крайне обидно было вступать в бой с какими-то хэдмарами, в каких-то трех-четырех переходах от Фьялленланда, когда самое опасное уже позади!
– Ничего, если что, я докажу, что я – свободный человек! – с показной храбростью рассуждал Харья кормчий, с длинным копьем в одной руке и раскрашенным щитом в другой. – Лучше мне умереть свободным, умереть в бою и попасть в Валхаллу, чем тихо подохнуть в свинарнике! Не дрожи, ребята, если кому не повезет, так ужинать будем у Одина! Я вам верно говорю!
Аринлейв тоже вооружился копьем, в придачу к мечу дедовой работы, висевшему на поясе, надел шлем и попытался затолкать под край подшлемника свои русые кудри, придававшие ему, как он сам думал, слишком легкомысленный вид.
– Отойди в сторонку, только недалеко! – велел он Сэле, которая единственная не только сохраняла спокойный вид, но и в самом деле ничего не боялась. – И не показывайся, пока не станет ясно, как сложится. А не то попадешь в рабство еще раз, и неизвестно, как ты тогда выберешься. Мой плащ возьми, и мешок, и еще вот тебе кошель… Мало ли что! А там сама смотри, не маленькая!
Этим исчерпывались его наставления на случай, если дружина будет разбита и Сэла останется одна на чужом берегу. Но она только кивнула, сгребла в охапку все предложенное и отошла к первым стволам ельника. Она сама дивилась иногда своей бесчувственности, но боги просто позабыли научить ее бояться. Мысль о смерти внушала ей не ужас, а только легкое любопытство. Ведь и она выросла на той старой саге: каждый день наш – битва, в которой ты либо погибнешь, либо останешься жив, третьего не дано. Но достойно вести себя следует и в том и в другом случае.
Вооружившись, квитты расположились возле «Коня», готовые защищать его, если те неизвестные хэдмары плывут мимо не случайно. Вдоль береговой площадки тянулась неровная гряда валунов, и квитты устроились за ними как за стеной, вполне пригодной для обороны. За камнями виднелись только верхушки шлемов и настороженные глаза в отверстиях полумасок.
Уже рассвело, и на воде, отражавшей чистое небо и серый склон горы над фьордом, показались очертания чужого корабля. Ненужная при безветрии мачта была опущена, облегчая подвижность в ожидаемом бою, блестели мокрые лопасти весел – дреки со змеиной головой на переднем штевне направлялся прямо сюда.
С корабля донесся звук боевого рога – и Оддбранд взмахом руки велел Харье кормчему ответить тем же: пусть знают, что здесь мужчины, готовые защищаться.
– Кто там притаился на моей земле, как волк в засаде! – закричал с дреки решительный голос. – Если вы думаете поживиться здесь чем-нибудь, то это напрасно! Я, Рёгнир сын Рёгнира из усадьбы Рёгниров Брод, сумею постоять за свою землю! Кто ваш вожак? Откуда вы и зачем здесь? Отвечайте и давайте сразимся, чтобы знать, кто кому уступит дорогу!
При этом имени Сэла вдруг вскрикнула, Аринлейв охнул. Квитты, напряженно державшие оружие, оглянулись на них.
– Это же Рёгнир! – Бросив на землю все свое «наследство», Сэла подскочила к Оддбранду и вцепилась в его копье, приготовленное для броска в предводителя хэдмаров. – Рёгнир, тот самый, что тогда жил у нас в Дымной Горе в плену! Которого потом отпустили за выкуп! Я его помню! Из Рёгнирова Брода, все сходится! Ари, ты его узнаешь? Это он, точно он!
