Генри Олди - Внук Персея. Мой дедушка – Истребитель
На тень будущего тестя Кефал, признаться, внимания не обратил.
– Он никому не позволяет на нее наступать, – разъяснил спарт. – Как и его дед Эрихтоний. Я бы на их месте тоже не позволял.
– У них хвосты?!
– Правители Афин – из змееногих. У старого Эрихтония хвост все видели, да он и не скрывал. Нас еще по именам узнают [53]…
– А невеста моя? Боги, сжальтесь!
Представился кромешный ужас. Кефал с молодой женой на брачном ложе, гасит светильник, обнимает Прокриду… Он держит в объятиях гибкое, скользкое тело. Вместо бархатистой кожи под пальцами – холодная чешуя. Змеиные кольца оплетают юношу, сжимаясь; раздвоенный язык щекочет губы, скользит внутрь, проникая глубже…
– Ты не любишь змей? Дурачок! Из змей – самые лучшие жены!
– Врешь!
– Стройные, хладнокровные; никогда не ревнуют…
Орали под крышей воробьи, заглушая бормотание педагогоса. Тени домов скальными уступами громоздились по краю площади. Ослепительной белизной сиял храм Пеона. Все было, как раньше – и в то же время иначе. Мир сдвинулся с места и замер в нерешительности. Качнуться обратно? Двинуться дальше?! Практичная натура Кефала восставала против нового знания. Юноша уставился на Эхиона. Ноги спарта – жилистые, загорелые до цвета темной бронзы. Тень спарта – обычная тень. И падает, куда положено…
– Что ты высматриваешь?
– Твой хвост.
– У меня нет хвоста.
– Но ты сам сказал…
– Что?
– Что ты из змеиного племени!
– Я – спарт. Клык Ареева Змея. Бей!
Эхион выставил перед собой ладонь. «Зачем?» – хотел спросить Кефал, но вместо этого ударил. И завопил от боли в костяшках пальцев, ссаженных до крови. Словно он бил не по ладони, а по твердой кости.
Эхион пожал плечами:
– Говорю ж, зуб я. Откуда у зуба хвост?
4
– Я его не знаю, – сказал Персей. – Чего он хочет?
– Два города, – ответил Анаксагор, ванакт Аргоса.
– Зачем ему два города?
– Себе и брату.
– У него есть брат?
– Есть. Мне доносят, что вся деловая сметка досталась старшему. Младшему не хватило. Вот старший и заботится. Если удачный город, правитель может быть дураком.
– Похвальные чувства. В наше время братья норовят отгрызть у тебя яйца…
– Я ему отказал. И в первый раз, и сейчас.
– Он уже приходил к тебе?
– Да.
– Что он хотел?
– Город.
– Один?
– Тогда – один. Теперь хочет два.
Они сидели в ваннах – Тиринф и Аргос, герой и политик. Ванны, медную и терракотовую, разделяла решетка: лозы, гроздья, плющ. Иной усмотрел бы в этом намек, но Анаксагор, троюродный брат Персея, любил красивые вещи. Воды в ваннах не было. Мужчины лоснились от пота – каменный очаг раскалили заранее. Когда дым вышел, отверстие в своде потолка закупорили рабы, спустив крышку на бронзовых цепях. Сплетники злословили, что аргосский правитель изнежен, как феак [54] – моется каждый день, и даже теплой водой. Но сплетничали шепотом – правитель был мстителен, как Аполлон.
– Как его зовут?
– Меламп, сын Амифаона.
– И он берется излечить целую ватагу менад?
– Тех, кто выживет после лечения.
– Разумная оговорка. Так и я возьмусь лечить. Правда, вряд ли кто выживет.
– Вот и я усомнился.
– Сколько живых он обещал тебе? Двоих? Пятерых?
– Две трети от ватаги.
– Это совсем другой разговор.
– Уверен, он врет.
– Меламп… Он из Фессалии?
– Да. Сейчас живет в Пилосе. Врачует и прорицает.
– Почему ты не послал гонца ко мне в Тиринф? В Аргосе – эпидемия безумств, а ты молчишь…
– Истребить их никогда не поздно. Во всяком случае, так я думал раньше. Бывало, что женщины возвращались. Я надеялся…
– Кто-то из твоей семьи?
– Дочери. Все трое.
– Меламп… Это он похоронил змею?
– Да. Дети забили гадюку камнями. Меламп похоронил змею под алтарем Реи, Матери Богов, и выкормил сирот-змеенышей. В благодарность те облизали ему уши. Теперь Меламп понимает язык зверей и птиц.
– Больше они ему ничего не облизали?
Анаксагор смеялся долго, со вкусом. Когда банщик вылил ему на голову шайку холодной воды, ванакт простонал: «Еще!». На теле Персея не дрогнул ни один мускул – с равным успехом водой могли окатить статую. Банщик стал натирать Анаксагора душистой пастой. Помощник банщика трудился над Убийцей Горгоны, вместо пасты взяв мыло из золы и козьего жира. Здесь знали, что Персей не терпит благовоний.
– Где бродят вакханки?
– Северней, в горах. Они заняли перевалы, включая Трет. Буйствуют, нападают на путников. К ним прибиваются сатиры и кентавры. Дороги стали опасны, Персей. Телеги не идут мимо Немеи; пешие боятся обогнуть подножие Апесанта.
– Апесант? Вернувшись с запада, я принес там жертву моему отцу.
– Сейчас там восхваляют Косматого. Микены, где сидит твой сын, уже страдают от недостатка продовольствия. Скоро начнется голод.
– И ты отказал Мелампу?
– Убей вакханок, и нам не придется дарить земли чужаку.
– Там твои дочери.
– Я уже похоронил их в сердце моем.
Банщик с помощником взялись за скребницы. Мужчины в ваннах молчали. Ни слова не было сказано, пока их терли мочалками из стружек, обливали водой и умащали елеем. Лишь в соседней комнате, глядя, как банщик надевает на господина хитон, Персей произнес:
– Мы давно знакомы, Анаксагор. Ты – сын моего дяди.
– Да, – кивнул Анаксагор.
– Моего лучшего друга, если у такого, как я, могут быть друзья. У меня нет причин не доверять тебе. Если бы когда-нибудь…
– Знаю. Ты бы взял Аргос штурмом, а меня зарезал бы на пороге моего дома.
– Я уже брал Аргос штурмом.
– Я всегда помню об этом. И люблю тебя, как брата. Можно, я задам тебе вопрос?
– Спрашивай.
– Ты уверен, что Косматый – не бог?
– Да. Однажды боги клялись Стиксом никогда не вмешиваться в мою жизнь. Он –вмешивается. Значит, он не бог.
– Тогда почему Олимп не покарает Косматого?
Персей ответил не сразу.
– Ты не допускаешь, – наконец сказал сын Зевса, – что ему Олимп дал такую же клятву?
5
Анаксагор блаженно потянулся. Против ожидания, ничего не хрустнуло – тело, распаренное в бане, сделалось мягче пуха. Взгляд ванакта прогулялся по двору – с ленцой, как сытый зверь – и словно наткнулся на препятствие. Анаксагор скривился. Казалось, он раскусил зеленую оливку с ветки.
– Это Меламп. Легок на помине…
– Почему он сопровождает моего внука?
– Не знаю.
Персей махнул рукой спарту. Выслушав доклад, кивнул.
– Я хочу знать, что он предлагает.
– Я уже говорил…
– От него. Лично.
– Пустая трата времени, – вздохнул Анаксагор. – Лекарь против Косматого? Пусть даже лекарь – провидец, а Косматый – не бог. Ладно, если ты так желаешь…
Повинуясь его жесту, рабы установили три ложа и столик. Сюда же принесли чаши, кратер с заранее разбавленным вином – и кувшин елового пива. Пиво, напиток бедняков, Убийца Горгоны с недавних пор предпочитал вину. Зная его вкусы, дворцовые пивовары всегда держали наготове пифос-другой, куда добавляли меда для сладости и чуть-чуть плюща. Эхион увел молодежь, а темнобородый целитель с достоинством взошел под сень портика.
– Ты намерен излечить вакханок? – без обиняков спросил Персей.
– Да.
– Как?
– Твоим способом.
– Рискуешь, фессалиец. Я не расположен к шуткам.
– Ты гоняешься за вакханками по горам. Я поступлю так же.
Взгляды целителя и героя встретились. Прислонившись к колонне, Меламп улыбался. Поединок длился недолго – миг, другой, и целитель отвернулся. Но улыбка по-прежнему не покидала его лица.
– Что свело тебя с моим внуком?
– Болезнь. Сейчас твой внук здоров.
– Продолжай.
– Мы будем гнать их без остановки. Сменяя друг друга, давая отдых новым загонщикам. К концу вакханки будут валиться с ног от усталости. Безумие – жарко пылающие дрова. Но мы разведем такой огонь, что никаких дров не хватит.
– Не все выдержат длительный бег.
– О да, – безмятежно согласился Меламп. – Жертвы неизбежны.
– Те, кого ты лечил, умирали?
– Случалось.
– Продолжай.
– Я хочу пива.
– Может, вина?
– Если жалко пива, тогда вина.
Занять место на ложе целитель не спешил. Взяв из рук раба чашу с красно-коричневым, пенящимся напитком, он сделал глоток. Под портиком запахло летним днем и сосновым бором. Легкий аромат солода уловил бы лишь большой знаток. Пена хлопьями украсила бороду и усы Мелампа.
– Далее, – пена дрогнула, – последует оргия. К этому времени вакханки должны быть опустошены. Вымотаны до предела.
– Оргия? – Персей попробовал слово на вкус.
– Да.
– Для оргии нужны мужчины. Вакханки порвут их.
– Мужчинам придется сделать вид, что они тоже поклоняются Косматому. Тирсы, плющ, вино. Эван эвоэ, Вакх! Женщины примут их за своих.
– Допустим… Дальше?
Меламп повел плечами, сменив позу:
– Обряд, снадобье и холодная вода. Рядом должен быть ручей или река.
