Лихоморье. Трилогия (СИ) - Луговцова Полина
Якур погрузился в землю почти по пояс, и все его попытки выбраться ни к чему не приводили. Тильда тоже начала проваливаться. Зажмурившись, она продолжала визжать просто потому, что больше ничего не могла сделать. Мертвые руки облепили все ее тело, щипали, царапали и тянули вниз.
Неожиданно одна из десятков пар этих рук подхватила ее под мышки и подбросила вверх, выдернув из кишащей живыми трупами трясины. В следующий миг Тильда плюхнулась ничком на что‑то твердое и холодное. Оказалось, это была спина драугра, закованная в доспехи. Пункки спас ее! И каким же он стал огромным! Даже стоя на четвереньках, он возвышался над землей метров на пять. Так высоко мертвецы вряд ли дотянутся, к тому же, драугра они не трогали – видимо, принимали за своего.
В радостном порыве Тильда обняла Пункки за могучую шею и поискала взглядом Якура. Среди грязно‑сизого месива разлагавшейся плоти его лицо выделялось бледным пятном. Плечи друга уже скрылись в земле.
– Помоги Якуру! – умоляюще крикнула Тильда в ухо драугра. Уговаривать его не пришлось. Добравшись до места в два прыжка, он могучей рукой расчистил подвижные «заросли», с легкостью ломая гнилые кости, и, подцепив воротник рубашки Якура, с силой потянул к себе. Ткань с треском разорвалась. Рыкнув от досады, Пункки обхватил всей своей огромной пятерней голову парня. Тильда перепугалась, что с головой случится то же, что и с воротником, но, к счастью, извлечение друга из земли прошло благополучно, и через мгновение он уже сидел рядом с ней на спине их спасителя и даже пытался шутить, щуря узкие черные глаза:
– Повезло этим тварям, не то они бы мной подавились! – Он продемонстрировал нож, зажатый в руке.
– Разве ножом можно напугать мертвых? – поинтересовалась Тильда с улыбкой на дрожащих от перенесенного шока губах.
– Это отцовский нож, им можно убивать демонов и всякую нечисть. Я всегда держу его при себе. Помнишь, я тебе рассказывал?
– Что же ты тогда не смог отбиться?
– Силы неравны, слишком много тварей. Но несварение я бы им точно устроил. Говорю, же, повезло мертвякам!
Когда Тильда вновь вспомнила о Руубене, тот был уже далеко, но не шел, а стоял на коленях, склонившись к земле, и его тучное тело часто вздрагивало, будто от кашля… или от рыданий.
Перед ним на тонком стебле покачивался бледно‑желтый цветок, пронзительно нежный, беззащитный и выглядевший абсолютно нереальным посреди этого могильника, кишащего мертвецами, перемалывающими блестящую от влаги комковатую землю. Он казался более невероятным, чем солнечный зайчик в глухую ночь.
Тильда хотела окликнуть Руубена, но вдруг услышала, как тот бормочет что‑то, будто разговаривает с цветком. Потом финн всхлипнул, засмеялся и начал осыпать поцелуями блеклые лепестки. Кажется, он был совершенно невменяемым.
– Надо забрать оттуда Руубена! – Тильда постучала ладонью по закованному в металл плечу Пункки, привлекая его внимание.
Драугр выронил изо рта кусок мертвечины, который пережевывал в этот момент, обеспокоенно вскинул голову и с криком «Хозяин!» потрусил вдоль берега в направлении коленопреклоненной мужской фигуры.
Заметив приближение своих спутников, Руубен громко шмыгнул носом, суетливо вытер руки о полы пиджака, осторожно взялся двумя пальцами за цветочный стебель и вырвал его из грязи. Прижимая цветок к груди, он поднялся на ноги и обернулся к подоспевшему драугру. Тот помог Руубену взобраться к себе на спину и спросил:
– Куда теперь, хозяин?
– Вперед. Мы почти выбрались.
– Да? – Тильда с сомнением оглядела темное пространство и вдруг заметила вдали нечто похожее на слабый отсвет. – Кажется, я вижу выход!
Руубен кивнул, не отрывая от цветка восхищенного взгляда. Бледные, отливающие по краям синевой, лепестки окружали ярко‑желтую бархатную сердцевину, сиявшую, точно крошечное солнце.
– Чудо какое! – Тильда потянулась, чтобы понюхать цветок. – Пахнет мандаринами! Откуда он взялся в этой жуткой долине мертвых?
– Это купальница. – Финн вложил стебель в нагрудный карман пиджака. – Неприхотливое растение, любит прохладу и влагу, поэтому растет на берегах водоемов. Иногда ее называют цветком троллей.
– Купальница… красивое название. Жаль, завянет скоро. Может, не стоило ее срывать?
– Она попросила меня забрать ее с собой.
– Попросила? – Тильда с беспокойством покосилась на Руубена. Нет, с ним явно было что‑то не так.
– Опасно уносить отсюда что‑либо! – Якур встревоженно нахмурился. – Даже цветок, ведь он – часть этого мира. И вдруг он лишь кажется цветком?
– Пункки, давай‑ка, поспеши! – выкрикнул Руубен, прикрывая ладонью головку цветка, торчащую над прорезью кармана. Замечание Якура он проигнорировал.
В считанные минуты драугр добрался до расщелины в скале, за которой виднелось серое низкое небо. Протиснуться сквозь узкое пространство он не смог, и ему пришлось уменьшиться, а седокам – спуститься на землю. Мрак и топкая грязь остались позади, дальше простирались стылые каменистые просторы, поросшие островками чахлого леса и укрытые туманной дымкой. Руубен отыскал знакомую ему тропинку, Пункки вновь раздулся, будто резиновый, и компания, оседлав его, продолжила путь, направляясь к хижине ведьмы Лоухи, очертания которой угадывались вдали, за черными кривыми елками.
Как ни старались они подкрасться незаметно, чтобы понаблюдать издалека, но для хозяйки Похьолы их появление не стало сюрпризом, – она стояла в дверях своей избы, подбоченившись, словно давно поджидала гостей. Издали заметив ее силуэт, Руубен попросил Пункки увеличиться, насколько возможно, и угрожающе зарычать, чтобы не только ведьма, но и вся Похьола вздрогнула. Драугр в точности выполнил указание хозяина: достигнув размеров слона, он взревел по‑медвежьи, но Лоухи лишь расхохоталась в ответ.
– Уймись, богатырь! – крикнула она насмешливо и, вытянув губы трубочкой, протяжно свистнула.
Мощный поток ветра налетел на драугра, и тот больше не смог ступить ни шагу, только топтался на месте, пригнув голову, и злобно рычал. Седоков же сдуло всех разом, как сухие листья, и они скатились с его спины на землю.
– Кто это там еще пожаловал? – Лоухи вытянула шею и прищурилась, всматриваясь. – Никак, Божена вас прислала? Девицу мне привели? А где ж сама чужестранка? А ну, подите‑ка сюда, потолкуем.
Она издала звук, похожий на завывание вьюги, и ветер улегся в траву.
– Как это «где чужестранка»? – Руубен вышел вперед и встал перед драугром. – Блаватская должна была к тебе мою дочь привести. Я за дочкой пришел, отпусти ее немедленно, или мой воин твою хату в щепки разнесет!
Лоухи, словно не расслышав угрозы, спросила взволнованно:
– Ну‑ка, скажи, давно ли ты чужестранку видал?
– Да уж сутки прошли, как она мою дочь похитила! Разве не было ее здесь? Врешь ведь! – Руубен шагнул к ведьме, сжимая кулаки.
– А это что за девица с тобой? Не Виола разве?
– Меня зовут Тильда. Виола – моя сестра, – пояснила Тильда вставая рядом с Руубеном, и добавила после паузы. – Приемная.
– А где ж Виола? – Ведьма запустила костлявую пятерню в свою косматую шевелюру и принялась усердно скрести затылок. – И чужестранка куда подевалась?
– Так это мы у тебя пришли спросить! – воскликнул Руубен, растерянно моргая.
– Эге‑е, – протянула Лоухи, догадываясь о чем‑то. – Видать, провела меня хитрая лисица… Решила мою песню себе прибрать. Ух, изничтожу! – Глаза ведьмы люто сверкнули из‑под седых косматых бровей. – В трясине Маналы сгною обманщицу! Из‑под земли достану! – Старуха замолчала и, наморщив лоб, на миг задумалась, а потом спросила, ткнув пальцем в сторону Руубена. – Ты знаешь, где этот ваш… как же… Осдемониум? – И сама же ответила: – Знаешь, знаешь, вы же с чужестранкой из одной шайки. Отведи меня к нему! И мне поможешь, и девку свою выручишь, Виолу. Ну?!
– Ведь обманешь! – Руубен пожал плечами, все еще растерянный от того, что Блаватской не оказалось у Лоухи. – Заберешь Виолу, а от меня избавишься. Ты и Айну мою сгубила. Не верю я тебе!
