Стефани Майер - Сумерки / Жизнь и смерть: Сумерки. Переосмысление (сборник)
Хорошо хоть предметное стекло оказалось простым.
– Метафаза, – объявил я.
– Не возражаешь, если я тоже посмотрю? – спросила она, когда я начал было вынимать стекло. С этими словами она взяла меня за руку, чтобы остановить. Ее пальцы были холодными, словно перед уроком она сунула их в сугроб. Но я отдернул руку вовсе не по этой причине: от ее прикосновения меня словно шибануло током.
– Извини, – пробормотала она, сразу отдернув руку, но продолжая тянуться к микроскопу. Немного растерявшись, я смотрел на нее, а она ухитрилась разглядеть препарат всего за долю секунды.
– Метафаза, – подтвердила она и снова придвинула микроскоп ко мне.
Я попробовал поменять предметные стекла, но то ли они были слишком мелкими, то ли мои пальцы – слишком огромными, но в результате я выронил оба. Одно упало на стол, а другое – на самый край стола и сразу свалилось вниз, но Эдит успела поймать его прежде, чем оно коснулось земли.
– Упс… – выдохнул я, сгорая от стыда. – Извини.
– Ну, что на последнем, и так ясно, – заметила она. В голосе слышался оттенок иронии. Опять я стал посмешищем.
Эдит каллиграфически вписала слова «метафаза» и «телофаза» в последние две графы таблицы.
Лабораторную мы закончили, намного опередив остальных. Я заметил, как Маккайла с соседом несколько раз смотрели то на одно стекло, то на другое, сравнивая их. Еще одна пара прятала под столом открытый учебник.
Заняться больше было нечем, и я попытался не пялиться на Эдит – безуспешно! Я все-таки взглянул на нее, а она уставилась на меня как прежде, с тем же необъяснимым раздражением в глазах. Вдруг до меня дошло, почему сегодня ее лицо выглядит иначе.
– Ты в контактных линзах, что ли? – не задумываясь, ляпнул я.
Мой неожиданный вопрос озадачил ее.
– Нет.
– А-а… – протянул я. – Просто мне показалось, что у тебя глаза стали какими-то другими.
Она пожала плечами и отвела взгляд.
Теперь я точно знал, что изменилось. Я же не забыл ни единой подробности того раза, когда она смотрела на меня так зло, будто хотела моей смерти. До сих пор помню непроглядную черноту ее глаз, таких ярких на фоне бледной кожи. А сегодня у нее были глаза совершенно другого цвета – странного, золотистого, чуть темнее цвета жженного сахара, но с тем же теплым оттенком. Я не понимал, как такое возможно, если, конечно, про линзы она не наврала. Или просто Форкс свел меня с ума в буквальном смысле слова.
Я опустил глаза. Эдит снова сжала пальцы в кулаки.
Миссис Баннер подошла к нашему столу, выяснить, почему мы бездельничаем. Заглянув нам через плечо и увидев заполненную таблицу, она принялась проверять ее.
– Так значит, Эдит… – начала миссис Баннер.
– Бо определил половину препаратов, – не дала ей закончить Эдит.
Миссис Баннер перевела взгляд на меня, ее выражение стало скептическим.
– Ты уже выполнял эту работу? – спросила она.
Я пожал плечами.
– Но не с препаратами лукового корня.
– С бластулой сига?
– Да.
Миссис Баннер кивнула.
– В Финиксе ты учился по программе повышенной сложности?
– Да.
– Ну что же, – помолчав, продолжила она, – хорошо, что на лабораторных вы сидите вместе, – она невнятно добавила еще что-то и отошла. Я снова принялся черкать в тетради.
– Обидно получилось со снегом, верно? – спросила Эдит. Мне показалось, что она заставляет себя болтать со мной о пустяках. Как будто подслушала наш с Джереми разговор за обедом и теперь пыталась доказать, что я не прав. Но подслушать она никак не могла. Похоже, у меня развивается паранойя.
– Вообще-то нет, – честно ответил я вместо того, чтобы притворяться нормальным, таким же, как все. Я до сих пор пытался отделаться от дурацких подозрений, и мне было не до общения и прочих общепринятых условностей.
– Ты не любишь холод, – она не спрашивала, а утверждала.
– И сырость тоже.
– Тяжко тебе приходится в Форксе, – задумчиво проговорила она.
– Еще как, – мрачно буркнул я.
По какой-то невообразимой причине мои слова заинтересовали Эдит. Ее лицо мешало мне сосредоточиться, и я старался смотреть на него не чаще, чем того требовала вежливость.
– Зачем же ты сюда приехал?
Об этом меня еще никто не спрашивал – по крайней мере, напрямик, требовательно, как она.
– Это… сложно объяснить.
– А ты попробуй, – настаивала она.
Я помолчал, а потом сделал ошибку – посмотрел ей в глаза. Эти темно-золотистые глаза сбили меня с мысли, и я ляпнул, не думая:
– Мать снова вышла замуж.
– Пока что все понятно, – отметила она с неожиданным сочувствием. – Когда это случилось?
– В прошлом сентябре, – даже я уловил грусть в собственном голосе.
– И ты его недолюбливаешь, – предположила Эдит все тем же доброжелательным тоном.
– Нет, Фил ничего. Может, слишком молодой, но хороший человек.
– Почему же ты не остался с ними?
Я понятия не имел, почему она так заинтересовалась, но она не сводила с меня проницательных глаз. Казалось, моя скучная биография имела для нее жизненно важное значение.
– Фил постоянно в разъездах. Он зарабатывает на жизнь бейсболом. – Я нехотя улыбнулся.
– Я могла слышать о нем? – она ответила полуулыбкой и легким намеком на ямочки на щеках.
– Вряд ли. Фил играет неважно. Всего лишь в низшей лиге. И постоянно ездит куда-нибудь.
– И твоя мама отправила тебя сюда, чтобы иметь возможность сопровождать его в поездках. – Она опять не спрашивала, а утверждала.
Я машинально распрямил ссутуленные плечи.
– Никуда она меня не отправляла. Я сам уехал.
Она нахмурилась.
– Не понимаю, – призналась она так, словно это раздражало ее сильнее, чем следовало.
Я вздохнул: что и зачем я пытаюсь ей объяснить? Эдит ждала, глядя на меня.
– Сначала мать оставалась со мной, но скучала по Филу. Я же видел, как она мучается… вот и решил, что будет полезно пожить у Чарли, – мрачно закончил я.
– И теперь мучаешься ты, – указала она.
– И что с того? – с вызовом спросил я.
– По-моему, несправедливо, – пожала она плечами, не сводя с меня пристального взгляда.
Я коротко усмехнулся.
– А разве ты не знала? В жизни не бывает справедливости.
– Кажется, что-то в этом роде я уже слышала, – сухо подтвердила она.
– Вот, собственно, и все, – заверил я, не понимая, почему она до сих пор так внимательно смотрит на меня.
Она склонила голову набок, и ее золотистые глаза стали похожи на лазеры, лучи которых без труда проникают сквозь кожу.
– Здорово у тебя получается, – с расстановкой произнесла она. – Но готова поспорить, что ты страдаешь, хотя и стараешься не подавать виду.
Я пожал плечами.
– Повторяю: ну и что?
– Я совсем тебя не понимаю, вот и все.
Я нахмурился.
– А зачем тебе это надо?
– Вопрос в самую точку, – пробормотала она так тихо, словно говорила с самой собой. После нескольких секунд молчания стало ясно, что другого ответа я не услышу.
Возникла неловкость, но Эдит не отворачивалась. Я мог бы смотреть на ее лицо бесконечно, но боялся, как бы она чего-нибудь не подумала, поэтому перевел взгляд на доску. Она вздохнула.
Снова бросив взгляд на Эдит, я убедился, что она по-прежнему смотрит на меня, но выражение ее лица изменилось… стало расстроенным. Или раздраженным.
– Извини, – быстро произнес я. – Наверное, я… я тебя раздражаю?
Она покачала головой и улыбнулась только одним краешком рта, показав одну ямочку.
– Нет, не ты. Я сама себя раздражаю.
– Почему?
Она склонила голову набок.
– Обычно я без труда… разбираюсь в людях. А на этот раз ничего не выходит – ума не приложу, как тебя понять. Забавно, да?
Я погасил довольную усмешку.
– Скорее, неожиданно. Мать вечно твердит, что я для нее как открытая книга. Послушать ее, так у меня все мысли на лбу написаны.
Ее улыбка исчезла, она посмотрела на меня в упор, но не с гневом, как раньше, а просто пристально. Как будто пыталась разобрать текст, который видела моя мать. А потом, так же неожиданно переключившись, опять улыбнулась.
– Наверное, я переоценила свои силы.
Я не знал, что ответить на это.
– Эм-м… то есть?
Она рассмеялась, и этот смех прозвучал как музыка, хотя я никак не мог придумать, с каким бы инструментом сравнить его. Ее зубы были, как и следовало ожидать, идеально ровными и ослепительно-белыми.
Тут миссис Баннер призвала класс к порядку, и я с облегчением стал слушать ее. Оказалось, поддерживать беседу ни о чем с Эдит непросто. У меня как-то странно кружилась голова. Неужели я и вправду только что рассказал подробности своей скучной истории этой красивой и удивительной девчонке, которая то ли ненавидит меня, то ли нет? Нашим разговором она вроде бы увлеклась, но теперь я видел краем глаза, как она снова отодвинулась подальше от меня и судорожно, в явном напряжении вцепилась в край стола.
Я делал вид, что внимательно слушаю миссис Баннер, которая возилась с пленками и проектором, но мои мысли были далеки от темы урока.
