Рэмси Кэмпбелл - Страшные сказки. Истории, полные ужаса и жути (сборник)

– Гадость какая.

– «Весь этот нескончаемый пасмурный день, в глухой осенней тишине, под низко нависшим хмурым небом, я одиноко ехал…»[17]

– Дорогой?

– Пап, с тобой все в порядке?

– Это из «Падения дома Ашеров», – пояснил Чарльз и опустил стекло.

– Ну пап, – заныл Том, – Холодно.

– «Я одиноко ехал верхом по безотрадным, неприветливым местам – и наконец, когда уже смеркалось, передо мною предстал сумрачный дом Ашеров».

Чарльз тряхнул головой и уставился на дом за полем, как будто ему открылось нечто удивительное.

– Разве он не прекрасен?

Никто не ответил.

– Все в точности, как написано у По.

Труди протянула руку и ласково потрепала мужа по колену. Том, привалившийся к спинке переднего сиденья, заметил это и, хотя тогда не смог бы внятно объяснить, что именно произошло, тем не менее увидел в этом, казалось бы, незначительном жесте нечто, что запомнил на всю жизнь… воспоминания об этом возвращались, когда он меньше всего ожидал этого. И, честно говоря, хотел этого.

– Грусть разлита здесь повсюду, правда. – Чарльз поднял руку, показывая пальцем на какие-то предметы, на которые никто, кроме него, не обратил внимания. – Но в этом есть прочность, и это история, и еще…

– Там есть кров, дорогой. – Она снова потрепала его, на сей раз намекая, что пора ехать. – А Томми хочет пи-пи.

– Мам! Это даже хуже, чем «отлить»!

– Том, сколько раз можно повто…

– Но ты же сам говорил… Ладно, проехали. – Том откинулся на спинку сиденья и состроил гримасу. Его поразило, когда Джерри нагнулась и шепнула ему на ухо: «Две минутки, и мы на месте», а потом потрепала брата по ноге, так же, как мама трепала папину ногу.

– Похоже, дождь собирается, – сказала Труди, когда они переехали мост и направились к Грейнджер Холлу.

Так оно и было. Небо на западе было похоже на разбитое колено сплошь в синяках – багровых и холодных зеленовато-желтых.

Том все сильнее хотел в туалет – потребность облегчиться росла, кажется, с каждым ярдом, приближавшим их к мощеной подъездной площадке и парадному входу.

Издалека Том заметил пугало, одиноко торчавшее сбоку от молодой рощицы. Тут машина вильнула вправо, Том схватился за ручку двери и придержал свои комиксы, чтобы не упали. Когда он снова выглянул в окно, пугало уже скрылось из виду, заслоненное деревьями.

Через несколько минут он уже был наверху, в туалете, облегченно повизгивая, когда столько времени сдерживаемая струя ударила в застоявшуюся воду в унитазе.

– Не забудьте вымыть потом руки, юноша! – крикнула Труди из кухни, заставленной – как и все комнаты, мимо которых они проходили, – пирамидами из коробок. Опершись руками о мойку, она глядела в окно. Местность казалась пустынной и унылой.

На втором этаже Том как раз повернулся к раковине, когда за дверью скрипнули половицы и раздался звук, как будто по коридору тащили что-то тяжелое. Звук, хотя и очень тихий, нарастал. Что бы это ни было, оно двигалось из западной части дома к восточной… прямо мимо комнатки, в которой сейчас был Том.

– Джер?

Том слышал голоса внизу, но на таком расстоянии не мог различить, кому они принадлежат.

Прямо за дверью послышался новый звук, теперь это было сопенье.

– Джерри, не смешно, слышишь? Вообще не смешно. Фх… фх-фх-фх…

– Джерри, может, хватит уже?

Шум внезапно прекратился. Том замер и тихо глядел на стеклянные вставки в двери туалета. В коридоре было темно – очень уж быстро стемнело, когда они приехали. Сколько времени с тех пор прошло? Пять минут? Семь?

– Джерри, кончай валять дурака!

Нет ответа.

– Пожалуйста, Джер.

Ответа по-прежнему не было. Возможно, она продолжала над ним издеваться, но вряд ли, какой ей смысл, в конце-то концов, она…

Что это?

Том закрутил головой, стараясь лучше расслышать.

Вот опять. Он проворно обернулся к двери, как раз вовремя, чтобы увидеть, что круглая ручка медленно поворачивается.

Потом в бачке что-то плеснуло. И тут ручка двери опять начала поворачиваться.

Джерри ввалилась в дом с охапкой курток и потащила их в гардеробную.

Чарльз бросил ключи от машины на массивный деревянный стол, у которого был такой вид, будто он стоял здесь целую вечность. Чарльз прошел на кухню, обнял жену и развернул ее к себе лицом.

– С новым домом, дорогая.

Труди обеими руками обхватила Чарльза, привстала на цыпочки, чтобы поцеловать.

– И тебя с новым домом, мой Чарли Великий.

– Довольна?

– Довольна? Господи, дорогой, да я счастливее, чем ты можешь представить.

Он кивнул.

– Я не кажусь счастливой?

– У тебя был немного грустный вид.

– Когда? Когда это было?

– Когда я вошел, прямо в этот момент. – Чарльз кивнул на окно. – Ты смотрела туда.

– А, я просто думала. Знаешь… вспоминала прошлое.

– Но воспоминания были счастливыми, да?

Труди кивнула и крепче обняла его.

– Да, я думала о хорошем… Но воспоминания… – Она понизила голос. – Как бы мы без них жили а?

– Как приятно слышать, что родители говорят хорошее о своих детях! – Это Джерри вернулась из гардеробной.

– Ну ты и размечталась, Джерри! – улыбнулся Чарльз – видимо, хотел ее поддразнить.

Джерри не отреагировала.

– Пойду переоденусь. Мои коробки в комнате?

– По идее, да, зайка.

Когда Джерри поднялась наверх, Труди повернулась к Чарльзу:

– Эта ерунда в машине…

– Ерунда в машине?

– «Падение дома Ашеров». Как ты все это запомнил? В смысле – ты же цитировал слово в слово. Декламировал, как… как артист.

– Ты же знаешь, как я люблю По, эту «ерунду», как ты выразилась. Я выучил наизусть только несколько отрывков – вот этот, начало «Падения дома Ашеров», кусочки из «Ворона» и «Преждевременного погребения» – и «Маску Красной смерти», конечно же…

Труди улыбнулась и притворилась возмущенной:

– Конечно же!

Чарльз заглянул ей в лицо. Пальцем коснулся одинокой слезинки, катившейся по щеке.

– Ты устала, – сказал он.

– Да, устала – вымоталась, как кляча, если хочешь знать правду.

Она прыснула, но тут же снова стала серьезной.

– Да нет, я просто думала – так, ерунда, на самом-то деле. О нашем прошлом, о вещах, без которых я теперь не смогла бы жить.

– О чем, например?

Труди набрала полную грудь воздуха и выдохнула, надувая щеки.

– Помнишь, когда я и Мо – Морин, из колледжа, не забыл ее?

Чарльз кивнул и огляделся, проверяя, не подслушивает ли Джерри на лестнице.

– Так вот – когда мы пришли к тебе в банк, где ты работал летом…

Он застонал.

– Да, кошмар!

– Ты был тогда таким приветливым и симпатичным – по-моему, тогда я впервые подумала, что у нас с тобой могло бы что-то получиться. Понимаешь?

Он ничего не ответил, только подмигнул и улыбнулся.

– Ты заплатил за наш ланч, – продолжала Труди. – у Мо тогда были проблемы в семье – а потом, уже после, мы с ней сходили в книжный магазин Остика и купили для тебя…

– «Городок и город», первый роман Джека Керуака!

– Ты помнишь!

– Конечно, помню. Я вообще не знал про эту книгу тогда, хотя «В дороге» прочитал еще лет в тринадцать-четырнадцать. До сих пор помню, как она начинается, – удивительная книга.

Он обнимал Труди за плечи, сцепив руки в замок, смотрел ей в лицо и видел, что глаза у нее на мокром месте.

– Если бы меня спросили, могу ли я точно назвать момент, когда почувствовал, что влюбился в тебя, я назвал бы этот. Когда вы с Мо вернулись в банк и вручили мне «Городок и город» Керуака в полосатом бумажном пакете – в такие тогда у Остика клали покупки.

Труди положила ладони на лицо Чарльза.

– Видишь, – сказала она, – а теперь представь, если бы тебя лишили этого воспоминания, убрали бы его из твоего… банка памяти. Из запоминающего устройства. Представь, что бы ты чувствовал.

Чарльз поцеловал жене руку.

– Могу только сказать, что я чувствую сейчас.

Труди нахмурилась.

– Я бы не огорчился, ни капельки. Я знаю. Знаю. Звучит как святотатство… но ведь если это изъяли бы из моей памяти, то я и знать не знал бы ни о книге, ни об обстоятельствах, при которых ее получил.

Он посмотрел на нее.

– Ты сейчас наверняка думаешь о своей маме, да?

– Да. Но я думаю и про нас тоже. О наших воспоминаниях. Когда я училась в университете, как-то на одной лекции нас попросили выбрать, без какого чувства мы могли бы обойтись.

– Обойтись?

– Да… понимаешь, мы как будто могли выбрать, от чего отказаться… Понимаю, звучит глупо, но представь, что тебе говорят: можешь оставить только одно из своих чувств: обоняние, вкус, слух или зрение…

– Примерно как в «Выборе Софи»[18], но о чувствах.

Труди кивнула:

– Выбор Труди.

Чарльз поцеловал ее в щеку, но Труди решительно отстранилась, недовольная, что муж держится с ней покровительственно. Он отстранился и серьезно кивнул.

– Так вот, я тогда чуть с ума не сошла, пытаясь выбрать, чем же пожертвовать. Отказаться от слуха – и никогда больше не услышать «Гобелен» моей любимой Кэрол Кинг – или от зрения, но тогда я никогда не увидела бы твоего лица.