Скотт Линч - Красные моря под красными небесами
– А по какому случаю?
– Да так, захотелось развеяться. Надоело быть вымышленным капитаном призрачного пиратского корабля, – напряженным шепотом заявил Локк.
Жан сообразил, что приятель еще не пьян, но твердо намерен упиться вусмерть.
– У меня в голове ма-а-аленькие кораблики друг за другом гоняются и придумывают все новые и новые словечки для всякой херни на палубе, – пояснил Локк, отхлебнул вина из горлышка и предложил бутылку Жану, который молча помотал головой. – А, ты без продыху «Практический лексикон» изучаешь…
– Не совсем. – Жан повернул стул спинкой к стене, чтобы лучше видеть посетителей в таверне. – Я сочинял покаянные послания Дюренне и Корвальер, извинялся, что мы в «Венец порока» давно не заглядываем. Они каждый день на гостиный двор записки присылают, хотят узнать, когда мы дадим им отыграться.
– Хоть и невежливо разочаровывать прекрасных дам, – сказал Локк, – но сегодня я отдыхаю. От всего – и от чертогов удачи, и от архонта, и от Дюренны, и от «Лексикона», и от мореходных таблиц, и от высшей математики… Только простая арифметика: один стакан, плюс второй стакан, плюс третий стакан в сумме дает пьян. Посиди со мной часок… или два. Тебе ж наверняка выпить хочется.
– Хочется, конечно. Вот только завтра Кальдрис нас снова гонять начнет, а на трезвую голову его уроки проще усваивать, чем с похмелья.
– От его уроков в голове не проясняется, наоборот, все еще больше запутывается. Как за месяц пять лет морской премудрости постичь? У меня и так ум за разум заходит. Я сегодня на рынке перечную дыню покупал, торговка спрашивает, мол, вам какую, а я ей и отвечаю: «Ту, что прямо по курсу!» Представляешь, мой собственный язык, предатель этакий, мореплавателем решил заделаться!
– Да, для обычных людей все эти моряцкие словечки мало чем отличаются от бормотания безумца… – Жан вытащил из кармана очки и, нацепив их на нос, поглядел на надпись, вытисненную на бутылке, – дешевое анскаланское, такое пьют не ради удовольствия, а чтобы забыться. – И пользуются ими весьма замысловато. Вот, к примеру, взять какую-нибудь веревку на палубе… В Покаянный день ее называют тросом, а после третьего часа пополудни в Праздный день именуют не иначе как полуходовым шкентелем с мусингами, а в полночь Престольного дня она отчего-то превращается в шкимушку, при условии, что небо ясное, а если идет дождь, то…
– Да, а если идет дождь, то надо быстренько раздеться и сплясать нагишом вокруг бизань-мачты! О боги… Жа… Жером, если я еще хоть раз услышу «Брасопь его кофель-нагелем через подветренный кливер на траверзе штирборта», вмиг горло перережу, не посмотрю кому. Даже Кальдрису. Все, на сегодня с моряцкими словечками покончено.
– О, да ты уже под триселями!
– Вот ты себе смертный приговор и подписал, четырехглазый! – Локк, прищурившись, поглядел на бутылку, будто коршун на мышь. – Ого, да здесь еще много плещется! А я-то думал, оно уже во мне… Давай бери стакан, присоединяйся, а потом я напьюсь и устрою страшный конфуз.
В дверях послышался какой-то шум и возня; внезапно общий гомон сменился напряженными шепотками, в которых Жан привычно опознал зловещий предвестник опасности. В таверну ввалилась компания из шести человек: двое в мундирах констеблей и длинных накидках, но без доспехов и без оружия; их спутники были в штатском, однако по наглой манере держаться Жан безошибочно определил род их занятий – городские стражники.
Один из них, здоровяк, бесчувственный, словно каменный истукан, безбоязненно направился к пивной стойке и потребовал, чтобы их обслужили. Его более сообразительные спутники огляделись и, заподозрив неладное, озабоченно зашептались. Все посетители не сводили с них глаз.
В наступившей тишине по каменным плитам пола заскрежетал отодвинутый стул – из-за офицерского стола у стены медленно встала крепко сбитая женщина с суровым лицом. Почти сразу же к ней присоединились ее приятели, в мундирах и в штатском, а затем по залу словно бы волна прокатилась: морские офицеры, а за ними и простые матросы, сообразившие, что численный перевес восемь к одному дает весьма значительное преимущество, безмолвно поднимались со своих мест. Вскоре человек пятьдесят обратили презрительные взгляды на шестерых стражников в дверях таверны. Посетители рядом с Локком и Жаном сидели смирно, в надежде, что дальнейшее развитие событий их не затронет.
– Господа, а вы, часом, не заблудились? – осведомился хозяин таверны.
Два его помощника украдкой опустили руки под стойку, нащупывая спрятанное там оружие.
– Чего-чего? – переспросил здоровяк; он был либо весьма искусным лицедеем, либо (что более вероятно) обладал умом светлым, как пламя погасшей свечи. – Мы Золотую Лестницу караулом обходили, теперь гуляем. Жажда замучила, а денег полные карманы.
– В соседней таверне вам больше понравится, – сказал хозяин.
– Чего-чего?
Здоровяк наконец-то заметил, что оказался в центре внимания. «Эх, верно говорят, – рассеянно подумал Жан, – в городскую стражу набирают либо тех, у кого глаза на затылке, либо тех, у кого в башке опилки…»
– Я сказал… – сквозь зубы процедил хозяин таверны, начиная терять терпение.
– Погодите-ка, – заявил здоровяк и примирительно развел руки. – Я все понял. Извиняюсь. Ну, выпили мы с приятелями, было дело. Извините, если кого обидели, мы не нарочно. Мы ж к вам со всем уважением… Вот, зашли кружечку пропустить, что в этом такого?
– Давайте-ка вы где-нибудь в другом месте кружечку пропустите, – сказал хозяин. – В округе питейных заведений хватает.
– Вы не подумайте, мы ничего плохого никому не сделаем.
– Мы вам тоже ничего плохого не сделаем, – вмешался коренастый морской офицер. – Найдите дверь и чешите отсюда.
– У-у, суки поганые, – пробормотал еще кто-то из флотских. – Ни чести, ни совести, лишь бы золото для приоров вынюхивать!
– Да погоди ты! – Здоровяк оттолкнул приятеля, который пытался уволочь его за порог. – Я же сказал, мы к вам со всем уважением, и вообще… Еще раз извиняюсь. Я серьезно. Во, мировую – эй, хозяин, всем по кружечке за мой счет! – Дрожащими руками он вытащил из кармана кошель и вытряхнул на прилавок горку серебра и медяков. – По кружке веррарского темного всем, кто захочет! А что останется, себе заберешь.
Хозяин таверны вопросительно взглянул на коренастого офицера, – судя по всему, тот был в высоком чине, и присутствующие относились к нему с должным почтением.
– Вот так-то лучше, – хмыкнул офицер, – псу пристало хвостом перед хозяином вилять. Пить с вами мы не станем, и не надейся, но деньги твои с удовольствием на выпивку потратим, после того как вы отсюда уберетесь.
– Да-да, конечно, – пьяно забормотал здоровяк. – Мы же все веррарцы, живем в мире и согласии…
Боясь, как бы он еще чего не наговорил, приятели схватили его под руки и выволокли из таверны. Стражников проводили взрывами смеха и аплодисментами.
– Вот как моряки пополняют флотскую казну! – выкрикнул коренастый офицер.
Его спутники расхохотались, а он провозгласил, подняв бокал:
– За архонта! И за поражение врагов, где бы они ни находились!
– За архонта! – подхватили остальные.
В таверне воцарилось веселье. Хозяин заведения пересчитывал доставшиеся ему деньги, а его помощники расставляли ряды деревянных кружек у бочонка темного эля. Жан, наморщив лоб, подсчитывал в уме расходы стражника: выпивка для пятидесяти человек обошлась дуралею не меньше чем в четверть жалованья – внушительная сумма; странно, что он с такой легкостью добровольно с ней расстался.
– Эх, пьяный болван, – вздохнул Жан и взглянул на Локка. – Ну что, ты все еще хочешь напиться и устроить страшный конфуз? Один уже случился.
– Вот бутылку допью – и стану на якорь.
– Между прочим, стать на якорь – моряцкое…
– Знаю, – сказал Локк. – Себя я тоже прирежу.
Слуги разносили по таверне подносы, уставленные кружками темного пива: первым делом предлагали его офицерам, которые по большей части от угощения отказывались, потом – простым морякам, которые с радостью набрасывались на дармовую выпивку; наконец, вспомнив о посетителях в дальнем конце зала, слуга направился к ним.
– Не желаете ли темного, господа? – спросил он Жана и Локка, с ловкостью жонглера поставил на стол деревянные кружки и присыпал эль солью из стеклянной солонки. – Примите от щедрот нечаянно разбогатевшего глупца.
Жан из вежливости положил на поднос медяк, слуга благодарно кивнул и перешел к соседнему столику:
– Не угодно ли эля, госпожа?
– Надо сюда почаще приходить, – рассеянно заметил Локк.
Впрочем, приятели к дармовому элю не притронулись: Локку хватало вина, а Жан, размышляя о том, какие еще испытания устроит им завтра Кальдрис, и думать не желал о спиртном. Чуть погодя Локк, глядя на кружку эля, разочарованно вздохнул:
– Эх, жаль, соленый эль после сладкого крепленого вина не идет.
