Терри Пратчетт - Дело табак
– Да, сэр, но я думаю…
Ваймс перебил его:
– Я не знаю, что нам предстоит увидеть, но подозреваю, что команда отнесется к людям, пытающимся захватить лодку, как к пиратам, даже если эта лодка – плавучая навозная куча, поэтому я буду отдавать приказы и хочу, чтобы ты в точности их выполнял, договорились?
Казалось, Фини собирается возразить, но потом юноша просто кивнул, погладил свою лошадь и дождался следующей волны, плеснувшей поблизости. Внезапное молчание человека, который обычно был весьма разговорчив, смутило Ваймса, и он спросил:
– Ты чего-то ждешь, Фини?
Фини кивнул.
– Я не хотел перебивать вас, командор, и, как вы сказали, вы тут главный. Я просто жду, когда же вы скажете то, что я хочу услышать.
– Да? И что же?
– Ну, для начала, сэр, я бы хотел услышать, что пора выбираться отсюда поживей, потому что вода поднимается, и скоро проснутся аллигаторы.
Ваймс огляделся. Одно из бревен, к которым он отнесся столь легкомысленно, расправляло лапы. Он взлетел в седло и схватил поводья за какую-то долю секунды.
– Я так понимаю, что приказ был отдан, верно, сэр? – крикнул Фини, скача вдогонку.
Ваймс даже не пытался сбавить скорость, пока не решил, что они забрались достаточно высоко на берег, чтобы не привлекать интереса водяных обитателей. Он подождал, пока Фини его нагонит.
– Так, старший констебль Наконец, я по-прежнему главный, но признаю, что местность ты знаешь лучше. Тебя это успокоит? Кстати, почему поднимается вода?
Она действительно поднималась; когда они только тронулись в путь, понадобилась бы линейка, чтобы убедиться, что река течет, но теперь маленькие волны перехлестывали друг друга, и вдобавок пошел мелкий дождь.
– Нас догоняет гроза, – объяснил Фини. – Но не беспокойтесь, сэр. Это значит, что «Сисси» причалит, если буря слишком разыграется. Тогда мы заберемся на борт.
Дождь усилился, и Ваймс спросил:
– А что будет, если они решат плыть дальше? Ведь скоро солнце сядет.
– Никаких проблем, командор, не беспокойтесь! – прокричал Фини с неподражаемой бодростью. – Мы поедем дальше по тропе. Вода ее не зальет. И потом, на «Сисси» непременно зажгут ходовые огни – красные масляные лампы. Поэтому не волнуйтесь. Если только она никуда не денется с реки, мы ее найдем, сэр, так или иначе, и могу ли я поинтересоваться, сэр, каковы ваши дальнейшие намерения?
Ваймс сам не был уверен, но никакой стражник не любит это признавать, поэтому он предпочел уклониться от темы.
– Фини, тебя послушать, так мы едем на пикник! Посмотри вон туда!
Ваймс указал на реку: вода кружилась, бурлила и поднималась буквально на глазах.
– А, – сказал Фини, – по Старой Изменнице всегда плывет мусор. Беспокоиться надо, только если образуется гребаный затор[26]. Но он бывает редко, только если очень не повезет, сэр, и можете не сомневаться, что капитан выведет «Сисси» из любой передряги, если вдруг что-нибудь случится. И потом, не поплывет он ночью по реке в такую погоду. На Старой Изменнице полно отмелей и коряг. Это чистое самоубийство, даже с таким опытным лоцманом, как мистер Силлитоу.
Они ехали в тишине, не считая зловещего бульканья и гудения темных вод внизу, под берегом. Дневной свет почти погас, он стал мутно-оранжевым, и периодически его подкрепляли вспышки молнии, сопровождаемые громовыми раскатами грома. В лесу на обоих берегах деревья озарялись блеском, а кое-где и горели – какая-никакая помощь при навигации, подумал Ваймс. Дождь уже промочил его до нитки, и он крикнул голосом, который выдавал веру в то, что ответ ему не понравится:
– Кстати говоря, исключительно чтоб время провести, ты мне не объяснишь, парень, что такое «гребаный затор»?
Голос Фини потерялся за мощным раскатом грома, но следующим заходом юноша таки докричался:
– Это периодическое явление, которое случается, если буря задерживается в долине, и мусор определенным образом скапливается, сэр…
Вонючка выбрался из своего укрытия и вскарабкался лошади на голову. Он сиял тускло-синим трупным светом. Ваймс протянул палец и коснулся гоблина. Вокруг руки заплясало синее пламя. Он знал, что это такое.
– Огонь святого Ангулента, – сказал Ваймс громко и пожалел, что не может прикурить от него последнюю сигару, хоть и знал, что этот огонь образуется при гниении тел утопленников. Иногда табак просто жизненно необходим.
Фини смотрел на синий огонек с таким ужасом, что Ваймсу неловко было его беспокоить. Но все-таки он спросил:
– И что потом, парень?
Молния, с ее любовью к драматическим моментам, озарила лицо Фини, когда тот повернулся.
– Ну, мусор скапливается и скапливается, командор, и превращается в сплошную массу, и воды набирается столько, что рано или поздно она прорывает естественную плотину, которая несется вниз по течению, безжалостно сметая и увлекая все на своем пути, и так до самого моря, сэр. Вот почему эту реку называют Старой Изменницей.
– А, ну конечно, – сказал Ваймс. – Я городской простачок, который плохо разбирается в таких вещах, но полагаю, что груда мусора, которая несется вниз по течению, сметая и увлекая все на своем пути, и так до самого моря, обычно считается большой проблемой?
За спиной послышался треск, и еще одно дерево загорелось.
– Да, сэр. Вы пропустили «безжалостно», сэр. И я думаю, нам лучше нагнать «Сисси» как можно скорее.
– Похоже, ты прав, парень, и я предлагаю…
Что бы там ни делал Вонючка – и что бы он собой ни представлял, – лошади уже разнервничались так, что готовы были понести. В перенасыщенном влагой сумраке отличить реку от берега можно было разве что экспериментальным путем.
Дождь шел стеной, буквально со всех сторон, в том числе снизу вверх, и в симфонию разрушений врывался плеск от пластов земли, неумолимо сползающих в реку. Лошади рвались вперед, слова «направление» и «тепло» утратили всякий смысл, и в мире не осталось ничего, кроме тьмы, воды, холодного отчаяния и двух алых глаз.
Фини увидел их первым… и тут Ваймс почуял запах. Насыщенный запах быков, которые не на шутку встревожились. Он был достаточно густым, чтобы пробиться сквозь дождь и ветер. Удивительно, но колеса продолжали пенить воду, и лодка продвигалась вперед, хоть за ней и волочилась целая флотилия барж, которые метались, змеились и изгибались по всей ширине реки, напоминая хвост рассерженного кота.
– Почему они не причалили? – крикнул Фини сквозь бурю. В его голосе слышалось отчаяние, но Ваймс спешился, ухватил липкое тельце Вонючки и хлопнул лошадь по крупу. У той было больше шансов выжить без всадника, в конце концов.
На мгновение перед внутренним взором Ваймса открылась Кумская долина. Он чуть не умер в тот день, когда вода стекла с гор и хлынула в бесконечные пещеры, выточенные в известняке. Она швыряла его о стены, била о дно и потолок и в конце концов выбросила на крошечную песчаную отмель, в полной темноте. И темнота стала его другом, и Ваймс выжил, и почувствовал, что просветился, и понял, что страх и гнев можно превратить в меч, а желание однажды вновь прочитать своему ребенку книжку – в щит, и оборванный умирающий изгой, которому предстояло здороваться за руку с королями, пошел вперед…
Ну и что страшного в спасении гоблинов и еще какого-то числа людей с мечущейся по волнам лодки на черной опасной реке, в душном грохочущем мраке?
Ваймс бежал по хлюпающему берегу, и за шиворот ему лилась вода. Но бежать мало. Нужно думать. Лоцман «Сисси» знает и реку, и свою лодку. Он мог бы причалить в любое время, ведь так? Но он этого не сделал, хотя явно не был дураком: проведя у реки всего несколько часов, Ваймс уже понял, что дурак не продержится дольше пары ходок. Старая Изменница была создана как ловушка для идиотов.
С другой стороны, если человек не идиот, то лоцман колесной лодки – отличная должность. Это престиж, уважение, ответственность, стабильная работа и стабильное жалованье, а вдобавок зависть всех мальчишек на каждой пристани. Как-то вечером Сибилла с восторгом рассказала мужу о речных лоцманах. Так зачем человеку, обладающему таким приличным положением, вести ценную лодку с ценным грузом вечером по реке, которая грозит гибелью на каждом подлом повороте, в то время как можно без проблем причалить и переждать?
Деньги? «Нет», – подумал Ваймс. Эту реку не зря называли Старой Изменницей, и тому, кто погружался в ее илистые глубины, не было от денег никакого прока. И потом, Ваймс знал таких людей – как правило, они были горды, самоуверенны и неподкупны. Лоцман, скорее всего, не станет рисковать лодкой, даже если приставить ему нож к горлу. Но обычно на лодке плавает и его семья; лоцман, так сказать, работает, не выходя из дома.
И что тогда сделает отчаявшийся лоцман? Как он поступит, если приставить нож к горлу его жены или ребенка? Что еще ему остается, кроме как плыть вперед, положившись на свой многолетний опыт, в надежде увидеть близких целыми и невредимыми? И незваный гость наверняка не один, потому что тогда лоцман бы попытался с размаху посадить лодку на мель, а сам, напружив все мышцы, в суматохе прыгнул бы на упавшего и удавил его голыми руками, но такой фокус сработает, только если преступник не приведет с собой дружка. А значит, лоцман будет стоять за штурвалом, надеясь, молясь и в любую секунду ожидая услышать грохот гребаного затора.
