Дуглас Хьюлик - Клятва на стали
– Он точно не сказал почему? – не унимался Тобин.
– Ни слова, – солгал я.
– А ты? Может быть, ты что-то…
– Я-то? – фыркнул я. – Два дня в отключке! Когда мне было?
– Ну да, ну да. Ты наш патрон, вот я и решил хотя бы спросить. – Тобин провел рукой по щеке и шее, стряхивая обильный пот. – Спасибо за твою… прозорливость. Доброго дня, мастер Дрот.
Я предпочел проигнорировать подтекст; он ускорил шаг и подался в сторону.
– Ворье! – пробормотала Муйресс, ковылявшая с другого бока, и градины пота катились по ее лицу на поздней утренней жаре.
Я посмотрел в бескрайнее, ничем не потревоженное небо. Ни облачка. Значит, пока не дойдем, куда шли, легче не станет.
Вновь глянув на Муйресс, я вытряхнул в левую руку кинжал и подступил к одному из наших сопровождающих.
– Далеко еще? – спросил я по-джанийски, подойдя бочком и подстраиваясь под его шаг.
Он свирепо зыркнул и толканул меня локтем. Я споткнулся, налетел на него, извинился и затесался обратно в труппу.
– Держи. – Я вручил матроне клочок ткани, который отрезал от слоистой боевой рубахи стража. – Мне показалось, что тебе нужен платок.
– Ворье! – повторила она, но уже не так желчно.
Муйресс утерлась и спрятала тряпку в складках своего одеяния. Я подмигнул ей и чуть отстал, пропустив актеров, но оставаясь впереди замыкавшего строя стражи. Птицеловка, со смехом трепавшаяся с женской частью коллектива, оглянулась и подняла бровь. Она ухитрилась где-то разжиться прозрачной зеленой шалью, и вкупе с выражением лица эта ткань добавила ей обаяния. Я покачал головой в ответ на немой вопрос, показав, что хочу побыть один.
Из-за отравы нейяджинки я пропустил наше вступление в Старый Город, не говоря о двух последующих днях, и мне хотелось осмотреться и оценить местность. И если наш маршрут не проходил через те районы, которые я ожидал узреть во всей красе, я все-таки мог о многом судить по крупным магистралям.
Вопреки россказням краснобаев из кордона Раффа-Наир, улицы и канавы Эль-Куаддиса не были выстланы золотом и серебром. Но я не сильно разочаровался, благо ни разу не встречал драгоценных крыш и нищих в шелках, которыми якобы славилась Илдрекка.
Увидел же я здания в четыре и пять этажей по обе стороны улицы. Одни возвышались над палисадниками, фруктовыми садами и дворами, располагавшимися спереди; другие стояли впритык, сверкая на солнце белеными и плиточными фасадами. Их ряды постоянно нарушались в местах, где среди домов вздымались стены с замысловатой резьбой, которые отгораживали особняки ноблей и шейхов-купцов. Поверх нависали пальмовые листья и ветви деревьев, намекавшие на пышные сады за внушительными деревянными и железными воротами.
Дальше на запад я различил купола грандиозных храмов, луковицы которых сверкали от серебра и золота молитвенных обращений, покрывавших поверхности. Я задумался, возникал ли у местных воров соблазн умыкнуть с храмовых крыш драгоценные письма знати, и если нет, то какие меры предприняла Деспотия для удержания их от покражи блиставших словес.
Внизу, ближе к улицам, повсюду буйствовали цвета. Караваны доставляли краски с юга и запада; с востока везли шелка, благодаря чему население одевалось в ярко-красное, желтое и зеленое, в Илдрекке обычно доступное лишь богачам. Крыши и стены домов были покрыты блестящей плиткой темно-синей и зеленой расцветки, которая создавала, по крайней мере, иллюзию водной прохлады. И повсеместно виднелись цветы, деревья и кустарники – от простых насаждений у входа во двор до просторных орошаемых общественных парков, которые встречались нам удивительно часто. Эль-Куаддис жил глубинными источниками и ключами, пузырившимися вдоль насыпей, но я поразился многочисленности парков по сравнению с Илдреккой, которая была приморским городом.
На улицах, конечно, преобладали джанийцы – и речью, и числом, – но оттенков кожи и стилей одежды, равно как иностранных слов и горлового акцента, хватало, чтобы выявить космополитичность Эль-Куаддиса, которая была налицо даже в охранявшемся Старом Городе. Улаан’нгское чиновничество с замысловатыми косами, переброшенными через плечи и петлями крепившимися к поясами, шаркало за укутанными в парчу парванами с окольцованными пальцами, густыми шевелюрами и раздвоенными бородами. Мимо нас прошла компания чернокожих ратинов в серых одеяниях странников – единственный цвет, который этот народ позволял себя на чужбине; их смех разительно контрастировал с неприглядными нарядами. Затем нарисовался Беттен-наемник в полотняной рубахе нараспашку, дабы все видели его шрамы и, следовательно, доблесть; он едва скользнул взглядом по нашей процессии, хотя я заметил, что его руки легли поближе к полудюжине поясных кинжалов.
И казалось, что на каждом углу торчали уличные маги: жонглировали шариками света, нагоняли драконов из пара и пыли, предсказывали судьбу при помощи резных жезлов из слоновой кости или просто взывали к прохожим, оглашая свои услуги. Если илдрекканские маги и Рты держали свою магию при себе, а заклинания творили тихо, то здешние заливщики вопили о своем могуществе с крыш. По прибытии в Нижний Город я видел сколько-то мелких торговцев глиммером и всякого жулья, но тут, при виде клубов пыли и пара, которые извлекались из пересушенного воздуха простым жестом или словом, я задался вопросом о правдивости древних преданий о происхождении джанийцев. Не текла ли в жилах этих мужчин и женщин толика крови пустынных джиннов?
Мы прошли сквозь большие арочные ворота с каменными слонами, выраставшими из стен по бокам, и вступили в третье кольцо города. Если прежде мы двигались через владения знати и людей со связями, то теперь шагали по улицам, где селилась благополучная публика попроще. Главная магистраль оставалась прямой, и мусора почти не было, но украшения на многих домах сменились покраской, а купола храма, который мы миновали, были покрыты не начищенным серебром, а чеканной медью и глазурованной керамической плиткой.
Мы находились неподалеку от стены, отделявшей третье кольцо от четвертого, когда начальник стражи свернул в кривой переулок. Вскоре мы прошли через нечто, казавшееся некогда укрепленными вратами, но теперь представлявшее собой лишь арочный проход между двумя высокими многоквартирными зданиями. Улицы значительно сузились, и по обеим сторонам кучковались строения из прессованной земли и кирпича. Фигурная мостовая сменилась истертой каменной, проложенной столетия назад и отшлифованной поколениями пешеходов. Крыши были положе, окна – выше и у´же, а большинство дверей, сплошь ярко выкрашенных, располагалось на одну или несколько ступенек ниже уровня мостовой.
Мы явно перешли из Старого Города в древний, и именно здесь, среди извилистых многолюдных улочек откровенно чужеземного района, вырос Имперский квартал.
Давным-давно он был обычным торговым округом, а видные дипломаты селились во втором городском кольце. Большинство там и осталось, но по мере развития отношений между империей и Деспотией развивался и квартал. Сейчас он превратился в главный символ всего имперского в Эль-Куаддисе, приютив не только купцов, но и ремесленников, дипломатов помельче, людей искусства, банкиров, торговые дома, рабочих, экспатриантов, а также полкогорты легионеров.
В тени квартальных ворот нас встретил Хирон, одетый в белое и серое, а потому похожий на большую цаплю. Рядом стояла пара чиновников низшего ранга. Оба были джанийцами. Хирон опять читал книгу – точно как в комнате, где я очнулся. На сей раз она была тонкой, в четверть листа.
Когда я приблизился, он опустил книгу и кивнул на стены:
– Третьи по счету, знаешь ли.
Я проследил за его жестом. Высокие, основательные сооружения с барельефом. Большинство фигур изображало имперцев – в основном в процессе умирания либо от болезни, либо на острие копья. В этом был смысл, если учесть причины сноса и восстановления стен.
– Знаю, – ответил я. – Последние сломали во время Осады Эталонов.
– Тебе это известно? – Хирон одобрительно поднял бровь. – Большинство твоих соотечественников постаралось забыть.
– Так и есть, – произнес я, изучая стену. – Мне просто повезло наткнуться на экземпляр «Режимов» Петрозиуса.
– У тебя есть Петрозиус? – Теперь он развернулся ко мне полностью. – В империи эту книгу запретили и сожгли почти век назад. Откуда?..
– Кто сказал, что он есть у меня? – возразил я. – Я просто знаю богатого коллекционера.
Он же мастер-писец и специалист по подделкам, а еще мой должник.
Хирон откашлялся. Я увидел, как его пальцы забарабанили по обложке, голодные до блюда, которого он не мечтал отведать.
– Как ты думаешь, не согласится ли он…
– Одолжить ее?
Одалживание редких книг, пусть даже через границу, было известной практикой, особенно среди библиофилов. Желание обменяться томами часто перевешивало риск утратить или испортить их при переправке – похоже, что Хирон думал именно так.
