Гарт Никс - Сабриэль
– Надо бы принести ему одеяло, – неохотно проговорила Сабриэль наконец, гадая про себя, что, ради всего святого, на нее нашло и зачем она добавила к своим и без того сложным, непонятным обстоятельствам еще и эту ношу.
Похоже, теперь ей придется доставлять этого бедолагу в безопасное цивилизованное место, если такие еще остались.
– Я могу сбегать за одеялом, если уж ты никак на него не налюбуешься, – лукаво предложил Моггет. Кот так и терся о ее лодыжки, словно танцуя чувственную павану.
Сабриэль осознала, что и в самом деле глаз не сводит со спящего, и поспешно отвернулась.
– Нет, я сама схожу. Пожалуй, прихвачу заодно свою запасную рубашку. Может, и штаны кое-как налезут – мы вроде как одного роста. А ты, Моггет, оставайся на страже. Я быстро.
И она заковыляла прочь. Моггет проводил ее взглядом, затем обернулся к спящему. Неслышно подкрался, тронул розовым язычком знак Хартии на челе юноши. Знак вспыхнул, но Моггет не отдернулся – он смотрел и смотрел, пока символ не погас снова.
– Вот, значит, как, – пробормотал кот, втянув язычок и словно пробуя его на вкус.
Он вроде бы слегка удивился и не на шутку разозлился. Он снова лизнул знак и с отвращением помотал головой: миниатюрный Саранет на ошейнике тихонько звякнул, но как-то безрадостно.
Глава четырнадцатая
Серый безжалостный туман, клубясь, полз вверх, обвиваясь вокруг него, как цепкий плющ, оплетал руки и ноги, обездвиживал и душил. Он так плотно прирос к телу, что бежать возможности не было, так туго спеленал, что мышцам под кожей не двинуться, векам – не моргнуть. И ничего не видно, только темно-серые кляксы дрожат перед глазами, как нанесенная ветром пена в зловонном пруду.
И вдруг вспыхнул жаркий алый свет, и все тело взорвалось болью, что волной прокатилась от пальцев ног до мозга и обратно. Серый туман расступился, вернулась подвижность. Серые кляксы сменились размытыми красками, краски постепенно обретали четкость. Женщина смотрит на него сверху вниз… совсем юная девушка, в доспехе и при оружии, ее лицо… в синяках. Нет, не женщина. Это Абхорсен: на ней гербовая одежда, и колокольцы при ней. Но слишком молода… этого Абхорсена он не знал, даже среди членов семьи…
– Спасибо, – выговорил он; слова выбирались наружу, как мышь из пропыленной кладовки. – Абхорсен.
И он провалился в беспамятство: тело жадно приветствовало желанный настоящий сон, подлинное забытье и восстанавливающий душевное здоровье покой.
Он проснулся под одеялом и в первое мгновение запаниковал – плотная серая шерстяная ткань закрывала глаза и рот. Задыхаясь, он отбросил одеяло в сторону и расслабился: лица коснулся свежий воздух и тусклый солнечный свет, просачивающийся откуда-то сверху. Он поднял глаза и по красноватому отблеску догадался, что день еще только разгорается. Шахта сперва его озадачила – он не понимал, где находится, голова кружилась, мысли путались, но вот он оглянулся по сторонам и увидел повсюду высокие мачты, черные паруса и недостроенный корабль рядом.
– Усыпальница, – пробормотал он про себя, хмурясь.
Место он вспомнил. Но что делает здесь он? Совершенно голый под шерстяным походным одеялом?
Он сел, помотал головой. Голова болела, в висках пульсировало – точно на него тараном обрушилось тяжкое похмелье. Но он был уверен, что не пил. Последнее, что он помнил, – это спуск по ступеням. Рогир попросил его… нет… последнее, что вставало в памяти, – это мимолетный образ бледного, встревоженного лица под иссиня-черной челкой, выбившейся из-под шлема. Темно-синее сюрко с гербовым узором из серебряных ключей. Абхорсен.
– Она пошла к роднику, умыться, – раздался тихий голос, вторгаясь в поток обрывочных воспоминаний. – Еще до рассвета поднялась. Полезная привычка – чистоплотность.
Голос шел непонятно откуда, юноша заозирался, вскинул глаза на ближайший корабль… В передней его части, где полагается быть носовой фигуре, зияла огромная неровная дыра, а в ней свернулся калачиком белый кот, наблюдая за ним неестественно проницательными зелеными глазами.
– Кто ты такой? – спросил юноша, оглядываясь по сторонам в поисках оружия.
Рядом лежала только стопка одежды – рубашка, штаны, исподнее, – придавленная крупным булыжником. Рука юноши украдкой потянулась к камню.
– Не бойся, – мяукнул кот. – Я всего лишь верный вассал Абхорсена. Звать Моггетом. До поры до времени.
Рука юноши легла на камень, но замерла. Воспоминания медленно возвращались в его оцепенелое сознание – так кусочки железа неодолимо притягиваются к магниту. Среди этих воспоминаний мелькали образы многих Абхорсенов – они-то и навели на мысль о том, чтó это за существо в обличье кота.
– Когда мы виделись в последний раз, ты был крупнее, – сказал юноша, проверяя свою догадку.
– Так мы уже встречались? – зевнул Моггет. – Ну надо же. Напрочь не помню. И как же тебя звали?
Хороший вопрос, подумал юноша. Он не помнил. Он знал, кто он, в общем и целом, но вот собственное имя от него ускользало. Зато имена других одно за другим возвращались к нему, а вместе с ними и проблески воспоминаний, связанные, как ему казалось, с его недавним прошлым. Он зарычал, поморщился, словно от боли, стиснул кулаки в муке и ярости.
– Какое необычное имя, – отметил Моггет. – Этот рык скорее медведю подходит. Может, я буду звать тебя Оселком?
– Что?! – возмутился юноша, оскорбленный в лучших чувствах. – Это же имя для шута! Как ты смеешь?..
– А разве тебе не подходит? – невозмутимо осведомился Моггет. – Ты ведь помнишь, что натворил?
Юноша умолк: внезапно он и впрямь многое вспомнил, хотя напрочь не понимал, почему он так поступил и что было потом. А еще он подумал, что, раз так, пытаться воскресить в памяти свое имя бессмысленно. Ведь он больше не достоин носить его.
– Да, помню, – прошептал он. – Хорошо, зови меня Оселком. А я стану звать тебя…
Он поперхнулся, удивился, попытался еще раз.
– Ты не можешь этого произнести, – объяснил Моггет. – Это заклинание связано с искажением… не могу сказать чего, и описать его природу тоже не могу, и не могу рассказать, как исправить дело. И тебе тоже не дано об этом говорить. Вероятно, есть и другие последствия. Я их так точно на себе ощутил.
– Понимаю, – мрачно ответствовал Оселок. Больше произносить пресловутое имя он не пытался. – Скажи, кто правит королевством?
– Никто, – мяукнул Моггет.
– Стало быть, регент. Тогда, возможно…
– Нет. Никакого регента. Никто не правит. Никто не царствует. Поначалу было регентство, но и оно пришло в упадок… не без сторонней помощи.
– Что значит «поначалу»? – удивился Оселок. – Что произошло? И где был я?
– Регентство длилось сто восемьдесят лет, – безжалостно сообщил Моггет. – Двадцать лет назад воцарилась анархия. Ее отчасти обуздывают, насколько могут, несколько еще оставшихся в живых приверженцев королевской власти. А ты, мальчик мой, украшал собою нос вот этого корабля в качестве куска дерева последние двести лет.
– А семья?
– Все мертвы и миновали Последние Врата, кроме одного, который не ушел за них, хотя там ему и место. Ты понимаешь, о ком я.
На мгновение эти новости словно снова обратили Оселка в статую. Он застыл неподвижно, лишь грудь его еле заметно поднималась и опускалась, выдавая, что он еще жив. Потом на глазах его выступили слезы, и он медленно уронил голову в ладони.
Моггет безо всякого сочувствия наблюдал и ждал, пока спина юноши не перестала вздрагивать, а резкие судорожные всхлипы между рыданиями отчасти не успокоились.
– Слезами горю не поможешь, – резко бросил кот. – Много людей отдали жизни за то, чтобы поправить дело. Только в одном этом веке четверо Абхорсенов пали в попытке справиться с мертвыми, и разбитыми камнями, и… источником всех этих бед. Мой нынешний Абхорсен уж всяко не сидит сложа руки и безутешно рыдая. Так принеси пользу и помоги ей.
– А я могу? – убито спросил Оселок, вытирая лицо одеялом.
– Почему нет? – фыркнул Моггет. – Для начала оденься. Здесь и для тебя кое-что найдется. Мечи и все такое…
– Но я недостоин владеть королевскими…
– Просто делай, что велят, – твердо заявил Моггет. – Думай о себе как о правой руке Абхорсена, если тебе от этого легче, хотя ты очень скоро убедишься, что здравый смысл в нынешние времена будет поважнее чести.
– Хорошо, – смиренно пробормотал Оселок.
Он встал, надел исподнее, рубашку, а вот штаны так и не смог натянуть выше мускулистых бедер.
– Там, в одном из сундуков найдутся килт и легинсы, – посоветовал Моггет, понаблюдав немного, как юноша скачет на одной ноге, застряв второй в тесной кожаной штанине.
Оселок кивнул, стянул с себя штаны и вскарабкался в дыру в корпусе корабля, стараясь держаться как можно дальше от Моггета. На полпути он замешкался, упершись руками в края пролома.
– Ты ей не скажешь, правда? – спросил он.
