Нэнси Холдер - Антология «Дракула»
Пошатываясь, Тет встал на ноги и привалился к стене в поисках опоры. Двое полицейских смотрели на него со смешанным чувством отвращения и жалости. Вдруг один из них шагнул вперед и подхватил бродягу, едва не упавшего на землю:
— Ты в порядке, Тет? Мы можем отвезти тебя в больницу, там окажут необходимую помощь…
Тет вздрогнул и отшатнулся:
— Я уже там был. Ни черта они не могут для меня сделать!
Полицейский неохотно последовал за своей напарницей обратно к машине — на сегодня игра была закончена. Всегда одно и то же: они знали, что Тет безобиден, им не хотелось в очередной раз его дергать, но не сделай они этого, возможно, какой-нибудь яппи, возвращаясь поздно вечером, заметил бы его и подал жалобу, тогда пришлось бы арестовать Тета. Для всех лучше так, как они сделали.
Кроме того, Тет действительно нуждался в помощи — с ним явно было что-то не так. Каждое утро он просыпался, чувствуя себя истощенным и слабым, его лихорадило. «Может быть, — размышлял Тет, — я подхватил какую-то болезнь от крыс?» На его запястьях виднелись следы от укусов, небольшие зияющие красноватые пятна, четко выделяющиеся на грязной коже.
Тет прошел немного вперед, свернул за угол и оказался в узком переулке между возвышающимися рядами домов, заполненном всевозможным мусором. Тет мог укрыться там, среди всего этого хлама, где бы никто его не потревожил.
Спотыкаясь, он миновал два первых мусорных контейнера, но силы оставили его, и он повалился на землю. Бродяга уже почти заснул, как вдруг понял, что рядом кто-то есть. Подняв голову, он пристально вгляделся в черноту ночи, пытаясь сосредоточиться на расплывающейся фигуре человека, склонившегося над ним. Внезапно темное пятно приблизилось к его лицу, и раздался страшный звук — что-то среднее между грубым гортанным смехом и звериным рычанием.
Тет понял, что именно этот леденящий душу рев он слышал каждую ночь на протяжении целой недели.
— Эй, ты, оставь меня в покое, слышишь. У меня ничего нет…
Это были последние слова, которые успел произнести Тет, прежде чем ему разорвали горло.
Было самое начало ноября 1917 года. Уже начали сгущаться сумерки, когда он пересек французскую равнину. В прошлом году, после того как склоны Карпатских гор были омыты реками крови павших в войне, этот запах возымел на него неоспоримое действие, подталкивая покинуть родовое гнездо. Десять лет назад он вернулся на родину, потрясенный и разочарованный лондонским обществом, и долгие годы жил в полном одиночестве, довольствуясь только случайными цыганами или сбившимися с дороги путешественниками.
Но по мере того как война охватывала ближние и дальние города, а его родные земли были выжжены и насквозь пропитаны кровью, он осознавал, насколько был силен его голод. Ведомый неистощимой жаждой, он наконец прибыл сюда, на берег реки Ипр, ставший прошлой ночью полем битвы.
Проведя долгую ночь и целый день в номере крохотной гостиницы в сотне миль отсюда, он устремился на поле сражения, как только солнце исчезло за горизонтом. Он задержался на вершине холма, с которого открывался устрашающий вид на то, что произошло здесь недавно, и был немало потрясен отвратительным зрелищем кровавой резни. В своих собственных сражениях он не раз был свидетелем массового убийства, но никогда не видел такого опустошения земель. Он помнил, как выглядела эта местность пятьдесят лет назад: зелень ковром покрывала бескрайние просторы, густые темные леса, полные жизни и движения, вздыхали, овеваемые ночным ветром. Теперь же его взорам предстали лишь черная грязь, сломанное оружие и тела погибших.
Он сошел вниз, погрузившись в желтоватый смертельный туман иприта, который не причинил ему никакого вреда, но вызвал отвращение. Несмотря на это, он был опьянен плавающими в воздухе запахами и стонами умирающих. Миновав горы трупов, он приблизился к человеку, который еще был жив. Лишившись одной ноги, тот упорно пробирался вперед, из последних сил преодолевая засасывающую грязь и тела. Лицо было скрыто под противогазом, что делало его похожим на отвратительное насекомое, трупную муху.
Он набросился на умирающего человека, разрывая противогаз и освобождая беззащитное горло. Солдат задергался в предсмертных судорогах, когда острые зубы вонзились в его крепкую шею, но тут же затих, настигнутый смертью.
Осушив тело солдата до последней кати крови, он отшвырнул его в сторону, затем, пошатываясь, встал. Дав волю своим долго сдерживаемым инстинктам хищника, набросился на следующего умирающего… и на следующего… и еще на одного… Десять лет стоического воздержания были забыты за одну ночь… Пока вдруг, охваченный агонией экстаза, он не понял, что набросился на мертвого человека, отравившегося газом. И вот он уже стоял на коленях; волнами накатывали рвотные спазмы, освобождая его от зараженной крови. Вместе с ней уходила и бесценная питательная жидкость, так необходимая ему. Обессилев, подобно своим жертвам, он повалился вниз и замер, опустошенный, как сама земля. Первые лучи солнца пробились сквозь стелящийся над полем туман, и он, стремительно перекатившись в траншею, укрылся под горой трупов, прячась от солнечного света. Тогда он выжил, никем не обнаруженный и не узнанный, пробудился во тьме и вернулся назад в свое родовое поместье… Но что-то внутри него начало постепенно умирать.
Джексон не хотел расследовать это дело: неизвестному бродяге разорвали горло. Скорее всего, какая-нибудь бездомная бешеная собака. Все легко можно списать на несчастный случай и закрыть дело. Однако следователь обратил внимание на то, что тело было полностью обескровлено, и признал случившееся убийством.
В прошлом году они уже сталкивались с несколькими подобными случаями — большинство бездомных умерли от полной потери крови. На запястьях и горлах погибших были обнаружены следы укусов животных, но медэксперты предположили, что, поскольку тела долгое время находились в подворотнях, это могли быть крысиные укусы.
Совершенно очевидно, что ни одна крыса не могла так разорвать горло Джона Блэка. Поэтому пришлось признать возможность существования серийного убийцы. Какой-то сумасшедший ворует кровь для продажи или, быть может, для подпольных экспериментов. Джексону было все равно — у него имелись дела и поважнее. Двойное убийство состоятельной пары в Хэнкок-парке. Вооруженное нападение в Голливуде. Ограбление и убийство в Силверлэйк, где у жертвы остались трое несовершеннолетних детей. Кому какое дело, что случилось с одиноким бездомным, бывшим ветераном? Джексон собирался как можно скорее положить это дело в папку с нераскрытыми преступлениями.
Так думал полицейский, пока не появилась она.
Во вторник поздно вечером, уже после восьми тридцати, она вошла в кабинет без предварительного сообщения дежурного и спросила, он ли занимается делом Джона Блэка.
Джексону даже не пришло в голову спросить, как она смогла пройти мимо охраны и дежурного и никем не замеченная пересечь все здание от главного входа до его кабинета, настолько сильно он был поражен.
Перед ним стояла самая прекрасная женщина, которую он когда-либо видел: безупречная мерцающая светлая кожа, лицо совершенной формы обрамляли волнистые темно-рыжие волосы, точеная фигура затянута в кожаную одежду, на шее и руках переливались драгоценности.
— Прошу прошения, вы расследуете дело Джона Блэка? — снова спросила она, и он уловил британский акцент, присущий представителям высшей аристократии и придающий речи немного старомодный окрас.
— Да, простите. Кэл Джексон. — Он сделал паузу, понимая, что в присутствии незнакомки теряет дар речи. — А вы?..
Она вошла в кабинет, плотно прикрыла за собой дверь и села на стул для посетителей:
— Вы очень молодо выглядите для детектива по расследованию убийств.
Джексон нахмурился и опустился на свой стул:
— Я старше, чем кажется на первый взгляд.
Она рассмеялась.
Джексон продолжил:
— Я был одним из самых молодых офицеров, когда началось мое продвижение вверх по служебной лестнице. Это случилось четыре года назад.
— Значит, вы настоящий профессионал?
— Да, — ответил он.
Она кивнула, о чем-то размышляя. Теперь, когда потрясение прошло, Джексона охватило профессиональное нетерпение.
— У вас есть какая-то информация по этому делу? Честно говоря, я удивлен, что кто-то знает о происшедшем.
— Да. — Она слегка улыбнулась. — Он был похоронен завернутым в бумагу, не так ли? Очевидно, бедный мистер Блэк не заслужил лучшей доли. Несмотря на то что его тело было обескровлено.
Заинтересованно глядя на собеседницу, Джексон откинулся назад. О том, что труп был обескровлен, знал ограниченный круг людей, в газетах об этом не писали. Он взял в руки карандаш и обратился к девушке:
