Нэнси Холдер - Антология «Дракула»
Какая ошибка! Я погружался в психику самого извращенного психопата, какого знал мир. Алекса это воодушевляло, а меня все более угнетало.
— Когда меня покинет меланхолия, Алекс? Зачем я нужен Эшли, если, когда не сплю, бессмысленно слоняюсь по дому, а сплю чуть не круглые сутки?
— Владди, депрессия — это ущелье на дороге жизни. Вы с Эшли вместе преодолели крутые горы. Сейчас она продолжает подниматься, но и на ее пути встретится депрессия, Ты. мой друг, сейчас проходишь стадию, когда новое знание погрузило тебя в мир, где все кажется незнакомым. Ты еще не знаешь, куда идешь, но прошлое осталось позади. Доверься времени, рано или поздно начнется новый подъем, на новые высоты.
— И долго мне тащиться по этомуущелью?
Он сочувственно хихикнул. Если я издевательски повторял его собственные слова, он всегда принимал это за шутку.
— Если тоска не пройдет через год, я посоветую трициклические антидепрессанты. Они могут снять дисфорию.
— Простите мое невежество, но не лучше ли мне попринимать антидепрессанты сейчас, пока депрессия еще свежая?
Он снова хихикнул:
— Дорогой Влад, тебе не стоит бежать от негативных чувств. Они не менее ценны, чем позитивные. Те и другие способствуют росту, все до одного. Разве ты не радуешься проявившейся наконец эмоциональности?
Я поймал себя на том, что разглядываю его шею, на которой под толстой кожей бился пульс.
— Честно говоря, нет. И я боюсь, что Эшли меня бросит, если я останусь, как она говорит, «засасывающей воронкой негативизма».
Алекс задумался. У него была привычка устремлять на меня отсутствующий взгляд, а его аналитический ум работал всегда. Работал.
— Это выражение… «засасывающая воронка». Она признается в своей зависимости от твоей депрессии. Скажи ей, что я хочу видеть ее на следующем приеме, даже если ей придется выпить целый галлон кофе.
Эшли пыталась отговориться тем, что опасается нарушить цельность роли своей развивающейся личностью. Но все же пошла. Мы снова перешли на еженедельные сессии с бесконечными и острыми спорами дома. В нашей речи изобиловал психологический жаргон.
Годы любви и терапии. Сериал, в котором играла Эшли, сняли с производства, и у нее развилась анорексия. Моя депрессия не поддавалась лекарствам, между тем как Алекс старел, толстел и богател на нас. Он даже положил Эшли на месячный курс лечения пищевых нарушений, а я в эти дни кровожадно прочесывал город. К ночи я терял контроль над собой.
Развитие стало моей погибелью: у меня развилась декомпенсация. Дракула не создан для рефлексии. Вина и раскаяние поселились во мне, как паразиты, и высасывали желание жить. Меня терзал гнев на собственное невежество.
В свой двадцать восьмой день рождения Эшли заявила, что выглядит как нельзя лучше, и спросила, не буду ли я любезен жениться на ней. Я захлопал глазами. Она знала, что я не могу жениться и не стану. Я работал с этой навязчивой фобией перед ее днем рождения.
— Нет-нет, Влад, ты не понял. Я хочу, чтобы ты напился моей крови и дал мне напиться своей. Я хочу остаться с тобой навечно. — Она взяла меня за подбородок и взмахнула ресницами. — Кто знает, сколько времени уйдет на курс терапии для разрешения всех наших проблем?
Я вывернулся из ее рук:
— Господи, Эшли! Как тебе пришло в голову провести вечность с депрессивным типом? Меня утешает мысль, что однажды смерть освободит тебя от этого бремени, если даже ты не оставишь меня раньше.
— Забрось подальше свой ветхий мешок душевных мучений и взгляни на меня.
Я взглянул.
— Я тебя люблю. Я всегда тебя любила. Ты не навечно в депрессии. Так сказал Алекс.
Мне против воли пришлось ее поправить.
— Он сказал, что месяц депрессии в году — обычное явление для тех, кто пережил насилие, страдание или другую травму. Любимая, я старше всех психологических тестов на свете, а это значит, что моя депрессия может затянуться на десятки лет.
— Ну и что, если я хочу работать над ней вместе с тобой?
Я вдруг почувствовал, что устал работать над собой и искать себя. Я так и не нашел в себе ничего, стоящего радости. Ее энтузиазм порождали возможность смерти и упрямая вера в нашу любовь. Я никогда еще так сильно не любил ее, как сейчас.
— Ялюблю тебя, Эшли, но, боюсь, люблю слишком сильно, чтобы позволить навеки запереть себя в мрачной пещере. Я скорее расстанусь с тобой, чем решусь на такое. — Я тотчас раскаялся в сказанном. Как можно было не заметить манипуляции? Она бросалась в глаза!
— О, Влад, ты такой благородный. Но я хочу стать бессмертной. Пожалуйста! Я не шучу. — Она обхватила наманикюренными пальчиками безупречные бедра.
Через три сеанса я позволил себя убедить, хоть и не был в восторге от перспективы вечности вдвоем. Мы вместе отправились домой, где Эшли подготовила роскошные декорации для сцены Великого Соблазнения. Ей хотелось возродиться в роскоши.
Нас ожидали тысяча свечей, двадцать горшочков с курящимися благовониями, шелковые простыни и стол с изысканными сластями. Едва приступив, я понял, что все не так и что мои проклятые эмоции не вспыхнут, позволяя и мне ощутить это великолепие. Эшли же, напротив, была пылкой и страстной.
Когда все кончилось, мне вдруг захотелось посмотреть в лицо восходящему солнцу. Эшли некоторое время была совсем плоха, но, как я и ожидал, быстро оправилась. Ждал я и того, что бессмертие ее изменит. Только не представлял, с какой скоростью произойдет эта метаморфоза.
Не прошло и недели, как она позвала меня в спальню, где раскинулась на постели во всей скучающей бессмертной красе.
— Ты мне больше не нравишься, Влад. Скулишь, хнычешь, без умолку твердишь, как тебе не хватает себя прежнего. Мне тоже его не хватает. Поэтому я ухожу. Хочу найти кого-то, кто мог бы вместе со мной чувствовать радость жизни и улыбаться. Я столько лет не слышала твоего смеха!
Не могу сказать, что был ошеломлен. Я подозревал, что такое случится. Попытался бессмысленно усмехнуться — не удалось, как и наша любовь.
Чего я не ожидал, так это того, что ее уход будет для меня как кол в сердце.
Алекс продолжал лечить мою тоску, а я все больше терял желание лечиться. Он пытался поместить меня в психиатрическую больницу. Пришлось напомнить, что я могу быть опасен для других пациентов и рискую себя разоблачить. Он отступил.
Вы понимаете, да? Одно из самых завораживающих чудовищ мира, я стал жалким скопищем неврозов и патологий, а передо мной лежала, по всей видимости, бесконечная дорога к малой толике покоя и цельности. Даже аппетит потерял. Что толку? Я больше недостоин своей легенды.
Когда я уйду, прошу не рассказывать о моем падении и кончине Дракулы, перед которым и поныне восторженно трепещет мир. Не убивайте память обо мне!
Я покидаю мир без сожаления и спокойно. Напоследок я записался на прием к доктору Алексу Блоуварду и рассказал ему о своих планах. Он исполнил долг врача и настоял на помещении меня под наблюдение ради моей же безопасности. Когда он потянулся к телефону, чтобы вызвать «скорую», я порвал ему глотку и выпил досуха.
Приговоренным к смерти на завтрак всегда подают то, чего они просят, а я ничего другого не пожелал бы.
ЛИЗА МОРТОН
Дети долгой ночи
Лиза Мортон — сценарист и писатель. Самые известные из ее киноработ — «Знакомьтесь, нежить» и «Приключения в городе динозавров». Кроме того, она написала сценарии к некоторым сериям мультфильмов Уолта Диснея «Небесные танцоры» («Sky Dansers»), «Дети Тунтауна („Toontown Kids“) и „Драконьи всадники“ („Dragon Fly“). В настоящее время идет работа над историей машин-вампиров, высасывающих бензин.
Лиза Мортон сотрудничала с несколькими камерными театрами, на сцене которых были поставлены „Свободное радио Албемута“ („Radio Free Albemuth“) Филлипа К. Дика, „Кладбищенский чтец“ („The Graveyard Reader“) Теодора Старджона и ее собственные одноактные пьесы.
Короткие рассказы, вышедшие из-под пера Лизы Мортон, появились в сборниках „Далекие голоса 6“ (Dark Voices 6»), «Франкенштейн» («The Mammoth Book of Frankenstein»), «365 страшных историй» («365 Scary Stories»), a также в иллюстрированном издании «Свободный путь» («The Free Way»).
Дракула испытывает непреодолимое отвращение к человечеству, и вот к чему это приводит…
— Давай, Тет, быстрее! Ты знаешь, что нельзя оставаться здесь на ночь.
Попрошайка, одетый в грязные рваные лохмотья, некогда бывшие военной формой, искоса посмотрел из-под тонких, свисающих сальными прядями волос. Его звали Джон Дуглас Блэк, а свое уличное прозвище он получил, слоняясь по городу и умоляя прохожих «дать немного денег ветерану войны, который участвовал в наступлении на Тет, во время которого на его спине взорвался напалм». На самом деле Тет не получил на войне ни одного серьезного ранения. Впрочем, никто никогда не видел его спину.
