Мария Артемьева - Темная сторона Петербурга
— Что ты такое несешь? — пробормотал купец. Внутри вдруг сделалось горячо, и под ложечкой засосало.
— Федор с Буяна вот так вот все и расписывал: как станет на реке ночью туман — разбойники мост подменяют и караулят. Ждут. Кто на такой мост взойдет — никогда домой не вернется.
— Да что ты мелешь, Харитон, — оглядываясь по сторонам, прошептал купец. Какое-то движение мерещилось ему теперь и справа, и слева: ветер ли это подул, разгоняя клочья тумана, или уже скользят поблизости едва различимые тени грабителей и убийц?
Харитон, постукивая зубами, схватил купца за рукав кафтана:
— Слушайте, Авраам Нифонтович! Я верно говорю! Помните, у Кирьянова племянник пропал? А у Бурмака лучший его распиловщик исчез, помните?
Купец поднял глаза: взгляд у Харитона сделался мутный.
Совсем ополоумел малый со страху, подумал Тучков. Надо отсюда выбираться, и чем скорее, тем лучше. Разбойники тут или не разбойники. Да хоть черти с хвостами… В случае чего — в реку сигану, мелькнула в голове отчаянная мысль. Авраам Нифонтович взял Харитона покрепче под руку и повел вперед. Приказчик не сопротивлялся. Он шел, отупело перебирая ногами и не отрывая взгляда от того, что виделось ему впереди: янтарно-желтый змеиный глаз Дьявола подмигивал из тумана, делаясь все шире, все ярче. Он рос и приближался.
* * *С того момента, как госпожа Алимова вошла в транс и записала на листочке имя духа, вступившего с ней в контакт, прошло не больше десяти минут. Но это были самые страшные десять минут в жизни Саши.
Медиум сидела, выпрямившись, прикрыв глаза. Но сухие морщинистые веки ее дрожали, и было понятно, что зрачки под ними мечутся из стороны в сторону, не имея возможности обрести покой — как будто госпожа Алимова видела в эту минуту пугающий сон. Коричневые птичьи лапы без устали чертили на бумаге какие-то странные картинки: берег реки, мост… Двое людей идут по мосту, а за ним — бездна, из которой вырывается адское пламя.
Госпожа Алимова бормотала что-то малопонятное. Разобрать удалось только отдельные слова: «река», «туман»…
— Глаз! Глаз Дьявола! — вскричала медиум, и ее затрясло, как в лихорадке.
Сашин отец, адвокат Волынцев, перепугался и хотел вскочить.
— Не вставайте, — шепотом посоветовал литератор Л., крепко сжав руку хозяина дома. — Напугаете. Сеанс еще не окончился.
Саша в страхе следила за медиумом. Птичьи руки Алимовой трепетали над бумагой, но рисование давалось ей уже с трудом — женщину колотило так, будто ее погрузили в лед.
— Нет! Туда не надо идти, — воскликнула она.
— Это корчма. Узнаем дорогу, — сказала она же, и все вздрогнули: голос ее был уже другой, и совсем не похож на резкий взволнованный говорок госпожи Алимовой. Теперь это был густой мужской бас.
— Нас убьют, — жалобно попросил кто-то третий, управлявший действиями медиума.
— На пороге не стой. Заходи, раз пришел, — сказал четвертый голос, и глаза госпожи Алимовой распахнулись. В них горела злоба.
* * *Против всех ожиданий, путникам удалось благополучно сойти с моста на берег. Но они никак не могли понять, где находятся. Местность казалась им совершенно чужой. Дом кума Тучкова находился недалеко от моста, с левой стороны острова. Между тем они уже прошли расстояние почти в два раза большее, а даже улицы нужной не отыскали.
Желтый огонек все так же маячил где-то впереди, но Харитону это совсем не нравилось.
— Кому его тут зажигать? Некому, окромя нечистой силы, — бормотал еле слышно приказчик.
Тучков, напротив, только об одном беспокоился — добраться бы до огонька поскорее. Не ровен час: люди, его зажегшие, отправятся спать и погасят их путеводный светоч?
— Ийях-ийях-ийях-ийях! — раздалось вдруг из темноты. То ли смех, то ли икание какого-то огромного существа.
Сердце купца ухнуло вниз под ребра, руки похолодели.
— Кто здесь?! — завопил он. А Харитон, очертя голову, бросился вдруг бежать, не разбирая дороги.
— Стой! Куда?!
Оставаться в непроглядной тьме наедине с неизвестным чудищем — это выше человеческих сил. Купец, не раздумывая, бросился вслед за приказчиком.
Спотыкаясь о камни и коряги, он неуклюже бежал, ветки цеплялись за его одежду, и каждую минуту рисковал он загреметь по темноте в какую-нибудь рытвину и переломать ноги… Но по крайней мере на бегу не слышно было этого страшного непонятного «ийях-ийях-ийях-ийях».
От худого и юркого Харитона купец сильно отстал.
Приказчик ломился где-то далеко впереди сквозь заросли и быстро пропал из виду…
Совершенно обессиленный Тучков выбежал на какую-то опушку, свободную от тумана — видно, далеко она была от реки. Здесь стояла чья-то изба, и желтый огонек раскачивался над входной дверью — простой огарок свечи, укрытый стеклянным колпаком. Над дверью была вывеска: «Лешая корчма».
Авраам Тучков подивился названию — но раздумывать не стал. Постучался и вошел. За порогом на него пахнуло теплом, даже жаром.
Пламя из горящего очага ярко освещало небольшую комнату: в середине ее стоял Харитон с безумной ухмылкой на лице, его держали за руки двое ражих молодых парней. Какая-то кривобокая старуха мешала варево в огромном котле, справа и слева теснились еще люди.
— Беги, Авраам Нифонтович, — сказал, улыбаясь, Харитон. Лицо у него стало белее пшеничной муки. — Это разбойники. Душегубы…
Купец попятился назад, но ему быстро заступила дорогу страшная губатая баба с подсохшей кровяной коркой на лице.
— Куда?
Одним стремительным движением тетка срезала кошелек с пояса Тучкова и вытолкнула купца на середину комнаты, так, что он упал.
Позади раздались странные звуки — свист, стук и будто что-то плюхнулось в жидкую грязь. Тучков обернулся и — захрипел от ужаса. С пола на него щерился Харитон. Глаза приказчика выпучились, рот и подбородок залились кровью, как будто он неаккуратно напился из ведра брусничного киселя, а шеи и всего остального у Харитона уже не было: его голову только что смахнули с плеч топором.
* * *Госпожа Алимова захлебывалась словами. Она говорила очень быстро и делала много непонятных движений руками, будто отмахиваясь от чего-то невидимого. С каждой минутой речь ее становилась все менее внятной. После слов: «Беги, Авраам… Это душегубы!» — медиум вдруг подскочила, вцепившись когтистыми коричневыми лапами в столик, и некрасиво распустила большой рот в немом плаче, хрипе…
— Ну, это уже совсем ни в какие рамки! — не вытерпел господин Фролов и подскочил с места.
От звука его сердитого голоса медиум рванулась, как будто ее ошпарили кипятком, коротко завопила и упала, опрокинувшись на спину.
На полу ее выгнуло дугой, затрясло — с резким и громким стуком она колотилась затылком о дубовый паркет. Изо рта хлынула пена.
— Доктора! — вскричал адвокат Волынцев и бросился к телефону.
— Ложку! Скорее, — потребовал литератор Л., и мать Саши выбежала из комнаты.
— Что это? — прошептала Саша, с трудом разлепив онемелые губы.
— Эпилептический припадок, — ответил господин Фролов. — В Средние века подобные женщины кликушествовали в церквях, и Святая инквизиция изгоняла из них дьявола очищающим огнем. А теперь… вот-с, изволите видеть. Спиритические сеансы… вперемежку с цирком!
На лице господина Фролова было странное выражение — то ли мучительного сочувствия, то ли презрительного отвращения, непонятно, впрочем, кому или чему адресованное.
Александру Волынцеву такой глупый финал духовного опыта раздосадовал: ничего интересного не оказалось во всей этой мистике.
* * *Артельщики обступили глинистую яму. Вызванный подрядчиком урядник растолкал мужиков, спрыгнул вниз и стал деятельно распоряжаться.
Под его командованием рабочие выбрали наверх древний деревянный настил, отгребли землю. Найденные человеческие кости собрали, полицейский криминалист аккуратно разложил их в мешки, считая по черепам, — получилось девятнадцать человек.
Вызванный владелец дома, стоя сверху над раскопом, наблюдал за действиями полиции.
— Здесь, по слухам, когда-то корчма была, — сказал он уряднику.
— И, видимо, разбойничий притон, — отозвался полицейский чин, брезгливо отряхивая испачканные перчатки. — Постояльцев грабили, а потом — ножом по горлу — и в подпол.
— А этому, я полагаю, голову топором отхватили, — криминалист подошел к черепу, который первым выскочил на поверхность. Череп лежал на дне ямы чуть в стороне и все так же скалился кривозубой ухмылкой. Криминалист нагнулся:
— Ну, вот с этим — двадцать! — сосчитал он. Поднял череп и кинул его в мешок к остальным.
Под печным фундаментом бывшей корчмы действительно откопали клад — некоторое количество медных и серебряных монет, замурованных в глиняном горшке. Все это награбленное разбойниками имущество с течением веков успело превратиться в хлам и не представляло теперь даже музейной ценности; владелец взял на память несколько монет, остальное отправили в переплавку.
