Школьная осень (СИ) - Рюмин Сергей

— Уже решать стали, что я должен кому-то там помогать? — возмутился я. — Меня спрашивать совсем не стоит?

— Тох, — Денис облокотился на крышу в мою сторону. — Тох, ну выручай, а? Мужик помирает. Неплохой мужик… Ветеран.

Я махнул рукой и сел.

— Понимаешь, Тох, — рассказал Устинов по дороге. — Меня начальник попросил. Зотов, помнишь? Вот, попросил чисто по-человечески, помоги, мол, попроси… Мол, хана мужику. Только на тебя надежда.

Я вполуха слушал его объяснения. Всё вроде нормально, и аура у него светла, видно, что не врёт. Но какой-то мелкий червячок сомнения меня упрямо грыз всю дорогу.

Где-то в центре города Устинов свернул во двор, запарковался у подъезда.

— Пошли? — он вопросительно взглянул на меня.

— Ну, пошли, — обреченно буркнул я. Идти почему-то совсем не хотелось. Тем не менее, я взял дипломат и шагнул за Устиновым в подъезд.

Квартира располагалась на первом этаже. Устинов нажал кнопку звонка. Дверь открыла женщина лет 40–45, высокая, статная шатенка в непривычно выглядящим, без единой складочки, атласном черном с золотыми драконами длинном халате. Она внимательно, словно рентгеном просветила, осмотрела нас, то ли покровительственно, то ли презрительно свысока кивнула, будто делая одолжение:

— Ладно, проходите, разувайтесь. Вот гостевые тапочки. Меня зовут Софья Павловна. Я буду в столовой. Вас ждут в зале.

— И не наступайте на паркет в грязной обуви, переобувайтесь на коврике! — окрысилась она на меня, увидев, как я сошел с придверного коврика в туфлях.

Я переобулся, повесил куртку на крючок. Прихожая поражала своими размерами — эдакий квадрат 4 на 5, а то и на 6. Деревянный трехстворчатый шкаф ручной работы со всякими узорами-позументами прямо-таки дышал древностью. Но не затхлой, а отполированной годами старой красотой, словно свидетельствуя, мол, «сейчас таких не делают, а если и захотят, ничего не получится!».

— Руки мыть сюда, — дама показала на дверь в ванную. — Гостевое полотенце слева!

Устинов послушно шагнул в ванную, я подождал его, зашел сам. Ванная оказалась тоже непривычно большой. В ней, кроме самой ванны, был установлен душ, которого я до этого нигде в квартирах не видел, заграничная стиральная машин, раковина, шкаф. И еще оставалось место, где можно было порезвиться, как говорил мой друг Мишаня. Да и плитка на стенах и потолке была явно не нашего производства.

Буржуйское гнездо какое-то, а не квартира!

— Сюда! — сразу после мытья рук дама пригласила нас в комнату.

Я вошел первым, Устинов за мной следом.

Стоило нам войти в комнату, как сразу раздался грозный рык:

— Куда прёшь? На ковёр в тапках не наступайте! Босиком идите! Носки чистые?

От неожиданности я отступил назад, врезался спиной в кэгэбэшника, и чуть не упал. Хорошо Устинов помог, поддержал руками за бока.

На здоровенном дубовом диване явно не фабричной работы сидел здоровенный старик в пижаме с укутанными клетчатым пледом ногами. Раньше, в молодости он, видимо, был силён, крепок, косая сажень в плечах, подковы гнул и всё такое. Только сейчас он весь усох. Пижама на широких плечах болталась как на вешалке. Только неправдоподобно ярко голубые глаза из впавших глазниц смотрели на нас пронзительно и колко.

— Здравствуйте! — поздоровался Устинов. Я промолчал, огорошенный таким приёмом. Старик перевел взгляд на меня. С минуту, может, две мы играли в гляделки.

— Что, пацан, здороваться не учили? — наконец не выдержал старик. — Мало отец порол, если старших уважать не научился?

Я смолчал, не зная, что ответить. Здороваться с ним не хотелось. От деда ощутимо шёл один негатив. Старика моё молчание разозлило еще больше.

— Что молчишь, пионер? Ты кто?

Я взглянул на старика магическим зрением. В животе у него, ближе к паху, будто гиганский паук, чернела клякса с длинными щупальцами.

— Что вылупился? — снова спросил старик.

И, не дождавшись от меня ответа, обратился к Устинову:

— Этот шкет собрался меня лечить?

Он произнёс слово «шкет» так, как будто сплюнул. Я присвистнул, развернулся и вышел из комнаты. Молча прошел к двери, где на резиновом коврике-подставке оставил свою обувь, стал обуваться.

— Ты что? — выскочил за мной Денис.

— Я ему не холоп, а он мне не барин, — громко сообщил я, надевая куртку. И уж не командир тем более.

Открыл дверь, вышел из квартиры и спустился вниз на улицу. Устинов вышел чуть позже.

— Ну, ты что? — переспросил он.

— Пошёл он нафиг! — заявил я. — Хам он. Ему жить два понедельника, а он раскомандовался. Ты меня отвезешь, или я пошел на остановку?

— Отвезу, — мрачно ответил Устинов. — Куда ж я денусь?

Минут десять мы ехали молча. Денис ожесточенно крутил баранку, со злым скрежетом переключал скорости.

— Ты не узнал насчет Спиридонова? — спросил я, совсем не рассчитывая получить какую-либо информацию после случившегося.

— Узнал, — словно сквозь зубы ответил Устинов, не отрывая глаз от дороги. — Задержали мы его.

— Это как? — удивился я.

Устинов съехал на обочину, благо из города мы уже выехали, остановил автомобиль, заглушил двигатель.

— Пошли, покурим, — предложил он. Я вместе с ним вышел из машины.

— Такое дело, Антон, — сказал он. — Ты мне жизнь спас, поэтому, что бы у нас там, — он неопределенно крутанул кистью руки, — в Конторе не случилось, я всегда буду на твоей стороне. Понимаешь?

В ауре у него желтого цвета не наблюдалось. Дениска не соврал!

Я кивнул.

— Я тут микрофончик хитрый у себя в машине нашел, — продолжил он. — Понял, почему вышли?

Я снова кивнул.

— То, что я тебе скажу, должно остаться строго между нами. Матери своей тем более не смей рассказывать. Понял?

— Ага, — согласился я.

— Этот Валерий Павлович Спиридонов вовсе никакой не Спиридонов, — сообщил Устинов. — А Алексей Алексеевич Рыков, бывший мой коллега, только из другого, так сказать, «главка». Ушел со службы два года назад, сейчас работает по заказам, как частный детектив.

Устинов замолк, сунул руки в карманы, постоял, несколько раз переминаясь с носка на пятку, посмотрел оценивающе на меня и продолжил:

— Он работал пару месяцев за границей. Там случилась какая-то нехорошая штука. Его выдворили в Союз. Он поработал полгода и уволился. Что там случилось, почему он уволился, никто мне, да и моему начальнику не скажет. Вот так.

— Ну, не предатель же он? — сказал я.

— Джентльмен в поисках «десятки», — пошутил Устинов. — Сейчас у него на тебя «заказ». Знаешь от кого? Раньше, до революции в нашей Церкви было некоторое подобие своей инквизиторской службы. После революции попов знатно погоняли, церкви-монастыри поупраздняли. Только вот выяснилось, что щуку съели, а зубы остались. Знаешь такую поговорку? Степан Никифорович Коломойцев, на чьей машине вы катались на шашлыки, как раз сотрудник этой службы.

Он замолчал, достал из кармана пачку сигарет, ловко выбил до половины одну, взял её губами. Вытащил из кармана зажигалку, прикурил.

— Спиридонова вчера задержали под предлогом выяснения причины, почему он устроился на оборонный завод под вымышленными установочными данными. Побеседовали с ним. Мужик понял, с кем связался, поэтому в игру «партизан в гестапо» играть не стал, сразу дал весь расклад. Теперь, — Денис затянулся, — голову ломаем, как выйти из создавшейся ситуации. С одной стороны, его наказать надо. А с другой — за что? За подделку документов? За трудоустройство на оборонный завод? Так это наших надо наказывать, которые его проверяли. Да и тебя «светить» нельзя. Коломойцев тоже своё получит. Так, что можешь их не опасаться.

— Я тебя сейчас сильно подставил? — спросил я. — Влетит тебе?

Устинов поморщился:

— Зотов просил мужику помочь по возможности… Ладно, забудь. Мужик, хоть и заслуженный, но реально берега попутал. Хамло! Поехали!

Он довёз меня до дома.

— Или тебя в школу отвезти?

— Нет, — улыбнулся я. — Домой.