Седьмая сестра - Надежда Викторовна Ожигина
«Зачем приехал? Кому ты мстишь?» – мысленно спросил Воронцов у дракона.
Синг Шё полосовал его злобным взглядом, пытаясь ползти по брусчатке.
«Я не сын своего отца, и Тамара ему не дочь. Мы не в ответе за грехи Сухаря».
«Вы приняли его покровительство! – наконец-то пришел шипящий ответ. – Считаетесь наследниками, разве этого мало? В Китае семейными узами связывает даже намерение! Тот, кого ты назвал Сухарем, убил прадеда и ответит кровью!»
«Да пожалуйста! Только встань в очередь. Русская традиция, извини».
Синг Шё пригасил пылающий взгляд, а казалось, еще немного – и устроит лазерное шоу в ночи. Новый удар попал в цель: «Слышал, сестрица хворает? Знаю, как излечить!»
Аспид, таким, как Григ, не ставят условия в сердце Москвы!
«Что просишь взамен?»
«Для начала камзол!»
Григ скинул с плеча старинную вещь, скептически осмотрел.
– Этот? – рискнул крикнуть вслух, прорываясь сквозь перезвон. – Да ради бога, держи, фетишист.
Камзол полетел к Синг Шё, китаец извернулся, вцепился руками.
– Между прочим, музейная редкость, я взял эту тряпку в Екатерининском зале, даже не знаю, кто в нем щеголял. Не порви, варвар китайский.
Григ все поглядывал на куранты. Слишком долго, милейший господин Фролов, так-то вы мчитесь на звуки набата? Минута прошла, дольше ждать нельзя, нужно уходить из резонансной зоны.
– Шмотки Брюса я вынес чуть раньше, пока ты занимался разной херней. Твоими молитвами, птеродактиль, орден Субаш вышел из тройного союза. И готов заключить договор. Условия обсудим чуть позже. Если выживешь, гад чешуйчатый.
Послышались звуки сирены, над площадью застрекотало от многочисленных вертолетов, заелозили по брусчатке беспокойные лучи прожекторов. Поймали Синг Шё в перекрестье. Григ воспользовался неразберихой и тем, что преступник в обнимку с уликой обнаружен и обезврежен. Вспрыгнул на крышу ГУМа и устроился поудобнее, чтоб досмотреть финал представления.
К Синг Шё бежали Фролов и Обухов, Патрикей прикрывал их с тыла. Кромешники окружали площадь. Но как только примолкли колокола, над Красной площадью пронесся рев. Стремительный черный дракон взмыл в небо, разметав атакующие вертолеты, и красиво спикировал в кипящую реку, сбрызнутую лунным соком.
– Почему ты не взял камзол? – плакала Софи Вознесенская.
– Потому что ты не просила, – терпеливо ответил Григ, закладывая руки за спину. – Зато я выкрал тело фельдмаршала, и мы можем снова его закопать.
– Захоронить! По ритуалу и с надлежащими почестями!
– Пусть, – не стал спорить Григорий. – Могу разговаривать со всей патетикой и велеречивостью прошлого века, если тебе станет легче.
– За подкладкой камзола, под самым воротом, вышиты тайные знаки! Они подскажут, как вскрыть проход.
– Теперь он в Кремле, не подобраться. Упроси Самойлова сделать выставку.
– Сейчас с ним нельзя говорить о фельдмаршале. Гриша, я должна съездить в Глинки, там фамильный склеп Брюсов. Поможешь?
– Если перестанешь так меня называть.
– Ну прости, мне все время чудится мальчик, подравшийся за сестренку в приюте. Поехали прямо сегодня, Григ?
Она вытерла слезы и улыбнулась. И Григ не смог отказать учителю, увязая все больше, будто в болоте, в тайнах петровских времен.
Я спала неспокойно, все время ворочалась, даже плакала во сне, взахлеб. Казалось бы, должен привидеться Оксфорд, красивые улицы и Юэ Лун. Но когда меня баловал организм?
Разумеется, снились гадости. Мозг не смог принять метания Грига, все анализировал: почему? То приносит одежду, то забирает, подумаешь, неврастеник!
Снова увидел меня с Юэ Луном и окончательно психанул? Или ревность тут ни при чем, а Григ что-то решил для себя, мрачное, жуткое, преступно-кровавое, оттого и забрал вещи из шкафа? Неужели он в самом деле заключил союз с черным драконом?
Если так, он сжигает мосты. Те шаткие конструкции из веревок, что когда-то соединили нас и позволили помечтать о будущем, в котором сложится «мы».
Как его удержать, образумить? Оттащить от самого края пропасти?
Эти мысли отравленными иголками вонзались в мой воспаленный разум, заставляли ворочаться и кричать, лить слезы и повторять его имя, будто магическое заклинание.
А под конец забытья в подсознание ворвался дракон, перечеркнувший рассветное небо узкой чернильной кляксой. В гневе он метался над башней и шипел:
– Ну хорош-ш-шо! Любишь играть? Поиграем! Подпиш-ш-шем с тобой договор, но счет я прос-с-ставлю немалый.
Я широко раскрыла глаза, вслушиваясь и гадая, наяву мне послышалось или в бреду. От вчерашней чудесной расслабленности не осталось даже следа, тело ныло, разом нахлынуло: трупы, завод, Кудринка.
Интересно, как Долли? Смогла оправиться? Или подобные раны не заживают по щелчку пальцев? Помогла ли Марго или в такие минуты хочется убить всех друзей и знакомых, повторяющих банальные ужасы? Типа, все хорошо, не грусти, он бы не хотел, чтоб ты плакала, живи за двоих, терпи… Ничего не хорошо, и терпеть не стоит. Нужно выть, кусаться, бить посуду, орать – лишь такие выбросы негатива хоть как-то помогают разбитой душе, а вовсе не смирение и покорность.
Слезы – защитная функция в стрессовой ситуации. Они так нужны, так целительны, зажимать их внутри – преступление.
Затрезвонил телефон, я метнулась в прихожую. Думала, узнаю что-то о Кудринке, но нервозная Варька отдала приказ:
– Десять минут на сборы – и в штаб! Сегодня ночью дракон обокрал Исторический музей и слегка помял Красную площадь.
– Чего? – удивилась я. Нет, все понимаю, Изнанка, исподы, но есть же в мире святые вещи! – В смысле, помял Красную площадь?
– Того, – огрызнулась Шестая. – Ну, не помял, им самим помяли, в брусчатку вдавило гада. Короче, я тебя жду.
Я попыталась обуть кроссовки, одновременно допивая кофе, сунула чашку Самойлову вместе с недожеванным бутербродом. Схватила скрипку, рванула к балкону.
Второй день недосыпа, достали уже!
3
Совещание в павильоне в Останкино прошло в скромном семейном кругу. По сравнению с недавним собранием народу в кабинете набилось немного.
Сам командор, капитаны-любимчики – Обухов, Людмила и Патрик, – еще пара-тройка полузнакомых. Ну и Сестры из Лицевого корпуса, шесть со-зданий, за исключением Кудринки.
Даже чашек на всех хватило, будто обсуждали не грандиозный провал, а устроили летний корпоративчик. Чай, кофе, печеньки, конфетки. Так мило, что зубы сводит.
Фролов не обзывался «голубчиками» и «сударынями бесценными», вводил высший состав кромешников в курс дела строго по существу.
Курс, надо сказать, был так себе. Обвалился за ночь курс Бюро Кромки, резко подешевели акции. А ведь и так, поделилась Варька, им урезали дотации при Брежневе, а уж в годы перестройки вообще закопали – отсюда и кризис в девяностых годах, разгул исподней преступности. Шеф из пепла поднял Бюро, собрал талантливую молодежь…
– Итак, что
