Седьмая сестра - Надежда Викторовна Ожигина
Юэ Лун не стал рисковать и пугать девиц на ресепшене, облетел на цингуне вокруг отеля, нашел открытое окно в коридоре.
Нужная дверь без проблем открылась, а я все слушала отголоски Оксфорда и нежные переливы бяньцина. Лишь оказавшись в кабинете Элен, как называла его по привычке, поняла, что застыла в объятьях Китайца, покоряясь его рукам и губам. Поцелуя опять не случилось: я пришла в себя чуть раньше и отстранилась. Но Юэ Лун не настаивал. Улыбнулся мне солнечно, нежно, прошептал на ухо, лаская дыханием:
– Этот Юэ подождет, со-здание. Нас ведь свела судьба.
Из гостиницы «Ленинградская» он ушел не прощаясь. Не дожидаясь неловкой минуты, когда я начну выдумывать сказку про усталость и головную боль.
А я даже не успела сказать спасибо за волшебные часы, что он подарил.
Юэ Лун хотел мне показать весь Китай, все города, где есть «Хилтон». А мне намечтался Альберт-холл в Лондоне, миланская опера, Вена, Париж, множество точек на карте Европы, так или иначе связанных с музыкой.
Я поднялась к себе, улыбаясь совершенно по-идиотски, окутанная атмосферой Оксфорда, будто сказочным плащом-невидимкой.
Но на входе в квартиру дожидался Самойлов, и скелет его излучал злорадство. Наскоро осмотрев помещения, я интуитивно заглянула в шкаф.
Бархатные плечики колыхнулись, застучали в тишине кастаньетами. Пустота, чернота. Безысходность.
Не будет ни кратких свиданий, ни болезненных тренировок.
Григорий Воронцов забрал всю одежду, что до этого притащил в мой дом.
2
Лунный свет пробивался сквозь окна.
В его отблесках экспонаты в витринах смотрелись иначе, объемнее, будто история оживала и каждая вещь творила аккорд в бесконечной мелодии прошлого. Сознание подчинялось иллюзии, дыхание делалось медленнее, погружение в эпоху заставляло тело двигаться в непривычном ритме, плавном, как менуэт.
Гость еще раз обошел все витрины зала под номером двадцать два. Еле различимая тень, скользящая над паркетом. Серебряный звон, шум океана, натянутые лунные струны.
Не поленился, открыл возок, пошарил рукой под скамьями, будто нужный ему предмет могли спрятать подобным образом. В слюдяных оконцах отразилась полумаска из чеканного серебра – много раз, как в фасетчатых глазах насекомого.
Гость пошел по третьему кругу. Вернулся к скульптурному портрету Петра I. Укрытый в тринадцатой витрине портрет был сделан с прижизненной маски работы Карло Бартоломео Растрелли: отличный способ, если подумать, взглянуть в лицо императору. Там же хранились забавные штуки: походная печать императора, государственные печати и чугунный слепок с руки, сделанный пушкарями. Но гостя притягивала скульптура, пробуждая что-то настолько темное, что было страшно заглядывать.
А уж казалось бы, страх изжит, раздавлен, вырван из сердца за столько лет гнева, стыда и боли. Но жизнь – мастерица делать сюрпризы, всегда отыщет что-то на дне, чтоб порадовать грешную душу.
Гость зашипел, вытянул руку, легко, без звона пробивая витрину. Прочное стекло обхватило кисть, обтекло ее, как поток водопада. Молекулы материала, способного останавливать пули и выдерживать направленный взрыв, просто раздвинулись, будто струи, открывая вору богатства внутри.
Интересная техника, любопытно!
Он коснулся скульптуры Петра – и голова императора осыпалась мерцающей пылью. Ответом было ругательство и змеиное шипение, полное гнева.
– Иными словами, – рассмеялся Григ, позволяя себя услышать, – если следовать философии Дао, можно обойти и такие преграды, наполнив их пустотой? Отключить сигнализацию, камеры, войти в непробиваемое стекло? Впрочем, нет, я ошибся; судя по сейфу в доме Петра Кондашова, ты должен видеть, к чему стремишься. А в награду за все труды – лишь пыль и пепел. Досадно.
Синг Шё медленно повернулся, выхватывая взглядом сгусток тьмы у дверей.
– Снова ты, наследник ордена Субаш?
Направленный удар Григ отразил, погасив волну встречным потоком. Стекла в окнах задребезжали.
– Не нужно погрома, – поморщился. – Все-таки мы в музее.
– Я разнес столько музеев… – улыбнулся под маской Синг Шё.
– Ну и как? Разыскал хоть что-то полезное?
Синг Шё взглянул на витрину, в которой успел обернуться пылью оттиск ладони Петра. Снова на московского монстра, прислонившегося к косяку.
– Это подделка, – пояснил Григ, рисуясь и нарываясь. – Ты разрушил барьер, иллюзия тает. Все, что было ценного в зале, хранится в другой коллекции. Между прочим, пока ты не влез, даже кромешники не заметили. Так зачем же крушить? Прорываться силой? Ладно, поговорим о деле. Я пришел спросить: что тебе нужно? Зачем лютуешь в моей Москве?
Новый удар Синг Шё все-таки выбил окна в музее. Григ вновь проявился в дверном проеме и небрежно отряхнул старинный камзол, накинутый на голые плечи.
– Это камзол Якова Брюса? – хрипло спросил Синг Шё, делая шаг вперед.
– Кстати, спасибо за помощь. – Ирония Грига затопила зал, звякнула в осколках стекла. – Я лет сто пытаюсь изъять из запасников вещи и бумаги фельдмаршала, а тут ты со своими гастролями. Выставка в твою честь, оценил? Приманка выложена на блюде, а ты и рад сунуться в пекло: всех убил, все отключил, устроил форменный беспорядок!
Воронцов ударил, несильно, пристрелочно, но и этого оказалось довольно, чтобы со стен упали картины, накренился возок Петра I, а в витрине с оружием чугунные пушки развернули дула, взяв китайца в прицел.
– Пары штрихов не учел – русской лени и привычки срывать все важные сроки. Вещи Брюса из кремлевской коллекции передали в Исторический музей позавчера. Но внезапно заболел куратор. Такая досадная неприятность!
Эти слова он кричал уже с лестницы, торопливо сбегая на первый этаж. Синг Шё стремительно полетел за ним, но гуциня пока не было слышно.
– Что ты узнал о работах Ньютона? – крикнул Григ, выбивая окно и вырываясь на Красную площадь. – У нас много общего, не находишь? Два монстра сумеют договориться. Ведь сошелся с драконом чаротворец Брюс, объединил Запад с Востоком!
Когда Синг Шё выпрыгнул следом, Воронцов отбежал по брусчатке по направлению к Мавзолею. Китаец почуял охранную ауру, идущую от Кремля, но все-таки ударил, уже всерьез, рискуя повредить артефакт, скрытый за подкладкой камзола.
Воронцов не ответил. Зачем?
Синг Шё придавило к брусчатке так, что на камнях осталась солидная вмятина. Древний Кремль нацелился башнями, откликаясь на шепот Грига. Куранты устроили перезвон, набатом отозвались колокола Ивана Великого и всех соборов, скрытых за кремлевской стеной.
Не оказалось на Синг Шё амулетов грозного ордена Субаш, а защитные знаки и талисманы не спасали на чужой территории. Колокольный звон дробил звуки, не было смысла тревожить гуцинь в этих хаотических колебаниях. Когда разом бьют по исподней сути Успенский колокол, Ревун и Медведь, невозможно устоять на ногах.
Грига тоже накрыли звуковые волны, расшатывая, выбивая дух. Но он держался как мог, преклонив колено у Мавзолея и внимательно следя за Синг Шё. Дома,
