Все оттенки ночи. Страшные и мистические истории из переулков - Анна Александровна Сешт
Она знала, что все это слышала и видела только она.
Что-то с ней было не так. Но что она могла бы сделать? Кому она расскажет, что сходит с ума? Что с ней будет? Она не хотела ложиться в психушку.
Ю Джин посильнее натянула рукава, словно это могло ей помочь спрятаться, раствориться, исчезнуть. Если бы только она могла обернуться морской пеной, стать невесомой, а затем раствориться в пучине морской. Русалочка пошла на это, потому что любила, Ю Джин бы пошла на это, потому что её не любили.
Наверное, поэтому она в воскресенье согласилась пойти с бабушкой в церковь. Ей хотелось вспомнить чувство безоговорочной любви и принятия, которое она чувствовала в детстве в церквях.
Бабушка привела Ю Джин в католическую церковь, и она с любопытсвом разглядывала здание из красного кирпича. Та отличалась от привычных протестантских церквей, в которые ходили ее родители. Церковь Вечной Жизни господина Кима, как и другие протестантские церкви, больше походила на обычное офисное помещение со скамейками и пастором, вещающим за кафедрой. За его спиной горел красный крест.
Эта церковь больше походила на те, что показывали в зарубежных фильмах: скамейки в ряд, в центре образ Христа.
Едва они оказались внутри, Ю Джин ощутила знакомый аромат ладана, однако вместо успокоения он показался ей навязчивым и тревожным. Он заполнял ее легкие, мешая вздохнуть. Ю Джин стала делать все более отчаянные и частые вдохи, начиная задыхаться. Она как будто разучилась дышать! В панике Ю Джин поднялась, чтобы выйти из церкви, когда ее нагнал знакомый мягкий голос:
– Дорогая, Им Ю Джин, рад видеть, что ты не изменяешь своим привычкам.
Ю Джин вздрогнула, повернула голову в сторону господин Кима… вместо очередного вдоха раздался лишь свистящий хрип. В глазах потемнело, и она потеряла сознание.
– Вставай, Ю Джин, открой глаза, пожалуйста, Ю Джин, – бабушкин горестный вой над ухом привел ее в чувства.
– Я порядке – невнятно произнесла она, лишь бы успокоить бабушку.
– Конечно ты в порядке, – рядом с ней на коленях сидел господин Ким с добрейший улыбкой.
Еще не успел мозг обработать эту информацию, как Ю Джин издала нечеловеческий звук, заволочила ногами по полу в ужасе, пытаясь отползти от него как можно дальше, но кто-то крепко держал ее в объятиях.
Господин Ким и правда был здесь? Бабушка тоже хочет ее убить?!
– Отвали от нее, – раздался звонкий голос Соры.
Бесцеремонно она оттолкнула культиста, тот комично упал на зад, за мгновение теряя весь свой благочестивый образ.
– И ты отвали, – сказали она кому-то, держащему Ю Джин, после чего подхватила ее за подмышки и стала поднимать.
Бабушка рассеяно озиралась.
– Не видите, господин, ей неприятны мужчины. Особенно в возрасте. Особенно от которых пахнет, как от вас, – фыркнула она. – Ох уж эти старые прилюбадеи.
Сора так отчетливо произнесла «прилюбадеи», что стало ясно, что она понятия не имела, как это слово пишется.
– Я подруга Ю Джин из школы, уведу ее, – бросила Сора бабушке.
Бабушка оторопело кивнула и бросилась извиняться перед господином Кимом, а Сора, не бросая слов на ветер, действительно вывела Ю Джин наружу.
– Ин Хек! – крикнула она.
Ин Хёк действительно был здесь. Он неохотно пристегивал велосипед, явно намеренно возясь подольше. Едва увидев девушку, он оживился, заулыбался и помахал. Для Ю Джин все происходило заторможенно и как в тумане. Мозг, казалось, отупел и перестал думать.
– Отвези ее домой, ей плохо, – распорядилась Сора.
Ю Джин не сопротивлялась. Она безвольно уселась на багажник велосипеда, взялась руками за сиденье и позволила себя везти. Ин Хек, к его чести, не стал задавать лишних вопросов, спокойно приняв свою роль развозчика.
– Держись крепко, – обеспокоенно кинул ей Ин Хёк. – Или садись, и я буду толкать велосипед?
Ю Джин хватило сил только покачать головой. Ей нужно было убраться отсюда как можно скорее.
Она была в ловушке. Ее нашли, а бабушку завербовали. Теперь Ю Джин не жить. Ее нашли.
Голоса в голове яростно завыли. Казалось, сотни людей объединились в одном реве, заглушая все остальные звуки и мысли.
Дорога до дома на велосипеде заняла больше часа. Когда они уже подъезжали к дому, Ю Джин невольно обратила внимания на капли пота, что стекали с волос Ин Хека по затылку. Вместо благодарности это вызвало у нее приступ злости. Почему они с Сорой не оставят ее в покое? Даже собственные родители хотели избавиться от нее, что нужно этим двоим?
Уже у дома, с трудом отцепив скрученные руки от сиденья, Ю Джин спрыгнула с велосипеда до того, как тот затормозил. Ин Хек резко остановился и испуганно посмотрел на нее, похоже, уверенный, что она упала.
– Почему ты не оставишь меня в покое? – озвучила мысли вслух Ю Джин. Уж явно он мог найти себе более нормальных друзей.
– Ты красивая, – сказал он, слегка смущенно улыбаясь, но смотря ей в глаза.
Ответ ее обескуражил. Наверное, в мире нормальных людей это веская причина? А в мире Ю Джин прямо сейчас над ее домом висели четыре загадочные четверки.
– Я красивая? – зло хмыкнула она, после чего обнажила руку со шрамами. – Это красиво? Я фрик.
Она ожидала от него чего угодно, кроме всепоглощающего сочувствия, выразившегося в его взгляде. Ю Джин невольно отшатнулась от него, глаза защипало от слез. В его взгляде было то сочувствие, которое она должна была испытывать сама к себе. Относись к себе, как относилась бы к другу, или как там говорят.
Но все эти советчики не знали одного: если она хоть на мгновение позволит себя пожалеть, если хоть на мгновение она даст слабину, то просто развалится. Она начнет плакать, и будет рыдать до скончания времен. Не сможет ходить в школу, не сможет мечтать об университете, от нее останется только скорлупка, как от улитки, которая покинула дом.
– Это твои родители? – тихо спросил он, и сразу же добавил с неловкой улыбкой. – Эй, ты не одна тут фрик. Я упал с яблони на штырь. Смотри! Он задрал рукав, показывая ей шрам, хоть и некрасивый, но естественного происхождения. От абсурдности ситуации Ю Джин смешливо фыркнула. Его это явно вдохновило, и он продолжил:
– Вот над бровью еще шрам, я упал! Честно говоря, у меня много таких шрамов, могу рассказать тебе про каждый, – на мгновение он улыбнулся, а затем посерьезнел. – Я знаю, что такое быть другим, и знаю, что